Глава VI БОРЬБА С ЭПИДЕМИЯМИ В ДОПЕТРОВСКОЙ РУСИ
Широкое распространение эпидемий на Руси в XVII веке настойчиво диктовало необходимость принимать меры к их прекращению или хотя бы ограничению их распространения. В ходе борьбы с эпидемиями формировалась и совершенствовалась система рациональных противоэпидемических мероприятий. Основой их служил многовековой опыт народной медицины и безусловное признание заразительности — «прилипчивости» эпидемических болезней.
В то же время было бы неправильно думать, что все меры по борьбе с эпидемиями в допетровской Руси исходили только из опыта и практики и что мистический элемент не играл при этом никакой роли. Цер- ксвь и вера в бога занимали очень большое место в сознании людей того времени. Поэтому естественно, что при появлении «морового поветрия» они прежде всего обращались к помощи церкви. Во время эпидемий горожане нередко просили послать к ним чудотворные иконы, святые мощи или устроить крестный ход и молебствие. В этом им отказа не было.
Так, в 1647 г. в Царев-Алексеев город по случаю «мора» был послан крест с мощами, причем повелевалось встретить их «с великою честью, со священники и со кресты, и со всеми людьми за посадом, где пригоже, н принести б его в соборную церковь, и пети молебны, и воду святити, и тою святою водою и животину и лошади кропити». Предписывалось также: «А которые городы в Ольшанском, на Коротояке... и на Валуйку и в других украинных городах учнут просить того животворящего креста... отпускать с великою честью» '.
В 1654 г., во время эпидемии чумы, в Москву была направлена икона «пресвятой Казанской богоматери».
«Святая вода» применялась иногда в качестве «дезинфицирующего» средства. Так, в 1660 г. после внезапной смерти перед Стрелецким приказом некоей «женки-^атарки» повелевалось: «А в которых местах та женка блевала и умерла, и те места выскоблить и водою смыть, и святою водой окропить».
Были случаи, когда появление эпидемий объяснялось волшебством или «напушением», верили в чертей, в «сглаз» и, легко находя колдунов и ведьм, с помощью палача жестоко расправлялись с ними. Однако при этом все же поступали по принципу мудрой русской пословицы: «На бога надейся, а сам не плошай» и наряду с богослужением устраивали строгие внутренние карантины, а вместе с «чудотворной иконой» посылали приказы установить вокруг «поветренных мест» крепкие заставы.
Некоторые авторы, ка'к старые (Рихтер), так и современные (Вог- ралик), указывали, что перелом во взглядах на происхождение «мора» ГН. Новомбергский. Врачебное строение до-Петровской Руси. Томск, 1907. стр. ЗЫ.
Руси произошел только после эпидемии чумы 1654 г. и что лишь с Наг0 момента стали проводить у нас противоэпидемические мероприя- Т°я Из всего ранее изложенного видно, однако, что эти взгляды не ^ответствуют действительности. Еще в XIV веке в русской народной
Табл. 2. Схема организации борьбы с эпидемиями в допетровской Руси (конец XVII века).
медицине утвердилась мысль о заразности чумы, и в связи с этим появ- • -ются первые меры по борьбе с эпидемиями: заставы на пути предполагаемого движения заразы.
В XV—XVI веках проводился уже целый ряд мероприятий. Производилась уборка трупов специально назначенными для этого людьми и аахоронение их в изолированных местах за городом. Дома, в которых
были случаи заболеваний, «печатались» и около них выставлялся караул. Священникам запрещалось навещать больных и отпевать умерших. «Заповетренные места» отсекались цепью застав, и выезд оттуда настрого запрещался.
Герберштейн, бывший послом в Москве в 1518 и 1525 гг., по этому поводу отмечал: «Хотя они (т. е. русские) живут в такой здоровой местности, они все же боятся заразы всякий раз, как она свирепствует в Новгороде, Смоленске и Пскове, и всех приезжающих оттуда к ним не допускают в свою страну»
Поэтому меры по борьбе с эпидемиями, проводимые на Руси в XVII веке, не были новшеством и их нужно рассматривать как дальнейшую эволюцию давно известных и испытанных нашим народом средств борьбы с «моровыми поветриями».
В то же время в связи с ростом централизации и укреплением Московского государства они в значительной степени унифицируются и проводятся в небывалых до того масштабах (табл. 2). Московское правительство требует от всех воевод и их товарищей немедленно сообщать о появлении «морового поветрия». Сохранились многочисленные «отписки», поступавшие в Москву из провинции о случаях «мора». Так, например, сохранился следующий документ: «Розыск про моровое поветрие во Владимирском, Переяславльском-Залеском, Коломенском и Рязанском уездах 139 (1631) года августа в 1-й день сказывал... князь Дмитрий Михайлович Пожарский, а ему де сказывал коломнянин Федор Норов, что в Коломенском уезде в селе Боярки сего лета в Петров пост сын боярский Василий Кочуров умер пострелом[89] [90] [91], а как де его похоронили, появилось знамя пострельное у вдовы Арины, жены Барыкова, и то де знамя у той вдовы Арины выжигали и та де вдова и по ся место жива. Да в деревне де Тарбышеве Григорьев... Тнпяйко умер по- стрельиым же знаменем. Да у кречетника, у Ивана Григорова в сельце Олешкове тою язвою умерло крестьян 4 человека, и в иных де местах в Коломенском уезде тою же язвою люди помирают, а лошади в Коломенском уезде вымерли и на люди та язва пала от лошадей»2.
Подобного рода сообщения о моровых поветриях в 1624—1625 гг. поступали в Москву из Белгорода, Брянска, Валуек, Воронежа, Избор- ска, Масальска, Новгорода, Пскова и ряда других городов[92].
Начальствующим (воеводам, полковникам и т. п.) вменялось в обязанность давать точные сведения о количестве больных и умерших в подчиненных им полках. В качестве примера можно привести донесение полковника Василия Боркова (1691): «Апреля де с 25 числа по 2 число полку его стрельцов померло 51 человек прежнею болезнью, болят головою и Ноносом, и рудою исходя, и в болезнях с ума сходят, и поясницы болят, и от того железы отметываются. Все де на Вашей, великого государя, служба в Ново-Богородицком с прежними, февраля с 22 числа мая по 2-е число, полку его стрельцов померло 39б человек, да бежало и на дороге осталось 7 человек, а ныне де на лицо стрельцов... 360 человек»[93].
О том, какие именно сведения о моровых поветриях требовались от воевод, можно заключить на основании следующего, написанного в
1654 г. и посланного воеводе Буйносову и дьяку Шпилкину приказа: «Как к вам ся наша грамота придет и вы б велели отписать к нам тотчас... в Великом Новегороде и в Новегородском уезде от морового поветрия нет ли на люди какова упадку, и будет есть, и в которых местех... ь скольких верстах от Нового города, и сколь давно, и сколько человек померло, и какою болезнью, и долго ль те люди болны, и померли с язвами или без язв» 1
Следовательно, воеводы обязаны были сообщать не только место, где разразилась эпидемическая вспышка, не только количество умерших, но также и диагноз и краткую характеристику заболевания. Такого рода сведения должны были посылаться «тотчас» без «замотчанья», «на спех», причем требовалось точное описание болезни.
В 1655 г. козловскому воеводе была послана «память»: «...в Козлове городе, и на посаде, и в слободах, и в Козловском уезде... поместьях и вотчинах переписать на спех, сколько человек имяны и какого чину людей от морового поветрия умерло и сколько человек осталось ны на лицо, и тем людям роспись велено принести ко мне тотчас. И из тех росписей тем умершим и остаточным всяких чинов людям сделать перечневую роспись по чипам»2 Требовались также сведения и о том, откуда, из какого источника, возникла эпидемическая вспышка.
