Основоположником школы Багуачжан был мастер по имени Дун Хай- чуань, носящий в традиции Багуачжан титул «первоучитель» (сянь ши). Об этом человеке ходит множество легенд, его жизнь послужила даже сюжетом для большого приключенческого романа, написанного в начале нашего столетия, а вот вполне достоверных сведений о нем почти нет. По преданию, Дун Хайчуань родился в 1797 г. в столичной провинции Чжили, неподалеку от городка Вэньань. Те места издавна славились выдающимися мастерами кулачного искусства. Один из старых биографов Дун Хайчуаня сообщает, что он «с детства любил боевые искусства, по натуре был прям и тверд, превыше всего чтил долг и справедливость». По какой-то причине Дун Хайчуань еще юношей покинул родную деревню (согласно одной версии, он был вынужден бежать из-за того, что повздорил с одним из своих могущественных земляков, согласно другой, он пустился в странствия, поскольку «не вел хозяйства»). Возможно, научившись обращению с разными видами оружия и приемам рукопашного боя (известно, что Дун Хайчуань отлично владел широко распространенным в Северном Китае «стилем архата»), Дун Хайчуань отправился на поиски достойных соперников и настоящего учителя. Предание гласит, что однажды, странствуя в горах Цзюхуашань, что в провинции Аньхой, Дун Хайчуань повстречал необыкновенного старика: одет он был, как древние даосы, в одежду из птичьих перьев и, несмотря на преклонный возраст, стоял прямо, словно аист, лицом был юн и свеж, как ребенок, а ступал легко-легко, словно не по земле шел, а летел по воздуху. С первого же взгляда Дун Хайчуань понял, что перед ним святой человек, упал на колени и поклонился ему как учителю. А старец говорит: «Так и быть, возьму тебя в ученики. Сущность моего искусства — это вращение ладоней, а в деле мы его применяем, когда действуем оружием. Если постигнешь его в совершенстве, поможешь себе и принесешь пользу людям». С того дня Дун Хайчуань поселился в хижине старого даоса и три года усердно изучал его искусство. Секрет же этого искусства заключался в определенном порядке движений рук и ног, соответствующем круговороту восьми триграмм — основных символов главного канона Китая «Книги Перемен».
Насколько достоверен рассказ о встрече Дун Хайчуаня с необычным даосом, сказать трудно. В самом факте такой встречи в общем-то
нет ничего удивительного. Еще и сегодня многие учителя ушу или цигун уверяют, что научились своему искусству у странствующего даоса. (В годы «культурной революции» такое случалось особенно часто, поскольку немало любопытных горожан выслали тогда в глухие деревни, а самим даосам было даже безопаснее жить в постоянных странствиях.) Существует еще предание о том, что Дун Хайчуань получил свое кулачное искусство от старика-даоса в знаменитых горах Эмэй- шань, что в провинции Сычуань, но о нем вспоминают редко.
Современный мастер Багуачжан Хао Синьлянь сообщает, что в некоторых местностях провинции Хэнань по сей день существует стиль «кулачного искусства по восьми сторонам», очень напоминающий технику Ладони Восьми Триграмм. Да и самое понятие Восьми Триграмм в Китае было, конечно, издавна у всех на слуху. В прошлом по всему северному Китаю была распространена народная секта «Учение Восьми Триграмм», имевшая восемь отделений по образцу восьми триграмм. Многие последователи секты усердно занимались кулачным искусством. Наконец, в одной исторической повести XVIII в. рассказывается о двух учителях народной секты «Учение Небесной Истины», Фэн Кэшане и Ню Лянчэне, один из которых практиковал «кулак триграммы Кань», а другой — «кулак триграммы Ли». Случайно встретившись однажды, эти удальцы решили заниматься вместе, поскольку, по даосским понятиям, именно единение триграмм Кань и Ли порождает эликсир вечной жизни и высшего просветления.
Не будет, конечно, слишком смелым предположить, что Дун Хайчуань создал свою школу на основе синтеза некоторых народных форм кулачного искусства. Да и в самой фигуре этого загадочного воителя, защищавшего обездоленных и скрывавшего свое искусство от сильных мира сего, угадываются черты героя народной культуры, извечно находившегося, мягко говоря, не в ладах с официальной властью. Примечательно, что и среди учеников Дун Хайчуаня мы видим только простых людей, кормившихся своим ремеслом или незатейливой торговлей.
