В отличие от Индии Китай не был колонией, однако масштабы присутствия иностранных государств в Китае к концу XIX в. возросли настолько, что, фактически, Поднебесная превратилась в полуколониальную страну. В ходе Западного проникновения в страну обстановка в Китае все ухудшалась. После неудачной для Китая Первой опиумной войны с Великобританией (1840-1842) пришло время политической нестабильности. Центральное правительство утратило контроль над окраинными территориями страны. В 1850 г. на юге Китая началось Тайпинское восстание, и повстанцы на несколько лет взяли под контроль земли в долине Янцзы. В 1855 г. на юго-западе началось Мусульманское восстание. Через год Великобритания и Франция начали Вторую опиумную войну (1856-1860) и вновь нанесли поражения китайским правительственным войскам. Победители навязали китайскому императору выгодные для себя условия мира. Западные коммерсанты получили возможность в удобной для себя форме вести торговлю в Китае. Город Сянган (Гонконг) переходил в управление британской колониальной администрации. Юго-восточная граница Китайской империи, по сути дела, становилась открытой для Запада.

Политические беспорядки в Китае сопровождались эпидемиями. Трудно сказать, какой масштаб они имели. Вплоть до самого конца XIX в. западные наблюдатели не имели полного доступа во внутренние районы Поднебесной, поэтому на Западе плохо знали о том, как выглядела эпидемическая обстановка в Китае до 1894 г. Лишь в недавнее время стала ясна история эпидемии бубонной чумы. Современные сведения о ней таковы.

В 1792 г. на территории провинции Юнъань, в районах, граничащих с Индокитаем, распространилась чума. В виду роста численности городского населения и развития торговли между Юго-Западным и Юго-Восточным Китаем, чума постепенно проникла на побережье Южно-Китайского моря. Непосредственными распространителями чумы стали черные крысы, которые путешествовали на джонках торговцев, перевозивших на восток страны олово и опиум. В первый год Мусульманского восстания (1855-1873) в Юго-Западном Китае чума нанесла сильнейший удар по населению Юнъани, а уже в 1867 г. она вспыхнула в порту Бэйхай, положив начало ежегодным эпидемиям в провинции Гуандун352.

Очевидно, почти тридцать лет европейцы плохо себе представляли, что происходит в континентальном Китае. Но все же когда в 1894 г. чума появилась на острове Сянган, в Гонконге, это не было для них полной неожиданностью. Население Гонконга в этот период составляло почти 200 000 человек, большей частью которых были приезжавшие с материка китайцы, работавшие в доках, на сахарных заводах и в качестве рикш. Подавляющее большинство этих сезонных рабочих жило в грязном квартале Тайпиншань, в отношении которого британский губернатор сэр Уильям Робинсон давно уже вынашивал планы радикального очищения и реконструкции. Его позицию поддерживали британские чиновники из Министерства по делам колоний, а также колониальные доктора. Все они придерживались традиционной теории миазмов, согласно которой источником заразных болезней являются загрязненные почвы, неочищенная вода, смрадный воздух и человеческие экскременты. Когда в середине марта 1894 г. в гонконгских больницах были отмечены первые смертельные случаи среди китайцев, а вслед за этим газеты стали публиковать все новые сообщения о распространении в Гонконге и соседних с ним городах опасной болезни, никто из представителей британской колониальной администрации уже не сомневался, что речь идет об эпидемии чумы. У всех умерших на теле были найдены характерные для чумы бубоны. Решением губернатора в Гонконге был создан Постоянный комитет Санитарного совета, который был призван выявлять случаи опасной болезни среди населения и давать правительству рекомендации по ее обузданию. Поскольку Гонконг был связан посредством пароходных сообщений со всем миром, то эпидемия в этой британской колонии вызвала настоящую панику во всем Западном мире. Регулярные публикации в британской и китайской печати, а также статьи в ведущих британских медицинских журналах о событиях в Гонконге приковали внимание широкой мировой общественности к этим событиям. По официальным британским данным к 14 июня 1894 г. от болезни в Гонконге скончалось 1500 человек. «Ланцет» и «Британский медицинский журнал» сравнивали эпидемию в Гонконге с Великой чумой XVII века в Лондоне353.

Информация из Гонконга о вспышке чумы стремительно распространялась по телеграфу, в результате чего самые последние новости в кратчайшее время стали достоянием заинтересованных кругов в столицах всего мира. Доктор Г. Роско из Британского института профилактической медицины в Лондоне, который был заинтересован в развитии новой для Великобритании бактериологической науки, предпринимал решительные шаги, чтобы направить в Гонконг кого- либо из специалистов для проведения там микроскопических исследований и выявления возбудителя болезни. Однако его усилия в самом Лондоне так и не были поддержаны. Вместо этого в Гонконг в середине июня приехала группа японских специалистов во главе с Ши- басабуро Китасато (1852-1931), на протяжении 10 лет с успехом работавшего в Берлине у Коха и, таким образом, представлявшего в Гонконге один из ведущих центров мировой бактериологии. Уже через два дня работы с тканями, выделенными из трупов умерших, Китасато сделал заявление о найденной им чумной бацилле. 20 июня 1894 г. газета «Чайна Мейл» опубликовала сообщение об открытии японского ученого, а затем информация была растиражирована в ведущих научных изданиях всего мира. Покровительство этой работе со стороны британских колониальных властей на некоторое время сделало незаметным открытие другого специалиста - швейцарца Александра Йерсена (18631943), представлявшего в Гонконге бактериологическую школу Пастера и также выявившего чумную бациллу354. Таким образом, открытие возбудителя чумы в британской колонии стало делом двух небританских научных школ - французской и германо-японской, и этим было продемонстрировано превосходство их научной культуры.