За своевременной отправкой, точностью и полнотой сведений о моровых поветриях строго следили. Так, в 1664 г. городецкий воевода сообщил в Москву о количестве умерших от морового поветрия, но московские власти этим не удовлетворились и направили воеводе грозный указ: «А от чего на Городецке моровое поветрие на люди учинилось, от тутошних ли или от жилецких, или от приезжих и от прохожих людей, и сколько в котором дворе людей умерло порознь, и кто имянно, и в коих числех — о том ты к нам нс отписал, знатно ты нашего указу не слушаешь, а по нашему указу велено тебе про моровое на люди поветрие и про упадок людем писать имянно, и ты тот наш указ поставил на оплошку» 3
Откуда же черпали все эти сведения сами воеводы? В первую очередь, понятно, от своих подчиненных: приставов, дьяков, подъячих. В 1655 г. воевода Киреевский писал приставу, требуя сведений: «Что в сс-ле... сколько померло робяг мужеска полу и женска июля по 17 число, и тебе б велеть дьячку те речи написать., по статьям, на 3 статьи... а попу б тебе приказать через огонь имянно, что он поп впредь велел писать на роспись тех умерших людей, что у него... мужеска полу и женска и робят мужеска полу и женска... впредь сколко умрет»4.
Сведения о моровом поветрии получали также через «лазутчиков» или разведчиков, от проезжих или прохожих людей, путем «обыска» и «розыска».
При появлении морового поветрия домовладельцы были обязаны сообщать об имеющихся на их «дворе» больных «язвою», лихорадками, оспой или «иными какими тяжкими болезнями». Сохранился царский Указ о наказании окольничих братьев Ивана и Матвея Милославских за то, что они не известили о случаях «моровой язвы», бывших среди их Дворни. В указе напоминается, что «всем было приказано накрепко, где gt; кого учинится во дворех болезнь с язвами... о том извещать государю»5
J Д-о-пие'жя к актам историческим. Т. Ill, СПБ, 1848, стр. 449.
1907 сгр 368В ° М ^ 6 ^ *" С К И ** Врачебное строение в до-Петровекой Руси. Томск,
lt; Дополнения к актам историческим. Т. III, СПБ, 1848, № 119, стр. 464.
Дополнения к актам историческим. Т. IV, СПБ, 1851. стр. 69
1 ПСЗ. т. I, № 168.
Строгий приказ об извещении властей о случаях заразных заболеваний был подтвержден также специальным указом в 1680 г., согласно которому нужно было немедленно заявить в «Разряд» о появлении в доме или на дворе больных «боли огневою или лихорадкою и оспою или иными какими тяжкими болезнями...» '
Иногда для получения сведений о заразных болезнях устраивали «обыск» и «розыск», т. е. следствие, при котором всех допрашиваемых приводили к присяге: «попы по священству», монахи — по «иноческому обещанию», а служилые, приказные и прочие всяких чинов люди — «по крестному целованию». Так, например, в 1643 г. был «обыск» по поводу эпизоотии и «поветрия па люди» в окрестностях Москвы:
«Во обыску нового Девичьего монастыря села Кузина поп Григорий, да того же села крестьяне Ермолка Михайлов, Дениска Ермолин и другие 14 человек... сказали: поп Григорий по священству, а приказные и крестьяне по государству крестному целованию: после Петрова дни и Павлова на 3-й день учинился лошадиный падеж, а на людей поветрия нет и не было».
«Ямския рогожские слободы поп, да ямщиков 20 человек... поп по священству, а мирские всякие люди по... крестному целованию сказали: умерло у них на Рогоже моровым поветрием с язвою июня в 29 день 5 человек, лежали неделю, а 4-й человек лежал один день... Июля в 9-й день села Хупавки поп Абросим, да староста Павлин Иванов в расспросе сказал умер у них крестьянин Игнашко, что с лошади снял кожу, да его к приходу крестьянин Панкратко закапывал падежную лошадь и от тое падежные лошади брызнула на него руда и от того умер»2.
«Обыск» про моровое поветрие производился путем опроса населения как «заморных», так и близлежащих, еще благополучных по эпидемии мест. Предписывалось: «Около тех сел и деревень, в которых людское моровое поветрие, в здоровых местах, взяти обыски». При этом в ход судебного следствия иногда вовлекалось огромное количество людей, что называлось «сыскивать большим повальным обыском». Так, в 1631 г. было опрошено около 1000 человек, а в 1643 г. — 1538 человек. Все эти лица поименно записывались в «обыскных записях», но, кроме этих поименно перечисленных лиц, в записях упоминаются и целые группы людей, как-то: и «все крестьяне» или «и все крестьяне, а сколько их — того не записано».
Сведения об эпидемических заболеваниях получали также и путем опроса всякого рода проезжих и прохожих людей. В 1654 г. приехавший из Астрахани «сын боярской Григорей Растопчин» в расспросе сказал: «Ехал де я из Астрахани на Черный Яр, а с Черного Яру на Царыцин, а с Царыцина на Саратов, а с Саратова на Самару, и ехал де он и до Казани, а на люди нигде упадка нет... а в Нижнем сказывал мне воевода, есть де в Нижнем в посаде и в слободах упадок на люди, только де излегка... А на Костроме к городу не приставал, ехал мимо, а слышал, что де упадок на люди немалой есть»3
Добытые сведения пересылались в виде «сказок» в «Разряд» или в «уезд» или же непосредственно в Москву. «Сказки» скреплялись подписью соответствучощего должностного лица — воеводой, приставами, а если «сказки» посылались из сел или деревень, — то попами и льячками. Так, в 1656 г. было послано донесение воеводе Киреевскому: «Сказали поселковый старец (старшина) Пона Рязанов, да целовальный Тимо
Из всего сказанного можно сделать вывод, что сведения о заразных болезнях получали не только из городов, но и из сел и деревень. Составлялась ли где-нибудь общая сводка собираемых сведений, мы не знаем, ки в одном из просмотренных нами исторических документов ничего подобного встретить ие удалось.
Правительство постоянно следило также за эпидемической обета новкой в- соседних государствах. Судя по тому, что о каждом случае появления эпидемии за рубежом в Посольский приказ поступало специальное донесение, можно думать, что послы московского царя имели особое предписание собирать сведения об эпидемическом состоянии стран, через которые они проезжали и куда были посланы.
Известно, что в 1455 г. московский посол в Польше немедленно сообщил в Москву о появлении нового заболевания, как предполагает Рихтер, сифилиса, причем в ответ на это донесение из Москвы было дано указание точно выяснить, откуда оно появилось и как распространяется. Сведения об эпидемиях за рубежом получали и через «лазутчиков». В 1631 г. «лазутчики» из Нового-Городища узнали, что «близко де Миргорода вымерло 2 слободы». В 1653 г. лазутчики доносили, что в пограничном городе Чернухе «люди все вымерли моровым поветрием».
Разведчикам, посылаемым с определенными заданиями за рубеж, в соседние государства, поручалось разузнать также и про моровые поветрия. В 1652 г. Белгородский воевода прислал «отписку о моровом поветрии»: «В нынешнем... году прислана в Белгород твоя государева грамота из Разряду... а в твоей грамоте сказано: жити б мне в Белгороде с великим бережением и вестей проведывати всякими обычаи накрепко, и твоим государевым делом промышлять... и о всяких вестех писать к тебе, государю, к Москве почасту. И августа во 2-й день посылал я из Белгород для проведываиия весте за рубеж в польскую сторону в казачьи города белгородских черкас Сеньку Маленькбго да Павлика Калинникова; и августа в 16 день из-за рубежа в Белгород приехали, а в распросе сказали: были де они для проведываиия вестей за рубежом, 8 Польской стороне, в казачьих городех: в Вепрйке, да в Галиче, а да- ле де того, в иные казачьи городы, они не поехали, для того в Галиче ле говорили им свои друзья: ехать де вам дале того нельзя, туда де вас пропустят, а назад де ие пропустят, у поляков де и за Белою Церковью 8 казачьих городех во многих местех мор большой... из моровых мест... 8 казачьи украйные города пропускать никого не велено» 3
j Дополнения к актам историческим. Т. IV, СПБ, 1851, № 29.
Там же
Такого рода неопределенные сведения московское правительство не удовлетворили, и было приказано другому воеводе получить более точные данные «о литовских вестях и о моровом поветрии».