В начале 80-х годов некий житель Пекина по имени Тянь Хой (ныне покойный) объявил, что является преемником «подлинного» стиля Багуачжан, существовавшего в провинции Шаньси еще с XVI в. На поверку, однако, заявления Тянь Хоя оказались чистой мистификацией, а изданная им книга об искусстве Багуачжан — не более чем произвольным перетолкованием существующей традиции.
Но вернемся к жизни подлинного основоположника Багуачжан. Переняв от старого даоса науку «вращения ладоней по восьми триграммам», Дун Хайчуань возвратился в родные места, но вскоре опять был вынужден бежать — на сей раз в Пекин. Есть сведения, что, спасаясь от преследований, Дун Хайчуань даже стал евнухом в императорском дворце. Впрочем, своего боевого духа он не утратил и в столице. Рассказывают, что здесь он встретил знаменитого мастера Синъицюань Го Юньшэна, и тот вызвал Дун Хайчуаня на поединок.
Два дня подряд мерились бойцы силой, и Го Юньшэн, уложив немало людей одним ударом, на сей раз ничего не смог поделать со своим соперником, а на третий день Дун Хайчуань одержал решительную победу. С тех пор Дун Хайчуань и Го Юньшэн стали друзьями, а ученикам школ Синъицюань и Багуачжан было даровано право свободно учиться друг у друга.
Еще рассказывают, что, спасаясь от преследований могущественных врагов, Дун Хайчуань скрылся в доме императорского родственника Су-вана, большого любителя кулачных боев. Однажды во время пира Су-ван с изумлением увидел, как Дун Хайчуань носил на кухню чайники, лепсо взбегая по стене домика, в котором пировали гости. Тут Су-ван понял, что его новый слуга достиг необыкновенных высот в кулачном искусстве и приказал Дун Хайчуаню показать свое мастерство присутствующим. Тот не посмел ослушаться и сделал несколько фигур: то вытянется, как летящий дракон, то свернется, как удав, а под конец прошел в воздухе восемь шагов и хлопнул в ладоши так, словно гром грянул. Су-ван был очень доволен и назначил Дун Хайчуаня начальником своей личной охраны. Тогда прежний командир охранников по прозвищу Ша Хуэй-цзы, что значит Мусульманин Ша, затаил на Дун Хайчуаня обиду. Однажды ночью этот Ша Хуэй- цзы с ножом в руке ворвался в комнату Дун Хайчуаня, а его жена встала у окна с пистолетом. Не успели нападавшие опомниться, как Дун Хайчуань выхватил пистолет из рук женщины и навел его на Ша Хуэй-цзы. Пришлось тому упасть на колени и просить прощения. Дун Хайчуань не стал мстить Ша Хуэй-цзы и даже согласился взять его в обучение.
Дун Хайчуань был человеком необычайно мужественным и ненавидевшим всяческую несправедливость. Рассказывают, что когда один из его учеников стал употреблять свое искусство во зло, притеснять и обижать простых людей, учитель вызвал его на поединок и убил его. Молва приписывает Дун Хайчуаню участие в народных восстаниях или, по крайней мере, тайное сотрудничество с вожаками восставших. Трудно сказать, есть ли историческая правда в таких догадках, но есть немало рассказов о том, как Дун Хайчуань в одиночку и без оружия расправлялся с целыми шайками вооруженных разбойников, и этим историям верится больше.
Под конец жизни Дун Хайчуань ушел со службы и создал свою школу кулачного искусства. В эпитафии на его могиле говорится, что У него было в общей сложности больше тысячи учеников. Другие же утверждают, что у него учились всего семьдесят два ученика — точь-в- точь как у Конфуция. Близких же учеников у него было шесть (по другим сведениям восемь). И по сей день можно услышать множество историй о необычайных способностях первоучителя Багуачжан. Одна- исды в летний день Дун Хайчуань сидел на стуле у стены и по своему обыкновению как бы дремал. Внезапно разразилась гроза, и стена, под которой он сидел, рухнула. Ученики ринулись к тому месту, стали
разбирать обломки стены, а найти своего любимого учителя не могут. Оглядываются — а он как ни в чем не бывало сидит поодаль на стуле и все так же дремлет. В другой раз учитель после обеда дремал на циновке. Один ученик хотел накрыть его одеялом, осторожно расстелил его и вдруг с удивлением обнаружил, что накрыл одеялом пустое место. Оглядывается — а учитель лежит в стороне и по-прежнему спокойно дремлет.
