Болезни всегда были важной стороной человеческой жизни. Судьбы многих конкретных личностей и обществ часто зависели от их влияния. Наряду с войнами, голодом и стихийными бедствиями, такими, как наводнения и землетрясения, они вносили беспорядок в частную и социальную жизнь, нарушали ее размеренный ритм, потрясали господствующие ценности. Нередко болезни меняли ход военных кампаний и низвергали с трона правящие династии. Порой они опустошали некоторые страны и проверяли на прочность религиозные верования целых народов. В качестве неотвратимых, почти сверхъестественных бедствий, многие болезни давали о себе знать вплоть до ХХ в.

На протяжении многих веков разные авторы создавали исторические повествования о болезни. Труды «отца греческой медицины» Гиппократа были одним из первых развернутых отчетов не только о физических аспектах протекания эпидемий, но и об их влиянии на жизнь общества. Один из родоначальников гражданской истории, Фукидид, в своей знаменитой работе о Пелопоннесской войне представил впечатляющую картину социального беспорядка, вызванного эпидемией в Аттике в 430 г. до н.э. Его описание «Афинской чумы»1 стало образцом для многих поколений историков, описывавших аналогичные события в других странах, в другие времена. При этом особое внимание уделялось вспышкам так называемых «новых болезней», которые были отмечены высоким уровнем смертности и большим числом заболевших. На фоне уже привычных местных («эндемических») болезней все такого рода случаи воспринимались как нечто экстраординарное, разрушительное, посланное свыше. Нет необходимости сейчас вспоминать имена всех авторов, писавших о болезнях в истории человечества. Их было немало.

В XIX в. в историографии болезни произошел поворот. Историки почти перестали писать о том, как болезни сказываются на судьбах людей. Болезнь исчезла из сферы гражданской истории. При этом она осталась предметом историй, рассказываемых врачами, и, кроме того, о болезнях стали писать ученые, занятые микробиологией. Все это было неслучайно. Именно в XIX в. медики стали весьма влиятельной группой. Развитие медицины стало основываться на достижениях естествознания, а успехи врачей были вызваны сотрудничеством с учеными-экспериментаторами. В конце XIX в. в медицине развернулась «микробная революция», давшая медикам новые знания о причинах и механизмах протекания болезни. Врачи осознали, что источниками очень многих человеческих недугов являются маленькие, невидимые глазу микробы. Медицинская микробиология стала самым влиятельным научным дискурсом о болезнях. Благодаря ей появился шанс по-новому трактовать не только все современные представления о болезнях, но и по-другому взглянуть на прошлую человеческую историю.

Таким образом, то, что к концу XIX в. историки практически перестали рассказывать о болезнях, объяснялось тем, что это с большим успехом начали делать врачи и ученые-микробиологи. Болезнь стала монополией медицинского и естественнонаучного дискурса, а в образовании историков не было место медицинским и естественнонаучным знаниям. Почему же к концу XX в. гражданская история вновь вернулась к проблеме болезни?

Для этого нашлись веские внешние причины. Действительно, прогресс медицинского знания и успешная работа микробиологов, иммунологов и эпидемиологов принесли свои плоды. Они были очевидны. С самого начала ХХ в. человечество, во всяком случае, большая его часть, освободилось от бремени многих болезней. К началу ХХ в. Европе и Северной Америки прекратились эпидемии холеры. В 1925 г. в СССР было официально объявлено о ликвидации чумы. В межвоенный и послевоенный период в Советском Союзе, США и Европе при поддержке правительств медики начали решительную борьбу с оспой, туберкулезом, полиомиелитом и другими опасными инфекционными болезнями, и эта борьба увенчалась успехом. В 1980 г. Всемирная Организация Здоровья сделала заявление о ликвидации вируса человеческой оспы во всемирном масштабе. Это был настоящий триумф медицины. В историях, которые создавались медиками и учеными-микробиологами, новейшая эпоха истории человечества стала называться эпохой «угасания эпидемий».

Однако скоро выяснилось, что этот триумф оказался неполным. Более того, почти все, казалось бы, побежденные болезни снова дали о себе знать. В 1981-1983 гг. американские и французские ученые сделали открытие, которое вскоре ужаснуло современников. Была найдена новая неизлечимая болезнь - СПИД. В начале 1990-х гг. в США и других странах появились новые формы туберкулеза, практически неуязвимые для современных антибиотиков. В 1994 г. в Индии была зарегистрирована вспышка бубонной чумы. Кроме того, все еще очень высоким продолжал оставаться уровень заболеваемости малярией, гепатитом, лихорадкой Эбола и другими болезнями. Причем не только в бедных странах Третьего мира, но и в самых благополучных обществах Запада. Тем самым, стало понятно, что болезни совершенно не ушли из человеческой истории. «Угасания эпидемии» в полной мере не произошло. Возникла необходимость не только в поиске новых средств против болезни, но и в переоценке всего прошлого опыта противостояния с ними. Более того, возникла необходимость более тщательно проанализировать, как вели с ними борьбу наиболее подготовленные профессионалы - врачи и ученые. Эта критическая работа потребовала усилии не только врачей и ученых, но и гражданских историков.

Однако можно заметить, что некоторые историки обратились к изучению феномена болезни, несколько раньше, чем возникла всеобщая тревога по поводу СПИД и других «неугасших» болезней. В частности, уже в 1970-е гг. стали появляться первые солидные работы такого рода. Следовательно, помимо внешних причин для возвращения к проблеме болезни, имелись и внутренние причины. Они были присущи самому историческому знанию.

Гражданская история в ХХ в. была постоянно открыта новым плодотворным влияниям. Традиционный интерес историков к изучению проблем военной и политической истории был дополнен обращением к изучению экономической и социальной жизни, проблем культуры и интеллектуальной истории. Весь ХХ в. историки активно стремились к сотрудничеству с психологами, социологами, экономистами и другими представителями социальных наук. К концу ХХ в. некоторыми из них была осознана необходимость более тесной связи с естественными науками. Историки начали изучать историю климата, историю окружающей среды, историю медицины и естествознания и их место в самой истории человечества.

В свою очередь, в рамках других историографических направлений тоже наметился поворот к более тесному сотрудничеству с традиционной гражданской историей. В 1970-е гг. это проявилось в сфере медицинской истории, которая перестала быть только историей о медиках и для медиков, но стала превращаться в «социальную историю медицины», т.е. историю о медиках и пациентах, обращенную к широкой аудитории2. В некотором смысле это коснулось и тех историй, которые рассказывали ученые. Они также стали более открытыми для вопросов гражданской истории, хотя, разумеется, не претендовали на то, чтобы рассматривать их исчерпывающим образом.

Таким образом, к настоящему моменту сложилась ситуация, когда все формы историографии являются более открытыми друг другу, чем прежде. И это не в последнюю очередь связано с тем, что гражданские историки стали более активно исследовать феномен болезни и все, что с ним связано.

Коротко охарактеризуем каждое из направлений исторического знания, в рамках которого обсуждался вопрос о феномене болезни. При этом сначала рассмотрим, как выглядела ситуация на Западе, а затем переключим внимание на работу отечественных исследователей.