В сентябре 1652 г. был получен ответ: «Приехали в Курск из Литовской стороны Курчане Любимка Малютин, да пушкарь Куземка Ха- лезев, а в распросе мне сказали: ...были де они в литовских городех в Галиче и в Лубпах, и в иных городех, и при них де в те городы августа в 15 день прислал гетман Богдан Хмельницкий листы, чтоб де казаки из городков шли все в войски до одного человека за Днепр к Белой Церкви... Да при них же, Любимке и Кузьке, поставили черкасы по дорогам заставы, чтсб государевы люди в их сторону не ездили, и затеяли на люди моровое поветрие, боясь на себя приходу твоего государева боярина и воеводы с ратными людьми, пошел назад от литовского рубежу, и они де, атаманы и сотники, своих заставных людей с дорог свели, а в литовской де стороне, в городах и в уездах, морового поветрия никакого нет» [94]
Судя по этому документу, вести о моровом поветрии в данном случае оказались военной хитростью, имевшей целью запугать воеводу и воспрепятствовать ему прийти на подмогу Богдану Хмельницкому. Вследствие этих ли вестей или по иной причине воевода с ратными людьми «пошел назад от литовского рубежа». Заставы, по словам разведчиков, тогда были сняты.
Несмотря на эти, казалось бы, исчерпывающие сведения об отсутствии морового поветрия, осторожное московское правительство положило на письме «помету»: «Послать государев указ велеть жити с великим бережепьем» [95]
Приведем еще один документ, содержащий интересные данные о том, как в «литовской стороне» в средине XVII века «боролись» с эпидемическими болезнями. «Отписка Яблоновских воевод Шереметьева с товарищами о черкасских вестях и о моровом поветрии. В нынешнем (в 1653) году... приезжал из литовского города Груни к Олешенской заставе литвин Ларька Андреев сын Кремепицкой, а хотел де ом проехать в русские городы; и он (воевода) пропустить его не велел для морового поветрия, что в их городех мор. И за заставою де его, Ларьку, распра- шивали, а в распросе де сказал: сыскали де в Галиче воров дву жонок да девку, и их де пытали, и они де с пытки винились: моровое поветрие на люди напускали они, и тех де дву жонок и девку сожгли, и после де их моровое поветрие унялось. А распрося того литвина, велел его воротить в Литовскую сторону, покаместо про моровое поветрие будет впрямь ведомо, что унялось»[96].
Впрочем наряду с донесениями послов и лазутчиков для уяснения эпидемической обстановки и составления эпидемического прогноза цари иногда прибегали к средствам вполне в духе своего времени.
Так, например, когда в 1665 г. до царя Алексея Михайловича дошли слухи об эпидемии в Лондоне, он приказал жившему в то время в Москве доктору Энгельгардту составить гороскоп. Выполнив приказ, доктор ответил царю письмом на латинском языке, где, между прочим, говорится: неблагоприятное стояние созвездий, сначала Сатурна, а затем Марса, за которыми следует затмение 5 других больших планет, указывает на то, что осенью во многих частях Европы большое количество людей погибнет от чуму. России же не грозит ничего особенного[97].
При получении известий о появлении морового поветрия за рубежом на границах устраивались заставы. Первые указания об устройстве пограничных застав относятся к 1602 г., когда Борис Годунов приказал устроить заставы «от Смоленска по всему рубежу».
Сведения об устройстве застав содержатся также в челобитной воевод Долгорукова и Дохтурова, посланных ими царю в 1623 г. В ней, между прочим, говорится: «В нынешнем во 131 (1623) году прислана к нам в'Торопец грамота из Разряду за приписыо дьяка Михаила Данилова, а в той грамоте написано, что в Польше и в Литве на люди моровое поветрие, голод великий, и литовские люди умышленьем нарочно хотят из моровых мест посылати с купецкими людьми в твои, государь, городы всякие товары и продавати дешевою ценою... и русских людей и поло- нянников от себя отпускают... для морового поветрия на твои государевы люди» '.
Поэтому воеводы решили: «Во Брянску учинить заказ крепкий всяким людям, чтобы они за рубеж в поветреиные города ни с какими товарами не ездили, а ездили бы в здоровые места, где поветрия нет, и по порубежным по всем дорогам велено поставить заставы крепкие, детей боярских добрых, кому б мочно верить. Написать грамоты тотчас о моровом поветрии, о заказе в Путивль, в Рыльск, в Мещорск, в Вязьму, во Ржеву, в Луки Великия, в Торопеиь, во Псков и пригороды».
В обязанности воевод пограничных городов вменялось строго следить за тем, чтобы вместе с проезжими иностранцами не были завезены болезни. Так, в «наказе» Черниговскому воеводе князю Волконскому сказано: «А буде которые посланники и гонцы и выезжие иноземцы и полоняппики, будучи на заставах и на сторожах, скажут, или мимо их от кого будет в Чернигове ведомо, что в тех местех, из которых они приехали. или пришли, на люди моровое поветрие есть: и окольничему и воеводе тех всех выходцов и полонянников в Чернигов отнюдь пропу- щать не велеть, а велеть держать их за заставою с великим бережени- ем»2.
В поветреиные годы строго регламентировалось всякое сообщение с зарубежными странами. Послы их, равно как и все остальные приезжие, либо подвергались карантину на границе, либо отправлялись обратно. Разрешение на въезд в пределы Московского государства давалось лишь особым, именным указом. Так, в 1636 г. по случаю морового поветрия в Крыму были подвергнуты изоляции в Ливнах и Осколе крымские послы.
юл,' В. Новомбергский. и*", стр. 323.
’ [98] ПСЗ, т. III, № 1540.
дохтурова человека Марчка велели расспрашивать, в которых местех он, Марчко, был, и которыми месты ехал, и в тех... местех здорово ль, нет. ли морового на люди поветрия... а будет он, Марчка, в которых местех скажет моровое поветрие, и вы б его к Москве не пропущали, а велели б его держать за заставою и расспрашивать, в которых местех и давно ль учинилось на люди моровое поветрие, да о том к нам отписали и рас- просные речи прислали, а отписки и распросные речи велели переписывать на заставе и... переписав прислали к Москве и велели подать в Аптекарском приказе боярину Илье Даниловичу Милославскому» '.
В связи с лондонской чумой 1665 г. на Руси были проведены крайне строгие карантинные мероприятия: всякая торговля с Англией была прекращена, архангельская гавань закрыта. Опасаясь заноса чумы из Швеции, Московское правительство предписало подвергать строгому допросу и карантину всех приезжавших во Псков и Новгород со шведской границы.
В августе 1665 г. от имени царя Алексея Михайловича было направлено письмо английскому королю следующего содержания: «Брату нашему любителыюму Карлосу Второму. Ведомо учинилось, что у вашего королевского величества в столичном городе Лондоне появилось моровое поветрие и как оное не прекратилось нам примати ваших подданных и торговых людей с товаром и без товаров опасно, и для того их в Архангел-город принимать не велено».
В то же время послан указ на Двину. «Как в Архангельск город иноземцы учнут приехать Англичани, Голландцы и Амбурцы и Любча- ни и иных земель, то велено распрашивать: 1) откуда они приехали? 2) все ли здоровы и не было ли на людей моровое поветрие? 3) да в Ан- глинской земли давно ли были? А ежели скажут, что в Лондоне были недавно и моровое поветрие при них было, и у них товары будут из моровых мест и таких людей, ни товаров на Москву пропускать не велено, и от Архангельска города их отослать назад откуда кто приехал... и таких Англичан, хотя которые скажут, что они издавна из Английской земли и в Лондоне не были, про моровое поветрие не слыхали, и таких иноземцев не отписаеся в Москву отпускать не велено»1 [99].