Еще рассказывают, что как-то раз учитель собрал своих лучших учеников и предложил им поймать его в темной комнате. Погасили ученики лампу, стали в темноте шарить, друг на друга натыкаются, а схватить учителя не могут. Потом зажгли свет, смотрят — а учитель висит, словно приклеенный, на стене. Тут все невольно рассмеялись. Не будем торопиться считать эту историю вымыслом. Учитель Ли Цзымин говорил своим ученикам, что Дун Хайчуань и вправду мог «сидеть на повешенной на стене картине». Вообще Дун Хайчуань обладал необыкновенной прыгучестью: по рассказам Ли Цзымина, он мог, высоко выпрыгнув, поймать на лету птицу.
Был еще такой случай: в день рождения учителя ученики пришли поздравить его и пожелать ему многих лет жизни, а потом, как водится, затеяли во дворе рукопашные бои. Спустя некоторое время заходят они снова в комнату учителя, а там никого нет, выходят наружу и видят: учитель преспокойно стоит во дворе. Удивились ученики, а Дун Хайчуань говорит им: «Ваш изъян в изучении воинского искусства в том и заключается, что ваши уши не могут все слышать, а ваши глаза

• все видеть».

Учитель Дун обычно очень мало ел. Однажды его спросили, отчего он так сдержан в еде. Он ответил: «Есть нужно лишь столько, чтобы утолить голод. А если есть слишком много, то будешь много плеваться». Один ученик подошел к нему с такими словами: «Наш почтенный отец столь возвышен духом и телом. Я, ничтожный, и мечтать не могу
о              том, чтобы сравняться с вами. Могу ли я услышать о том, как ударить человека посредством ци?» Учитель ответил: «Чтобы ударить человека посредством ци, нужно, чтобы ци имело опору. А опираться оно должно на физическую силу».
Последние годы жизни Дун Хайчуань провел в лавке похоронных принадлежностей и в столярной мастерской, принадлежавших его ученикам. Однажды он собрал всех своих людей и сказал им: «Пришло время мне уйти. Но если вы сумеете сберечь и передать будущим поколениям искусство Восьми Триграмм, то я, даже умерев, останусь в этой жизни». Сказав эти слова, он умер, продолжая сидеть прямо. Прожил Дун Хайчуань восемьдесят три года. На его похороны пришло множество народу. Говорят, ученики поначалу никак не могли сдвинуть с места его гроб, как будто он был привинчен к полу. Внезапно из гроба донесся голос учителя: «Сколько раз я говорил вам, что никто из вас не постиг и десятой доли моего мастерства!» И тут ipo6 стал вдруг легким, как пух.
Учителя Дун Хайчуаня похоронили с почестями за Восточными воротами столицы и воздвигли на его могиле плиту с памятной надписью. Впоследствии здесь были установлены еще две памятные стелы. А в 1980 г. по инициативе Ли Цзымина прах Дун Хайчуаня был перенесен на престижное кладбище в западном пригороде Пекина. На новой могиле основоположника школы Багуачжан была заново установлена памятная плита с именами законных учителей школы.
Первоучитель Дун Хайчуань, как мы уже могли заметить, охотно брал к себе учеников, но преподавал свое искусство не совсем обычным способом. Он ничего не записывал, ограничиваясь устными разъяснениями, и уделял исключительное внимание внутреннему пониманию практики. Говорят, его любимая поговорка гласила: «Выучить целый комплекс хуже, чем выучить один прием. А выучить один прием хуже, чем выучить одну фразу». Видно, только тот, кто до конца понимает ценность слова, понимает, как опасно фиксировать слово на бумаге! Дело, естественно, не в слове самом по себе, а в понимании. Понимании, которое освобождает от ученического подражательства внешним формам, зависимости от техники вообще. Говорят, Дун Хайчуань из всех своих учеников больше всего любил Лю Фэнчуня, который «был от природы как бы глуповат и прямодушен». Этот Лю Фэн- чунь как раз знал меньше комплексов движений и приемов, чем другие ученики, но в том немногом, что он знал, он совершенствовался с особенным усердием и заслужил наибольшие похвалы от учителя. (Сходные истории имеют хождение и в других школах ушу. Рассказывают, например, что знаменитому мастеру школы Синъицюань Го Юныпэну учитель преподал только исходную стойку. Когда Го Юньшэн, по прошествии двух лет ежедневного стояния в этой стойке, осмелился попросить учителя преподать ему еще что-нибудь, учитель сделал ему такую сильную подсечку, что Го Юньшэн перевернулся в воздухе, но вновь встал на землю в той же стойке, как вкопанный. «Мне больше нечему учить тебя!» — воскликнул учитель.)