Впрочем, открытие, сделанное учеными, еще не давало всей полноты понимания того, как распространяется инфекция. Новая микробная теория чумы, в сущности, вполне согласовывалась с традиционными, миазматическими представлениями, разделяемыми британскими колониальными чиновниками и медиками. Мало кого удивляло, что бациллы, являющиеся возбудителями болезни, были найдены в трупах мертвых китайцев, поскольку все, с чем были связаны эти люди при жизни - и земля, и вода, и воздух - мыслилось, как место средоточия «грязных микробов». Когда в конце июня 1894 г. чума в Гонконге стала ослабевать, губернатор Робинсон принял решение сжечь китайские лачуги в Тайпиншане. По его плану следовало ликвидировать 384 строения, выплачивая китайцам компенсацию за сожжение их жилищ. Однако с учетом того, что многие владельцы домов сбежали на материк, процесс выплаты компенсаций растянулся на долгое время355.

Сожжение лачуг Т аипиншаня стало моделью действии западных администраций там, где они встречались с чумой и китайцами. В сознании западного колониального разума образы чумы и китайского мира слились в одно целое. Подтверждением этого стал случай с чумой в Сан-Франциско, которую американские власти, как и американское общественное мнение, связало с появлением китайских мигрантов. В июне 1899 г. в порту Сан-Франциско появился пассажирский лайнер «Ниппон Мару», принадлежавший компании «Пасифик Мейл», которая незадолго до этого открыла первые трансокеанские сообщения между Дальним Востоком и Америкой. Когда «Ниппон Мару» в третий раз за свою историю прибыл в американский порт, в Сан-Франциско была объявлена тревога. В прибрежных водах были найдены трупы двух японских пассажиров-безбилетников, которых вскоре посчитали умершими от чумы. Характерно, что мнение представителей федеральных и местных санитарных служб по этому поводу разделилось, однако местные газеты подняли шумиху, приведя весь в город в состояние ужаса из-за того, что чума из Китая, наконец, достигла благополучного американского берега. Хотя мертвые были японцами, а директор федерального карантина доктор Джозеф Кинь- юн даже не допускал, что они вообще были заразны, вскоре санитарные службы Сан-Франциско и местное белое население стали во всем обвинять китайцев, видя в них источник и всех остальных неприятностей в городе. Были приняты жесткие меры, пассажиры направлены в карантин, а судно и груз подвергнуты тщательной дезинфекции и окуриванию. Примечательно, что японская община, которая была менее многочисленной и сосредоточилась в основном в сельской местности, так и не вызвала никаких подозрений356.

Июньские события 1899 г. в Сан-Франциско закончились для города благополучно, и угроза чумы была ненадолго забыта. Но уже в начале 1900 г. эпидемия все же вспыхнула в городе и повлекла за собой смерть 112 обитателей местного Чайнатауна. Как и всегда общественное мнение без тени сомнения связало источник чумы с присутствием в городе китайских рабочих и с антисанитарным состоянием китайских кварталов357.

Аналогичным образом мыслили и гавайские санитарные власти в Гонолулу, когда в том же самом месяце - январе 1900 г. - приняли решение о наведении порядка в местном Чайнатауне. Опасаясь распространения чумы из китайских кварталов, 20 января власти начали сжигать принадлежавшие китайцам лачуги, но огонь перекинулся на гораздо большее число кварталов, чем было запланировано изначально. В результате этой санитарной акции без жилищ осталось почти 4000 человек, но именно эта мера привела к тому, что 30 апреля 1900 г. член Санитарного совета Гонолулу доктор Клиффорд Вуд объявил город свободным от чумы358.

Эпидемия бубонной чумы, начавшаяся в Гонконге, вскоре распространилась по многим частям света. Она дала о себе знать сильными вспышками в Индии, Южной Африке и Аргентине, а также отдельными случаями в портах Неаполя и Одессы. В Калифорнии с 1900 г. бациллы чумы обосновались в сообществе местных полевых грызунов, и хотя американские власти делали все возможное, чтобы ликвидировать образовавшийся местный очаг, все же болезнь постоянно давала о себе знать, унося ежегодно от 8 до 15 жертв359. Для борьбы с ней правительства Западных стран ввели жесткий контроль на всех сухопутных и морских границах, а ученые-бактериологи, представляющие ведущие научные школы мира, устремились в эпицентры чумы с целью изучения ее природы. При этом более всего преуспели представители Пастеровского института в Париже, которые в эти годы организовали целую сеть филиалов в разных частях света - от Индокитая до Латинской Америки360.