Приезжие иностранцы задерживались в пограничных городах и им учинялся строгий «распрос», не было ли в землях, откуда они приехали, или в городах, через которые они проезжали, морового поветрия. А если выяснялось, что там был мор, то приезжие задерживались до получения указаний из Москвы. Так, в 1665 г. в Пскове были задержаны приехавшие из «англинской земли» полковник и доктор. Сохранилась переписка, тянувшаяся несколько месяцев между псковским воеводой и Аптекарским I приказом по поводу их задержания в Пскове.. В ответ на донесение воеводы был получен приказ: «К Москве их без указу не отпускать и платье, в котором они из-за моря приехали, спрятать в землю, а им сделать новое и русским людем с ними не сходиться и покупать у них ничево не велено». Иностранцы, очевидно, не хотели подчиниться этим требованиям и после долгой переписки им было предложено: «Обмыться и рухлядь, что с ними пришла из-за моря, велели им отпустить за рубеж, куды похотят, и товаров и никакой рухляди, что с ними из-за моря пришло, с ними не отпускати и о том им заказ учинити с большим подкреплением, и на отпуске у них велети осмотреть, чтоб с ними отнюдь никаких заморских товаров и рухляди не бы-
ло». Было приказано также выдать им «для харчевые покупки в -зачет 30 рублев, чтоб они на свои золотые и на ефимки, что с собой привезли, ничего не покупали»
С неукоснительной строгостью карантинные мероприятия проводились и в последующие годы. В 1684 г. гетман Самойлович отправил в Москву «посланца своего прилуцкого полку писаря Семена Ракова с товарищи». Посланцу этому было велено «в дороге поворотить к гетману», ввиду того, что он проходил «заморными местами». Но воевода в Сев- ске должен был с дипломатической вежливостью разъяснить посланцу, что он «поворочен с дороги и до Москвы не допущен для того, что он с посланники нашими с стольником и полковником с Василием 'Гяпкиным и с дьяком с Никитою Зотовым, был в Крыму, и было при них в Крыму на люди моровое поветрие, и наших, великого государя, людей померло язвою 12 человек и затем поветрием те наши в. г. посланники и крымские послы в дороге удержаны и до Москвы не допущены ж, потому что от морового поветрия во всех государствах имеют великое опасенье, и он бы посланец себе того во оскорбленье не ставил, и к гетману к Ивану Самойловичу ехал безо всякого сомнения»2.
Карантинные строгости соблюдались даже тогда, когда дипломатические интересы, казалось, требовали их смягчения. Например, в конце XVII века московское правительство было очень заинтересовано в сближении с казаками, тем не менее в связи с чумой оно потребовало от атаманов Войска донского, чтобы они в Москву не ездили.
В 1692 г. «... посланы грамоты на Дон, к атаманам и казакам, к войсковому атаману ко Фролу Миняеву и ко всему Войску донскому, чтобы и они от того морового поветрия имели великую осторожность и никого к себе в Астрахань не пускали, и учинили заказ во всех городках, да и зимовой бы станицы к Москве не отпускали ж» 3.
Вообще нужно сказать, что после московской эпидемии всякие известия о «моровом поветрии» вызывали у правительства страх, и при малейшем подозрении на «моровую язву» принимались самые строгие меры. Так, например, в 1660 г. скоропостижно умерла сидевшая под арестом в Стрелецком приказе 80-летняя старуха. Скоропостижность ее смерти вызвала переполох, и об этом было срочно сообщено находившемуся в походе царю: «...Ивашко Прозоровский челом бьет... сказывал мам Стрелецкого приказу дьяк Иван Степанов... сидела в Стрелецком приказе жопка татарка некрещеная в татином деле... и сего же де числа после обеда... умерла скорою смертью, а та де жонка была стара, лет 60 и больше».
В ответ на эту челобитную последовал строжайший приказ: «Разыскав про то, от чего та жонка умерла, допряма и обо всем к нам отписать, и сыск прислать ие мешкав, и которой подъячей тое жонки поехал осматривать, и того подъячего в город пускать до нашего указу не велеть; и ту жонку велели закопать за Земляным городом подалее... по- ¦ лубже; и велеть на тое могилу накласть огню побольше и нажечь го- Раздо, чтоб той могилы зверь никакой не раскопал» 4.
1акое же дело возникло и в 1662 г., и воевода доносил царю: «...Пришел к нам Александр Дуров, сказывал: сидят де в Стрелецком приказе колодники — безместная старица да стрельчиха... в деле, что та стрель-
г н *0- Бахтин. Борьба с эпидемиями в до-Петропской Руси. М„ 1909, стр. 14. lane Н о ао м б е р г с к и и. Материалы по истории медицины в России. Т. II. СПБ, 1906^ стр. 262—263.
iQr,_ N. Новомбергский. Врачебное строение в до-Петровской Руси. Томск,
iyU7, стр. 335.
чиха на тое старицу извещала в ворожбе и... сказывала подъячему Ивану та стрельчиха на ту старицу, что у той старицы наперед сего в моровое поветрие была язва, а ныне де у ней та язва отрыгнулась... И мы приказали дьяку Александру Дурову, велели ему послать той стрельчи- хи и старицы и допросить подьячего недоходя приказу, в окошко, издалека, у той старицы язва есть ли будет, и мы ту старицу и жопку стрель- чиху, которая на нее извещала, велели отвезть по Дмитровской дороге, верст с 15 и больше тотчас, и велели их в большом лесу от большой дороги в стороне обсечь накрепко и поставить караул... десятника, а с ним 5 стрельцов, и тем стрельцам приказали смотреть и беречь накрепко, под смертной казнию, чтоб они, обсекши ту старицу и жонку, были безотступно и по деревням ннкуды ни для чего не ходили, и смотрели и берегли того на крепко, чтоб к ним никакой человек ни откуда не приехал и не пришел некоторыми обычаи, а которых подьячих и всяких чинов людей в Стрелецком приказе тот извет застал, и мы тех всех людей из приказу выпускать и к ним никого припускать до ночи не велели, а ночью велели их из приказу вывести и поставить за городом на пустых дворех и караульщиком у тех дворов быть велели до твоего указу».
В ответ на это сообщение воеводы об «извете» на старицу и о мерах, принятых немедленно после получения этого «извета», в Приказе последовало именное распоряжение: «...Велено дьяку Ивану Патрикееву обыскасть по старицу Каптелину, где она Жила, около двора ее со- седьми... на той старице Каптелнне моровая язва бывала ль или не бывала... Августа в 9-й день посылам приказу заставных дел подьячий Антипин... доехал за земляным городом, позади Новые Дмитровские слободы... А по осмотру (старицы) на правом плече старое сабельное рубле- ние да на голове на затылке рублено ж... да у ней же в правом паху выкинулось побольше ореха, а знатно, что откинулась железа от сеченья старой болезни, а не язва. А старица сказала:... было у ней в моровое поветрие в паху выкинулось с брус и изошло без провалу... Такове письмо переписано в седьмое и послано к... государю с стряпчим с Борисом Арга маковым» 1
Как видно, достаточно было «извета» на колодницу, чтобы и она, и сидевшая вместе с ней «стрельчиха» подверглись изолинии и строжайшему карантину. Временно были изолированы и все, соприкасавшиеся с обеими «колодиицами». Срочно было произведено следствие с соблюдением всех процессуальных формальностей. И несмотря на то, что следствие не установило наличия «моровой язвы», сообщение об этом было переписано 7 раз и только седьмая копия послана во дворец.
Оба приведенных документа свидетельствуют о том, как внимательно и осторожно относились московские власти ко всем известиям об эпидемических болезнях.
Профилактические мероприятия следовали немедленно за получением извещения о такого рода заболеваниях, причем донесения о них пересылались лично царю, даже в поход. Скоропостижная смерть 80-летней старухи вызвала целый переполох, длиннейшую переписку, из которой мы привели только малую часть.
При возникновении эпидемии в XVII веке на Руси проводился целый ряд противоэпидемических мероприятий. Главным звеном этой системы было оцепление и изоляция эпидемических очагов. При получении известий о «моровом поветрии» местность, где оно появилось, окружалась цепью застав и засек. На больших дорогах «учинялись заставы крепкие», проселочные дороги и «малые стежки» перекапывались канавами или заваливались деревьями — засеками. На заставах и засеках ставили сторожевые посты (табл. 3).