Нужно добавить, что к каждому ученику Дун Хайчуань подходил индивидуально, требуя от него не только внутреннего понимания форм, но и обучая его соответственно его природным задаткам и способностям. Не удивительно, что в русле традиции Багуачжан уже во втором поколении возникли несколько весьма различающихся между собой стилей, а внешние формы практики в Багуачжан отличаются особенной неопределенностью и текучестью. Кроме того, в последнее время традиционные формы Багуачжан были обогащены множеством новых вариаций и дополнений. Бессмысленно поэтому говорить о ка- ких-либо «нормативных» формах практики Багуачжан, хотя чиновники от спорта в КНР и установили определенные комплексы приемов, предназначенные для показательных выступлений. Но суть Багуачжан

• не внешняя форма, а внутреннее состояние, которое делает мастера свободным перед лицом всех форм. Еще и сегодня Багуачжан остается, пожалуй, наименее упорядоченным и наиболее индивидуализирован
  ным из всех «внутренних» стилей ушу. В традиционном Багуачжан нет единого нормативного комплекса движений, и каждый мастер имеет свою личную, порой очень своеобразную манеру исполнения традиционных фигур. В каждом из существующих стилей Багуачжан основные формы, завещанные первоучителем, претерпели определенные изменения и были дополнены многими новыми движениями и фигурами.

После Дун Хайчуаня в традиции Багуачжан сложились сразу несколько стилей, созданных ближайшими учениками первоучителя. В Пекине наибольшей известностью и авторитетом пользуются три стиля, которые были основаны учителями Чэн Тинхуа, Инь Фу и Лян Чжэньпу.
Пожалуй, наибольшей известностью среди учеников Дун Хайчуаня пользовался Чэн Тинхуа. Он был выходцем из уезда Шэнь провинции Хэбэй — родины многих прославленных мастеров кулачного искусства. Учитель Чэн тоже смолоду обучался «воинскому гунфу» и уже пяти лет от роду хорошо владел техникой ударов руками и ногами. Он был третьим сыном в бедной крестьянской семье, в молодые годы уехал в Пекин на заработки, служил приказчиком в лавке, но занятий ушу не прекращал. Однажды ему представился случай побывать в доме Дун Хайчуаня и там, увидев знаменитого мастера, он со всем почтением поклонился ему как учителю. Много лет Чэн Тинхуа, не жалея ни сил, ни времени, обучался у Дун Хайчуаня искусству Ладони Восьми Триграмм и преуспел в этом больше других учеников. К тому же учитель Чэн был признанным мастером школы Синъицюань, и это тоже повлияло на созданный им стиль Багуачжан.
Со временем молва о необыкновенном гунфу Чэн Тинхуа облетела весь Пекин. В столице ему дали прозвище Очкастый Чэн, потому что он торговал очками. Нашлись и завистники, захотевшие погубить учителя Чэна. Как-то раз, когда Учитель Чэн шел домой через пус- тьфь, он услышал за собой чьи-то быстрые шаги. Оглянулся и видит: какой-то человек бежит прямо на него и вот-вот ударит его мечом. Быстрее молнии Чэн Тинхуа бросился на землю, и в тот же миг меч со свистом рассек воздух над его головой. А еще через мгновение Чэн Тинхуа уже был на ногах и одним ударом сбил нападавшего с ног. Потом он спокойно сказал ему: «Иди-ка, дружок, домой и позанимайся еще немного, а потом приходи опять». И ушел, даже не спросив у незнакомца его имя.