Все же именно Китай оставался главной исторической сценой, на которой разыгрывалась драма с чумой. После того, как в начале ХХ в. эпидемия в Юго-Восточном Китае пошла на спад, чума с новой силой вспыхнула в Маньчжурии, т.е. Северо-Восточном Китае, в непосредственной близости от российских границ. Важной предпосылкой для ее распространения стали массовые беспорядки в центральной части Китая, которые в 1899-1901 гг. привели к Ихэтуаньскому восстанию и позднее, в 1911 г., вылились в Синьхайскую революцию, завершившуюся свержением правящей династии Цин. В 1904-1905 гг. на Ляодунском полуострове развернулись военные действия между Россией и Японией. Весь регион - от Мукдена (Шэньяна) до Харбина - был одной сплошной зоной бедствия. Свой вклад внесло и железнодорожное строительство, которое с 1897 по 1903 гг. здесь развернула Россия. После того, как начала действовать КВЖД, тысячи простых китайцев устремились в зону «российского отчуждения» в поисках заработка. Мигранты все прибывали и прибывали. В Харбине и соседних с ним городках они ютились в грязных убогих жилищах. Бедность и голод вынуждали их добывать пропитание всеми возможными способами.

Очевидно, некоторые из них пытались прокормиться охотой на степных грызунов. Местное монгольское население избегало такого промысла. Монголы, веками жившие в этих степях, знали, что сурки- тарбаганы часто болеют чумой, и от них можно заразиться. Но китайцам эти запреты были неведомы. В результате среди мигрантов участились случаи чумы. К концу 1910 г. они достигли масштабов эпидемии361.

Поскольку местные китайские власти оказались неспособны укротить эпидемию, основную противоэпидемическую работу вели российские санитарные службы, прежде всего Харбинская городская санитарно-исполнительная комиссия. Кроме того, в январе 1911 г. российское правительство отправило в Северо-Восточный Китай группу петербургских медиков во главе с наиболее крупным специалистом по чуме Даниилом Кирилловичем Заболотным (1866-1929). Прибыв на место, Заболотный и его помощники сумели мобилизовать местный медицинский персонал и привлечь санитаров из числа местного русского населения. Что касается китайцев, то они стремились скрыть все факты чумы в своих семьях. Они прятали больных, а мертвецов по ночам выбрасывали на улицу. Как и индийцы в Бомбее и Калькутте, китайцы боялись, что российские санитарные службы будут всех направлять в госпиталь. Между тем ситуация, действительно, была тяжелая. В районе КВЖД распространилась сама страшная форма чумы - легочная. Смертность была стопроцентной, а заражение происходило уже без помощи крыс, а от человека к человеку. Чтобы пресечь дальнейшее распространение эпидемии, необходимо было выявить и изолировать всех больных. На железнодорожных путях были поставлены эшелоны с вагонами-изоляторами. Дозорные на лошадях отовсюду доставляли китайцев к станциям, где медики осматривали их. Больных и подозрительных помещали в вагоны, остальных отпускали. Согласившихся на госпитализацию кормили хлебом и давали чай. Лишь таким способом удалось выявить основную массу больных. Когда эпидемия подошла к концу, число умерших перевалило за 22 000. Среди погибших были и российские медики362.

Пока чума бушевала в Харбине и его окрестностях, международное научное сообщество пристально наблюдало за ней. В апреле 1911 г. в близком от этих мест Мукдене начала работать крупная международная конференция, посвященная чуме. Первую скрипку на ней играли японцы, среди которых был и первооткрыватель чумной бациллы в Гонконге Китасато. Китайскую делегацию возглавлял авторитетный в европейских научных кругах доктор Ву Лиен Те (1879-1960)363. К собравшимся присоединилась и петербургская группа во главе с Заболотным. Конференция работала пять недель, и, похоже, обсуждавшиеся на ней вопросы иногда выходили за пределы сугубо научных тем. Заболотный, вступив в полемику с иностранными коллегами, доказывал, что чума в Маньчжурии является «эндемичной»364. Бесспорно, это была аргументированная точка зрения. Между тем в политической перспективе она звучала как приговор. Северо-Восточный Китай идентифицировался как «зачумленная территория».

Для международной общественности, в том числе для медиков и ученых-бактериологов, Китай оставался страной, чреватой эпидемиями. Поводов для этого было предостаточно. Вплоть до середины ХХ в., пока в Китае шли военные действия и потоки мигрантов и беженцев передвигались по всей стране, опасные инфекционные болезни не унимались. Западный мир остерегался китайцев как чумы. Характерно, что в те же самые годы на Западе широко было распространено мнение, что почти все китайцы страдают от сифилиса. Несомненно, эта точка зрения была в значительной степени продуктом политических и расовых стереотипов. В свою очередь, официальная китайская реакция на нее тоже была продиктована политическими амбициями. В годы Культурной революции китайские власти не только заявили о полном уничтожении сифилиса в стране, но и запретили всякое упоминание о нем даже в медицинских учебниках. И такое молчание сохранялось до 1979 г., пока Китай не встал на путь умеренной модернизации365.