Опепленне «заповетренных мест» применялось и до эпидемии 1б54—1655 гг., но особенно широкое распространение оно получило на руси во время этого мора и в конце XVII столетия. Первое время при появлении «моровой язвы» в Москве всем желающим было разрешено выехать из города. Но правительство скоро спохватилось и уже в июле на дорогах, ведущих в Москву, появились заставы. Воеводам подмосковных городов были разосланы указы — никого из Москвы не пропускать. Так, в августе 1654 г. была послана на Коломну воеводе «Васке
Табл. 3. Организация заставы на Владимирской дороге к Москве в 1643 г. (по Н. Новомбергскому).
Морткнну» грамота: «На Коломне и в Коломенском уезде учинити за- каэ крепкой под смертной казнью, и дороги, которыя от Москвы на \\о Домну и в Коломенский уезд и в... Понизовые городы, велеть все засечь и на тех дорогах поставити заставы крепкия; а на тех заставах велено поставить из отставных дворян и из детей боярских по человеку, да с ними коломенских стрельцов и посадских и уездных жилецких всяких чинов людей, и велено им приказать накрепко: которые всяких чинов люди учнут приезжать и приходить с Москвы к заставам, и похотят ехать в- Понизовые породы, никого не пропускать отнюдь никоторыми делы, а велети тем лгодем от застав ехать и итти к Москве, чтоб отнюдь на заставы и мимо застав от Москвы никаких чинов люди на Коломну и в Коломенской уезд, и в Понизовые города, горним и водяным путем не проезжали и не проходили; а на Москве реке потому ж велено учинити заставы крепкия и пропускать с Москвы никого не велено» 1
Карантин распространялся на всех «торговых и служилых и всяких чинов людей». Так, в том же 1654 г. было указано: «И наши де гонцы и посланники, и с нашею денежною и ефимочпою казною, мимо города Твери ездят к Москве и с Москвы, а под тое пашу казну и под гонцы берут подводы во Твери, на Яму, и те де тверские ямщики и проводники, отвезчи к Москве нашу казну и гонцов, приезжают с Москвы в домы свои, во Тверь... И как к вам ся наша грамота придет и вы бы с Москвы в Великий Новгород и во Псков... и в иные наши тамошные городы и в уезды, также и из тех городов к Москве, гонцов и посланников, с нашею денежною и ефимочпою и с иною ни с какою казной и ни с чем, всяких чинов людей, мимо Твери пропускать отнюдь не велели... и который ямщики посланы с подводы, под посланники и под гонцы... и как те ямщики учнут приезжать, и'тех ямщиков велеть держать за заставами недели по две и по три потому, чтоб от них в наносе морового поветрия здоровым людей упадка никакого не учинилось, а велеть стоять им за заставою неблизко» '.
Заставы и засеки устраивались не только вокруг городов, по большим и проселочным дорогам, но иногда оцеплялись и отдельные деревни и села. Так, в 1654 г. в одной из деревень Кашинского уезда умерла «думного дворянина... жена, да у князь Юрьева жены Звенигородского померли люди их... и князь Юрьева жена Звенигородского с досталными людьми переехали в иные свои деревни». По этому поводу Кашинскому воеводе Борису Ивановичу Непейцыну было отдано распоряжение: «И как к тебе ся наша грамота придет и ты б в те деревни, и в которой умерла... Гаврепева жена, и в которую перевезена, и в которой деревне померли князь Юрьева-Звенигородского люди, и в которую деревню его князь Юрьева жена с досталными людми переехали, велел засечь и приставил около тех деревень сторожи крепкие, а на тех сторожах покласть огни часто, чтоб из тех деревень никто в иные в околиые деревни не ходил и не ездил, также бы и из околных деревень в те деревни, в который учинилось моровое поветрие... потому ж никто не ходили и не ездили отнюдь никоторыми делы, и о том бы велел учинить заказ накрепко под смертною казнию» [100] [101].
Иногда при появлении инфекционных заболеваний в деревнях заставами и засеками оцеплялся целый уезд. Так было, например, в 1655 г., когда из-за двух случаев «скорой смерти с язвами» в двух деревнях Рос лавльского уезда весь уезд был «обсечен»[102]. Заставы и засеки устанавливались не только в случае действительного наличия эпидемии, но и при подозрении и слухе о ней, впредь до получения «подлинной ведомости бу- де то моровое поветрие пристанет или распространится». Так, в 1656 г. в Полоцкий уезд прибыли люди из Друй, где будто бы имелись случаи смерти от морового поветрия. Было приказано «поставить в деревне, от большия дороги в стороне, где пригоже, и ту деревню осечь и сторожей поставить». Стрельцы и солдаты, ехавшие в Смоленск мимо г Рославля, где было моровое поветрие, по указу 1656 г. были высланы в деревню, которую повелевалось «осечь на месяц... и будет упадку у них не будет, их отпустить по домам»[103].
В 1681 г. была послана царская грамота кунгурскому воеводе о предосторожностях от мора и скотского падежа. В не
В то же время было бы неправильно думать, что все меры по борьбе с эпидемиями в допетровской Руси исходили только из опыта и практики и что мистический элемент не играл при этом никакой роли. Цер- ксвь и вера в бога занимали очень большое место в сознании людей того времени. Поэтому естественно, что при появлении «морового поветрия» они прежде всего обращались к помощи церкви. Во время эпидемий горожане нередко просили послать к ним чудотворные иконы, святые мощи или устроить крестный ход и молебствие. В этом им отказа не было.
Так, в 1647 г. в Царев-Алексеев город по случаю «мора» был послан крест с мощами, причем повелевалось встретить их «с великою честью, со священники и со кресты, и со всеми людьми за посадом, где пригоже, н принести б его в соборную церковь, и пети молебны, и воду святити, и тою святою водою и животину и лошади кропити». Предписывалось также: «А которые городы в Ольшанском, на Коротояке... и на Валуйку и в других украинных городах учнут просить того животворящего креста... отпускать с великою честью» '.
В 1654 г., во время эпидемии чумы, в Москву была направлена икона «пресвятой Казанской богоматери».
«Святая вода» применялась иногда в качестве «дезинфицирующего» средства. Так, в 1660 г. после внезапной смерти перед Стрелецким приказом некоей «женки-^атарки» повелевалось: «А в которых местах та женка блевала и умерла, и те места выскоблить и водою смыть, и святою водой окропить».
Были случаи, когда появление эпидемий объяснялось волшебством или «напушением», верили в чертей, в «сглаз» и, легко находя колдунов и ведьм, с помощью палача жестоко расправлялись с ними. Однако при этом все же поступали по принципу мудрой русской пословицы: «На бога надейся, а сам не плошай» и наряду с богослужением устраивали строгие внутренние карантины, а вместе с «чудотворной иконой» посылали приказы установить вокруг «поветренных мест» крепкие заставы.
Некоторые авторы, ка'к старые (Рихтер), так и современные (Вог- ралик), указывали, что перелом во взглядах на происхождение «мора» ГН. Новомбергский. Врачебное строение до-Петровской Руси. Томск, 1907. стр. ЗЫ.
Руси произошел только после эпидемии чумы 1654 г. и что лишь с Наг0 момента стали проводить у нас противоэпидемические мероприя- Т°я Из всего ранее изложенного видно, однако, что эти взгляды не ^ответствуют действительности. Еще в XIV веке в русской народной
Табл. 2. Схема организации борьбы с эпидемиями в допетровской Руси (конец XVII века).
медицине утвердилась мысль о заразности чумы, и в связи с этим появ- • -ются первые меры по борьбе с эпидемиями: заставы на пути предполагаемого движения заразы.
В XV—XVI веках проводился уже целый ряд мероприятий. Производилась уборка трупов специально назначенными для этого людьми и аахоронение их в изолированных местах за городом. Дома, в которых
были случаи заболеваний, «печатались» и около них выставлялся караул. Священникам запрещалось навещать больных и отпевать умерших. «Заповетренные места» отсекались цепью застав, и выезд оттуда настрого запрещался.