В те годы в столице славился мастер по имени Ван Шэнь. Этот Ван Шэнь особенно хорошо владел мечом, за что получил прозвище Ван- Быстрый меч. Однажды ученик Ван Шэня — его звали Чжоу Ху — проходил мимо того места, где Чэн Тинхуа занимался кулачным искусством со своими учениками, и увидел, как учитель Чэн исполняет фигуры восьми триграмм.
«Да разве это гунфу? — сказал со смехом Чжоу Ху, которому еще не доводилось видеть новый стиль. — Прямо как слепой ловит рыбу!» Чжоу Ху никогда не видел учителя Чэна и не знал, кто перед ним.
Ученики хотели было проучить нахала, но учитель Чэн остановил их и сам обратился к Чжоу Ху. «Видно, ты в этом городе не последний мастер, — сказал он. — Ну так покажи, на что ты способен».
Чжоу Ху посмотрел по сторонам и вцдит: стоит неподалеку старинная каменная плита, наполовину вросшая в землю. Он подошел к плите, надавил на нее двумя руками, и плита с треском переломилась у основания.
«Неплохо, — сказал учитель Чэн. — А теперь попробуй-ка столкнуть меня. Если получится — пойду к тебе в ученики». Чжоу Ху усмехнулся, подошел к сопернику, толкнул его раз, толкнул другой и третий, а учитель Чэн стоит, как вкопанный. Тут Чжоу Ху совсем рассвирепел, навалился на незнакомца со всех сил, а тот чуть подался в сторону и Чжоу Ху, потеряв равновесие, рухнул на землю. Незнакомец помог ему подняться, а потом говорит: «Если захочешь меня найти, спроси Очкастого Чэна». Так Чжоу Ху узнал, что встретился с самим Чэн Тинхуа.
С тех пор Чжоу Ху только и думал о том, как отомстить учителю Чэну. Он даже уговорил Ван Шэня пригласить в гости Чэн Тинхуа, надеясь, что его учитель как-нибудь оскорбит знаменитого гостя, и тот, что называется, «потеряет лицо». Но Ван Шэнь принял Чэн Тинхуа со всей почтительностью. Посидел Чэн Тинхуа в доме Ван Шэня, попил чаю, поговорил и стал уже выходить за ворота, как Чжоу Ху вдруг набросился на него сзади с ножом. А учитель Чэн чуть заметно дернул головой, взметнулась в воздух его длинная коса, и Чжоу Ху, вскрикнув, схватился руками за глаз, а между пальцев у него потекла кровь. Оказалось, что в косу Чэн Тинхуа была вплетена монета с отточенным краем, и учитель Чэн этой монеткой рассек своему недругу глаз.
А вообще учитель Чэн был человек доброго сердца и широкой души. Кто бы ни приходил к нему, он никому не отказывал в наставлении. В его доме скопилось множество учеников, но лучшим среди них был его собственный сын, Чэн Хайтин. О школе Восьми Триграмм учитель Чэн говорил так:
«Чтобы совершенствоваться в кулачном искусстве Восьми Триграмм, нужно первым делом найти хорошего учителя и уразуметь смысл занятий кулачным искусством, а также что идет в них впереди, а что — после. Восемь Триграмм на самом деле — это знак Единого Ци. А Единое Ци — это единство Восьми Триграмм, Четырех Образов и Двух Начал. Сущность мировых перемен и польза их идут из одного истока, покой и движение следуют одному пути. Путь этот простирается за все пределы мира и сходится внутри каждого из нас. В любом движении и в любой неподвижности, в каждом слове и в каждом умолчании есть образы триграмм. Стало быть, путь Восьми Триграмм не знает различия между внутренним и внешним. Кто постигнет его в своем сердце, облагодетельствует и самого себя, и весь мир. В жизни претворяйте родственную любовь, преданность старшим и доверие к друзьям, в речах своих поминайте молитву Будде, в поступках своих не отклоняйтесь от праведных деяний мудрецов и достойных мужей, в сердце
своем не отрекайтесь от заветов святых подвижников. Если не достигнете этого, не думайте, что вы занимаетесь искусством Восьми Триграмм. Нет, вам тогда не постигнуть утонченную истину нашей школы».
Говорят, во время восстания ихэтуаней учитель Чэн помогал восставшим, а когда в Пекин ворвались войска европейских держав (это случилось в 1901 г.), он вышел на улицу с парой ножей за пазухой и успел перебить с десяток «заморских чертей» прежде чем его сразила пуля захватчиков. Впрочем, другие утверждают, что учителя Чэна видели живым и позднее.
Из учеников Чэн Тинхуа наибольшую известность приобрел знаменитый мастер «внутренних школ» ушу Сунь Лутан, еще в 1917 г. издавший книгу (долгое время остававшуюся единственной) о стиле Багуачжан. Благодаря усилиям Сунь Лутана и некоторых других мастеров Багуачжан, школа Дун Хайчуаня пользовалась особенным авторитетом во времена гоминьдановского правления.
Младший брат учителя Чэна, Чэн Дяньхуа потом вернулся на родину и стал обучать кулачному искусству своих земляков — молодых и старых, мужчин и женщин ,— так что родную деревню семейства Чэн стали называть «деревней Восьми Триграмм». Кроме того, лучшие ученики Чэн Тинхуа преподавали его стиль в провинции Шаньси и в Маньчжурии.
Из всех учеников Дун Хайчуаня в один ряд с учителем Чэном можно было поставить лишь мастера Инь Фу (1840-1909). Учитель Инь : тоже был родом из столичной провинции, из уезда Цзи, молодым человеком перебрался в Пекин и стал учиться фехтованию, а кормился тем, что продавал на улице лепешки. Он прослышал о том, что во дворце Су-вана живет необыкновенный мастер кулачного искусства по имени Дун Хайчуань и стал каждый день приходить к воротам дворца со своими лепешками, надеясь когда-нибудь встретить этого человека. Минуло немало времени, и вот однажды Дун Хайчуань, уже давно наблюдавший за необычным продавцом лепешек, окликнул его из-за ограды дворца и пригласил к себе. Так Инь Фу стал учеником Дун Хайчуаня. Первым делом Дун Хайчуань преподал Инь Фу технику «кулака архата», развивавшую физическую силу и ловкость. Так было заведено в школе Дун Хайчуаня: сначала учиться «внешнему» и приготовить свое тело к «внутреннему» подвижничеству. Только после того, как Инь Фу в совершенстве овладел «кулаком архата», он перешел к изучению Ладони Восьми Триграмм. По-видимому, опыт занятий «кулачным искусством архата» повлиял и на выработанный впоследствии Инь Фу стиль Багуачжан, отличавшийся низкой стойкой и крепко сжатыми пальцами ладони, напоминавшей меч. Говорят, Инь Фу был самым старательным среди учеников Дун Хайчуаня. С тех пор как Дун Хайчуань оставил службу у Су-вана, многие ученики покинули его, не закончив обучения, Инь Фу же занимался с неослабевающим усердием.
В то время император Гуансюй мечтал возродить былую славу и могущество Китая. По совету своего наставника он пригласил Инь Фу в свой дворец обучать членов императорской семьи кулачному искусству. Говорят, даже императрица Цыси училась у Инь Фу каким-то «секретным приемам» кулачного боя, а во время подавления «боксерского восстания», когда войска западных держав заняли Пекин, Инь Фу по заданию императрицы пробрался в императорский дворец и вынес оттуда оставленные ею драгоценности.
Под конец жизни Инь Фу дослужился до высоких чинов и разбогател. День ото дня росли в числе его ученики. И когда к учителю Иню приходили люди бедные, но преданные боевым искусствам, он не только не брал с них платы за обучение, но и помогал им. Сам он жил скромно и никогда не показывал своего превосходства над другими. За малый рост и хрупкое на вид телосложение его прозвали «крошкой Инем», но он не обижался. В те годы в Пекине жил мастер кулачного искусства по имени Ян Ду. Однажды этот Ян Ду пригласил к себе в гости учителя Иня и без лишних слов бросился на него, а учитель Инь чуть отступил в сторону и одним ударом повалил Ян Ду на землю. На том их поединок и закончился. Потом Ян Ду не раз приходил к учителю Иню и все норовил словно невзначай ударить или толкнуть его, да так ничего у него и не вышло. В конце концов Ян Ду устыдился своих коварных замыслов и признал Инь Фу своим учителем.