Герберштейн, бывший послом в Москве в 1518 и 1525 гг., по этому поводу отмечал: «Хотя они (т. е. русские) живут в такой здоровой местности, они все же боятся заразы всякий раз, как она свирепствует в Новгороде, Смоленске и Пскове, и всех приезжающих оттуда к ним не допускают в свою страну»
Поэтому меры по борьбе с эпидемиями, проводимые на Руси в XVII веке, не были новшеством и их нужно рассматривать как дальнейшую эволюцию давно известных и испытанных нашим народом средств борьбы с «моровыми поветриями».
В то же время в связи с ростом централизации и укреплением Московского государства они в значительной степени унифицируются и проводятся в небывалых до того масштабах (табл. 2). Московское правительство требует от всех воевод и их товарищей немедленно сообщать о появлении «морового поветрия». Сохранились многочисленные «отписки», поступавшие в Москву из провинции о случаях «мора». Так, например, сохранился следующий документ: «Розыск про моровое поветрие во Владимирском, Переяславльском-Залеском, Коломенском и Рязанском уездах 139 (1631) года августа в 1-й день сказывал... князь Дмитрий Михайлович Пожарский, а ему де сказывал коломнянин Федор Норов, что в Коломенском уезде в селе Боярки сего лета в Петров пост сын боярский Василий Кочуров умер пострелом[89] [90] [91], а как де его похоронили, появилось знамя пострельное у вдовы Арины, жены Барыкова, и то де знамя у той вдовы Арины выжигали и та де вдова и по ся место жива. Да в деревне де Тарбышеве Григорьев... Тнпяйко умер по- стрельиым же знаменем. Да у кречетника, у Ивана Григорова в сельце Олешкове тою язвою умерло крестьян 4 человека, и в иных де местах в Коломенском уезде тою же язвою люди помирают, а лошади в Коломенском уезде вымерли и на люди та язва пала от лошадей»2.
Подобного рода сообщения о моровых поветриях в 1624—1625 гг. поступали в Москву из Белгорода, Брянска, Валуек, Воронежа, Избор- ска, Масальска, Новгорода, Пскова и ряда других городов[92].
Начальствующим (воеводам, полковникам и т. п.) вменялось в обязанность давать точные сведения о количестве больных и умерших в подчиненных им полках. В качестве примера можно привести донесение полковника Василия Боркова (1691): «Апреля де с 25 числа по 2 число полку его стрельцов померло 51 человек прежнею болезнью, болят головою и Ноносом, и рудою исходя, и в болезнях с ума сходят, и поясницы болят, и от того железы отметываются. Все де на Вашей, великого государя, служба в Ново-Богородицком с прежними, февраля с 22 числа мая по 2-е число, полку его стрельцов померло 39б человек, да бежало и на дороге осталось 7 человек, а ныне де на лицо стрельцов... 360 человек»[93].
О том, какие именно сведения о моровых поветриях требовались от воевод, можно заключить на основании следующего, написанного в
1654 г. и посланного воеводе Буйносову и дьяку Шпилкину приказа: «Как к вам ся наша грамота придет и вы б велели отписать к нам тотчас... в Великом Новегороде и в Новегородском уезде от морового поветрия нет ли на люди какова упадку, и будет есть, и в которых местех... ь скольких верстах от Нового города, и сколь давно, и сколько человек померло, и какою болезнью, и долго ль те люди болны, и померли с язвами или без язв» 1
Следовательно, воеводы обязаны были сообщать не только место, где разразилась эпидемическая вспышка, не только количество умерших, но также и диагноз и краткую характеристику заболевания. Такого рода сведения должны были посылаться «тотчас» без «замотчанья», «на спех», причем требовалось точное описание болезни.
В 1655 г. козловскому воеводе была послана «память»: «...в Козлове городе, и на посаде, и в слободах, и в Козловском уезде... поместьях и вотчинах переписать на спех, сколько человек имяны и какого чину людей от морового поветрия умерло и сколько человек осталось ны на лицо, и тем людям роспись велено принести ко мне тотчас. И из тех росписей тем умершим и остаточным всяких чинов людям сделать перечневую роспись по чипам»2 Требовались также сведения и о том, откуда, из какого источника, возникла эпидемическая вспышка.
За своевременной отправкой, точностью и полнотой сведений о моровых поветриях строго следили. Так, в 1664 г. городецкий воевода сообщил в Москву о количестве умерших от морового поветрия, но московские власти этим не удовлетворились и направили воеводе грозный указ: «А от чего на Городецке моровое поветрие на люди учинилось, от тутошних ли или от жилецких, или от приезжих и от прохожих людей, и сколько в котором дворе людей умерло порознь, и кто имянно, и в коих числех — о том ты к нам нс отписал, знатно ты нашего указу не слушаешь, а по нашему указу велено тебе про моровое на люди поветрие и про упадок людем писать имянно, и ты тот наш указ поставил на оплошку» 3
Откуда же черпали все эти сведения сами воеводы? В первую очередь, понятно, от своих подчиненных: приставов, дьяков, подъячих. В 1655 г. воевода Киреевский писал приставу, требуя сведений: «Что в сс-ле... сколько померло робяг мужеска полу и женска июля по 17 число, и тебе б велеть дьячку те речи написать., по статьям, на 3 статьи... а попу б тебе приказать через огонь имянно, что он поп впредь велел писать на роспись тех умерших людей, что у него... мужеска полу и женска и робят мужеска полу и женска... впредь сколко умрет»4.
Сведения о моровом поветрии получали также через «лазутчиков» или разведчиков, от проезжих или прохожих людей, путем «обыска» и «розыска».
При появлении морового поветрия домовладельцы были обязаны сообщать об имеющихся на их «дворе» больных «язвою», лихорадками, оспой или «иными какими тяжкими болезнями». Сохранился царский Указ о наказании окольничих братьев Ивана и Матвея Милославских за то, что они не известили о случаях «моровой язвы», бывших среди их Дворни. В указе напоминается, что «всем было приказано накрепко, где gt; кого учинится во дворех болезнь с язвами... о том извещать государю»5
J Д-о-пие'жя к актам историческим. Т. Ill, СПБ, 1848, стр. 449.
1907 сгр 368В ° М ^ 6 ^ *" С К И ** Врачебное строение в до-Петровекой Руси. Томск,
lt; Дополнения к актам историческим. Т. III, СПБ, 1848, № 119, стр. 464.
Дополнения к актам историческим. Т. IV, СПБ, 1851. стр. 69
1 ПСЗ. т. I, № 168.
Строгий приказ об извещении властей о случаях заразных заболеваний был подтвержден также специальным указом в 1680 г., согласно которому нужно было немедленно заявить в «Разряд» о появлении в доме или на дворе больных «боли огневою или лихорадкою и оспою или иными какими тяжкими болезнями...» '
Иногда для получения сведений о заразных болезнях устраивали «обыск» и «розыск», т. е. следствие, при котором всех допрашиваемых приводили к присяге: «попы по священству», монахи — по «иноческому обещанию», а служилые, приказные и прочие всяких чинов люди — «по крестному целованию». Так, например, в 1643 г. был «обыск» по поводу эпизоотии и «поветрия па люди» в окрестностях Москвы:
«Во обыску нового Девичьего монастыря села Кузина поп Григорий, да того же села крестьяне Ермолка Михайлов, Дениска Ермолин и другие 14 человек... сказали: поп Григорий по священству, а приказные и крестьяне по государству крестному целованию: после Петрова дни и Павлова на 3-й день учинился лошадиный падеж, а на людей поветрия нет и не было».
«Ямския рогожские слободы поп, да ямщиков 20 человек... поп по священству, а мирские всякие люди по... крестному целованию сказали: умерло у них на Рогоже моровым поветрием с язвою июня в 29 день 5 человек, лежали неделю, а 4-й человек лежал один день... Июля в 9-й день села Хупавки поп Абросим, да староста Павлин Иванов в расспросе сказал умер у них крестьянин Игнашко, что с лошади снял кожу, да его к приходу крестьянин Панкратко закапывал падежную лошадь и от тое падежные лошади брызнула на него руда и от того умер»2.