Учитель Инь умер семидесяти лет от роду, ничем не болея. Он передал свое искусство двум своим сыновьям, которые позднее переселились в Шаньдун, где стиль учителя Иня и получил наибольшее распространение. Из учеников Инь Фу особенно известен Ма Гуй, которому за его малый рост дали прозвище Ма-Коротыппса. Еще его звали Деревянный Ма, потому что он родился в семье столяра и сам любил столярное дело. Став взрослым, Ма Гуй мог одной рукой поднимать камень в четыре пуда весом и еще славился среди мастеров ушу на редкость сильным ударом локтем. Его даже звали «Железный локоть». В молодости он служил у разных знатных людей в столице, а позднее, когда не стало императорского двора, учительствовал в новой военной школе.
Учитель Ма охотно вступал в поединки и победил много знаменитых мастеров. Еще он любил веселиться от души, пить вино и рисовать крабов. Часто его просили подарить на память картину, и он легко соглашался, когда бывал навеселе. Зато преподавать Ма Гуй не любил, и учеников у него почти не было. Он был одним из тех мудрых мужей, которые, как говорится, «себе радуются* сами собой довольны». У него родились девять детей, и восемь из них умерли еще малолетними, а учитель по виду словно бы не был огорчен этим. Умер учитель Ма в 1940 г., восьмидесяти шести лет от роду.
Другим известным учеником Инь Фу был Цао Чжици, выходец из бедной крестьянской семьи в провинции Шаньдун. Интересно, что в детстве Цао Чжици был очень болезненным мальчиком и стал зани
маться кулачным искусством по совету друзей ради того, чтобы поправить здоровье. Но случилось так, что он вошел во вкус и стал признанным мастером. Позднее он прожил десять лет рядом с учителем Инем и ни разу не ослушался его указаний.
Третьим знаменитым учеником Дун Хайчуаня был Лян Чжэньпу (1862-1932), который, как и Инь Фу, был уроженцем уезда Цзи провинции Хэбэй. В Пекине он зарабатывал на жизнь тем, что торговал поношенной одеждой и поэтому получил прозвище «Старьевщик Лян». Лян Чжэньпу отличался большой храбростью, всюду защищал обиженных и отстаивал справедливость. Рассказывают, что в 1899 г. он встретил на дороге две сотни бандитов, смело вступил с ними в схватку и в конце концов убил или покалечил более 70 человек. Его бросили в тюрьму, и только захват западными войсками Пекина спас его от смертной казни. В родном уезде Лян Чжэньпу сумел обуздать четырех самых богатых помещиков уезда, притеснявших народ. По рассказам учеников, сила его удара была такова, что одним шлепком ладони он мог убить лошадь. Самым близким учеником Лян Чжэньпу и его официальным преемником был его земляк и к тому же родственник по женской линии Ли Цзымин (1903-1993). Кроме того, учитель Ли Цзымин учился и у других именитых мастеров Багуачжан: Чжан Чжанькуя, Шан Юньсяна. До образования КНР учитель Ли был владельцем предприятия и довольно состоятельным человеком, что не помешало ему принять активное участие в революционном движении. Но главным делом его жизни стало продолжение традиции Багуачжан. Он был необыкновенно отарытым и щедрым учителем и за свою долгую жизнь воспитал десятки учеников. Учитель Ли не прекращал обучать даже в суровые годы «культурной революции», когда и он, несмотря на его заслуги перед революцией, не избежал оскорбительных нападок и преследований. Позднее он стал основателем и бессменным главой «Ассоциации по изучению Багуачжан», объединившей в своих рядах лучших мастеров Багуачжан всех стилей. В одном Пекине членов Ассоциации насчитывается около 300 человек. Учителем Ли Цзымином были впервые опубликованы основные тексты школы Багуачжан и образцовые комментарии к ним, а также наставления, касающиеся базовой техники школы. До конца своих дней учитель Ли сохранял необыкновенную бодрость духа. Не имея уже сил помногу заниматься кулачным искусством, он нашел ему полноценную замену в каллиграфии и живописи, став замечательным мастером не только кулака, но и кисти.
Среди влиятельных мастеров Багуачжан можно упомянуть учителя Цзян Жунцзяо (1891-1974), тоже уроженца провинции Хэбэй и известного мастера школы Мицзунцюань («Школа Обманчивого следа»), который учился у мастера Чжан Чжанькуя, а впоследствии создал свой стиль Багуачжан, получивший название «Новые Восемь Ладоней». В настоящее время стиль Цзян Жунцзяо, отразивший особенности его индивидуальной манеры, широко распространен по всему Китаю.