«Обыск» про моровое поветрие производился путем опроса населения как «заморных», так и близлежащих, еще благополучных по эпидемии мест. Предписывалось: «Около тех сел и деревень, в которых людское моровое поветрие, в здоровых местах, взяти обыски». При этом в ход судебного следствия иногда вовлекалось огромное количество людей, что называлось «сыскивать большим повальным обыском». Так, в 1631 г. было опрошено около 1000 человек, а в 1643 г. — 1538 человек. Все эти лица поименно записывались в «обыскных записях», но, кроме этих поименно перечисленных лиц, в записях упоминаются и целые группы людей, как-то: и «все крестьяне» или «и все крестьяне, а сколько их — того не записано».
Сведения об эпидемических заболеваниях получали также и путем опроса всякого рода проезжих и прохожих людей. В 1654 г. приехавший из Астрахани «сын боярской Григорей Растопчин» в расспросе сказал: «Ехал де я из Астрахани на Черный Яр, а с Черного Яру на Царыцин, а с Царыцина на Саратов, а с Саратова на Самару, и ехал де он и до Казани, а на люди нигде упадка нет... а в Нижнем сказывал мне воевода, есть де в Нижнем в посаде и в слободах упадок на люди, только де излегка... А на Костроме к городу не приставал, ехал мимо, а слышал, что де упадок на люди немалой есть»3
Добытые сведения пересылались в виде «сказок» в «Разряд» или в «уезд» или же непосредственно в Москву. «Сказки» скреплялись подписью соответствучощего должностного лица — воеводой, приставами, а если «сказки» посылались из сел или деревень, — то попами и льячками. Так, в 1656 г. было послано донесение воеводе Киреевскому: «Сказали поселковый старец (старшина) Пона Рязанов, да целовальный Тимо
Из всего сказанного можно сделать вывод, что сведения о заразных болезнях получали не только из городов, но и из сел и деревень. Составлялась ли где-нибудь общая сводка собираемых сведений, мы не знаем, ки в одном из просмотренных нами исторических документов ничего подобного встретить ие удалось.
Правительство постоянно следило также за эпидемической обета новкой в- соседних государствах. Судя по тому, что о каждом случае появления эпидемии за рубежом в Посольский приказ поступало специальное донесение, можно думать, что послы московского царя имели особое предписание собирать сведения об эпидемическом состоянии стран, через которые они проезжали и куда были посланы.
Известно, что в 1455 г. московский посол в Польше немедленно сообщил в Москву о появлении нового заболевания, как предполагает Рихтер, сифилиса, причем в ответ на это донесение из Москвы было дано указание точно выяснить, откуда оно появилось и как распространяется. Сведения об эпидемиях за рубежом получали и через «лазутчиков». В 1631 г. «лазутчики» из Нового-Городища узнали, что «близко де Миргорода вымерло 2 слободы». В 1653 г. лазутчики доносили, что в пограничном городе Чернухе «люди все вымерли моровым поветрием».
Разведчикам, посылаемым с определенными заданиями за рубеж, в соседние государства, поручалось разузнать также и про моровые поветрия. В 1652 г. Белгородский воевода прислал «отписку о моровом поветрии»: «В нынешнем... году прислана в Белгород твоя государева грамота из Разряду... а в твоей грамоте сказано: жити б мне в Белгороде с великим бережением и вестей проведывати всякими обычаи накрепко, и твоим государевым делом промышлять... и о всяких вестех писать к тебе, государю, к Москве почасту. И августа во 2-й день посылал я из Белгород для проведываиия весте за рубеж в польскую сторону в казачьи города белгородских черкас Сеньку Маленькбго да Павлика Калинникова; и августа в 16 день из-за рубежа в Белгород приехали, а в распросе сказали: были де они для проведываиия вестей за рубежом, 8 Польской стороне, в казачьих городех: в Вепрйке, да в Галиче, а да- ле де того, в иные казачьи городы, они не поехали, для того в Галиче ле говорили им свои друзья: ехать де вам дале того нельзя, туда де вас пропустят, а назад де ие пропустят, у поляков де и за Белою Церковью 8 казачьих городех во многих местех мор большой... из моровых мест... 8 казачьи украйные города пропускать никого не велено» 3
j Дополнения к актам историческим. Т. IV, СПБ, 1851, № 29.
Там же
Такого рода неопределенные сведения московское правительство не удовлетворили, и было приказано другому воеводе получить более точные данные «о литовских вестях и о моровом поветрии».
В сентябре 1652 г. был получен ответ: «Приехали в Курск из Литовской стороны Курчане Любимка Малютин, да пушкарь Куземка Ха- лезев, а в распросе мне сказали: ...были де они в литовских городех в Галиче и в Лубпах, и в иных городех, и при них де в те городы августа в 15 день прислал гетман Богдан Хмельницкий листы, чтоб де казаки из городков шли все в войски до одного человека за Днепр к Белой Церкви... Да при них же, Любимке и Кузьке, поставили черкасы по дорогам заставы, чтсб государевы люди в их сторону не ездили, и затеяли на люди моровое поветрие, боясь на себя приходу твоего государева боярина и воеводы с ратными людьми, пошел назад от литовского рубежу, и они де, атаманы и сотники, своих заставных людей с дорог свели, а в литовской де стороне, в городах и в уездах, морового поветрия никакого нет» [94]
Судя по этому документу, вести о моровом поветрии в данном случае оказались военной хитростью, имевшей целью запугать воеводу и воспрепятствовать ему прийти на подмогу Богдану Хмельницкому. Вследствие этих ли вестей или по иной причине воевода с ратными людьми «пошел назад от литовского рубежа». Заставы, по словам разведчиков, тогда были сняты.
Несмотря на эти, казалось бы, исчерпывающие сведения об отсутствии морового поветрия, осторожное московское правительство положило на письме «помету»: «Послать государев указ велеть жити с великим бережепьем» [95]
Приведем еще один документ, содержащий интересные данные о том, как в «литовской стороне» в средине XVII века «боролись» с эпидемическими болезнями. «Отписка Яблоновских воевод Шереметьева с товарищами о черкасских вестях и о моровом поветрии. В нынешнем (в 1653) году... приезжал из литовского города Груни к Олешенской заставе литвин Ларька Андреев сын Кремепицкой, а хотел де ом проехать в русские городы; и он (воевода) пропустить его не велел для морового поветрия, что в их городех мор. И за заставою де его, Ларьку, распра- шивали, а в распросе де сказал: сыскали де в Галиче воров дву жонок да девку, и их де пытали, и они де с пытки винились: моровое поветрие на люди напускали они, и тех де дву жонок и девку сожгли, и после де их моровое поветрие унялось. А распрося того литвина, велел его воротить в Литовскую сторону, покаместо про моровое поветрие будет впрямь ведомо, что унялось»[96].
Впрочем наряду с донесениями послов и лазутчиков для уяснения эпидемической обстановки и составления эпидемического прогноза цари иногда прибегали к средствам вполне в духе своего времени.
Так, например, когда в 1665 г. до царя Алексея Михайловича дошли слухи об эпидемии в Лондоне, он приказал жившему в то время в Москве доктору Энгельгардту составить гороскоп. Выполнив приказ, доктор ответил царю письмом на латинском языке, где, между прочим, говорится: неблагоприятное стояние созвездий, сначала Сатурна, а затем Марса, за которыми следует затмение 5 других больших планет, указывает на то, что осенью во многих частях Европы большое количество людей погибнет от чуму. России же не грозит ничего особенного[97].
При получении известий о появлении морового поветрия за рубежом на границах устраивались заставы. Первые указания об устройстве пограничных застав относятся к 1602 г., когда Борис Годунов приказал устроить заставы «от Смоленска по всему рубежу».
Сведения об устройстве застав содержатся также в челобитной воевод Долгорукова и Дохтурова, посланных ими царю в 1623 г. В ней, между прочим, говорится: «В нынешнем во 131 (1623) году прислана к нам в'Торопец грамота из Разряду за приписыо дьяка Михаила Данилова, а в той грамоте написано, что в Польше и в Литве на люди моровое поветрие, голод великий, и литовские люди умышленьем нарочно хотят из моровых мест посылати с купецкими людьми в твои, государь, городы всякие товары и продавати дешевою ценою... и русских людей и поло- нянников от себя отпускают... для морового поветрия на твои государевы люди» '.
Поэтому воеводы решили: «Во Брянску учинить заказ крепкий всяким людям, чтобы они за рубеж в поветреиные города ни с какими товарами не ездили, а ездили бы в здоровые места, где поветрия нет, и по порубежным по всем дорогам велено поставить заставы крепкие, детей боярских добрых, кому б мочно верить. Написать грамоты тотчас о моровом поветрии, о заказе в Путивль, в Рыльск, в Мещорск, в Вязьму, во Ржеву, в Луки Великия, в Торопеиь, во Псков и пригороды».
В обязанности воевод пограничных городов вменялось строго следить за тем, чтобы вместе с проезжими иностранцами не были завезены болезни. Так, в «наказе» Черниговскому воеводе князю Волконскому сказано: «А буде которые посланники и гонцы и выезжие иноземцы и полоняппики, будучи на заставах и на сторожах, скажут, или мимо их от кого будет в Чернигове ведомо, что в тех местех, из которых они приехали. или пришли, на люди моровое поветрие есть: и окольничему и воеводе тех всех выходцов и полонянников в Чернигов отнюдь пропу- щать не велеть, а велеть держать их за заставою с великим бережени- ем»2.
В поветреиные годы строго регламентировалось всякое сообщение с зарубежными странами. Послы их, равно как и все остальные приезжие, либо подвергались карантину на границе, либо отправлялись обратно. Разрешение на въезд в пределы Московского государства давалось лишь особым, именным указом. Так, в 1636 г. по случаю морового поветрия в Крыму были подвергнуты изоляции в Ливнах и Осколе крымские послы.
юл,' В. Новомбергский. и*", стр. 323.
’ [98] ПСЗ, т. III, № 1540.
дохтурова человека Марчка велели расспрашивать, в которых местех он, Марчко, был, и которыми месты ехал, и в тех... местех здорово ль, нет. ли морового на люди поветрия... а будет он, Марчка, в которых местех скажет моровое поветрие, и вы б его к Москве не пропущали, а велели б его держать за заставою и расспрашивать, в которых местех и давно ль учинилось на люди моровое поветрие, да о том к нам отписали и рас- просные речи прислали, а отписки и распросные речи велели переписывать на заставе и... переписав прислали к Москве и велели подать в Аптекарском приказе боярину Илье Даниловичу Милославскому» '.
В связи с лондонской чумой 1665 г. на Руси были проведены крайне строгие карантинные мероприятия: всякая торговля с Англией была прекращена, архангельская гавань закрыта. Опасаясь заноса чумы из Швеции, Московское правительство предписало подвергать строгому допросу и карантину всех приезжавших во Псков и Новгород со шведской границы.
В августе 1665 г. от имени царя Алексея Михайловича было направлено письмо английскому королю следующего содержания: «Брату нашему любителыюму Карлосу Второму. Ведомо учинилось, что у вашего королевского величества в столичном городе Лондоне появилось моровое поветрие и как оное не прекратилось нам примати ваших подданных и торговых людей с товаром и без товаров опасно, и для того их в Архангел-город принимать не велено».
В то же время послан указ на Двину. «Как в Архангельск город иноземцы учнут приехать Англичани, Голландцы и Амбурцы и Любча- ни и иных земель, то велено распрашивать: 1) откуда они приехали? 2) все ли здоровы и не было ли на людей моровое поветрие? 3) да в Ан- глинской земли давно ли были? А ежели скажут, что в Лондоне были недавно и моровое поветрие при них было, и у них товары будут из моровых мест и таких людей, ни товаров на Москву пропускать не велено, и от Архангельска города их отослать назад откуда кто приехал... и таких Англичан, хотя которые скажут, что они издавна из Английской земли и в Лондоне не были, про моровое поветрие не слыхали, и таких иноземцев не отписаеся в Москву отпускать не велено»1 [99].
Приезжие иностранцы задерживались в пограничных городах и им учинялся строгий «распрос», не было ли в землях, откуда они приехали, или в городах, через которые они проезжали, морового поветрия. А если выяснялось, что там был мор, то приезжие задерживались до получения указаний из Москвы. Так, в 1665 г. в Пскове были задержаны приехавшие из «англинской земли» полковник и доктор. Сохранилась переписка, тянувшаяся несколько месяцев между псковским воеводой и Аптекарским I приказом по поводу их задержания в Пскове.. В ответ на донесение воеводы был получен приказ: «К Москве их без указу не отпускать и платье, в котором они из-за моря приехали, спрятать в землю, а им сделать новое и русским людем с ними не сходиться и покупать у них ничево не велено». Иностранцы, очевидно, не хотели подчиниться этим требованиям и после долгой переписки им было предложено: «Обмыться и рухлядь, что с ними пришла из-за моря, велели им отпустить за рубеж, куды похотят, и товаров и никакой рухляди, что с ними из-за моря пришло, с ними не отпускати и о том им заказ учинити с большим подкреплением, и на отпуске у них велети осмотреть, чтоб с ними отнюдь никаких заморских товаров и рухляди не бы-
ло». Было приказано также выдать им «для харчевые покупки в -зачет 30 рублев, чтоб они на свои золотые и на ефимки, что с собой привезли, ничего не покупали»
С неукоснительной строгостью карантинные мероприятия проводились и в последующие годы. В 1684 г. гетман Самойлович отправил в Москву «посланца своего прилуцкого полку писаря Семена Ракова с товарищи». Посланцу этому было велено «в дороге поворотить к гетману», ввиду того, что он проходил «заморными местами». Но воевода в Сев- ске должен был с дипломатической вежливостью разъяснить посланцу, что он «поворочен с дороги и до Москвы не допущен для того, что он с посланники нашими с стольником и полковником с Василием 'Гяпкиным и с дьяком с Никитою Зотовым, был в Крыму, и было при них в Крыму на люди моровое поветрие, и наших, великого государя, людей померло язвою 12 человек и затем поветрием те наши в. г. посланники и крымские послы в дороге удержаны и до Москвы не допущены ж, потому что от морового поветрия во всех государствах имеют великое опасенье, и он бы посланец себе того во оскорбленье не ставил, и к гетману к Ивану Самойловичу ехал безо всякого сомнения»2.
Карантинные строгости соблюдались даже тогда, когда дипломатические интересы, казалось, требовали их смягчения. Например, в конце XVII века московское правительство было очень заинтересовано в сближении с казаками, тем не менее в связи с чумой оно потребовало от атаманов Войска донского, чтобы они в Москву не ездили.
В 1692 г. «... посланы грамоты на Дон, к атаманам и казакам, к войсковому атаману ко Фролу Миняеву и ко всему Войску донскому, чтобы и они от того морового поветрия имели великую осторожность и никого к себе в Астрахань не пускали, и учинили заказ во всех городках, да и зимовой бы станицы к Москве не отпускали ж» 3.
Вообще нужно сказать, что после московской эпидемии всякие известия о «моровом поветрии» вызывали у правительства страх, и при малейшем подозрении на «моровую язву» принимались самые строгие меры. Так, например, в 1660 г. скоропостижно умерла сидевшая под арестом в Стрелецком приказе 80-летняя старуха. Скоропостижность ее смерти вызвала переполох, и об этом было срочно сообщено находившемуся в походе царю: «...Ивашко Прозоровский челом бьет... сказывал мам Стрелецкого приказу дьяк Иван Степанов... сидела в Стрелецком приказе жопка татарка некрещеная в татином деле... и сего же де числа после обеда... умерла скорою смертью, а та де жонка была стара, лет 60 и больше».
В ответ на эту челобитную последовал строжайший приказ: «Разыскав про то, от чего та жонка умерла, допряма и обо всем к нам отписать, и сыск прислать ие мешкав, и которой подъячей тое жонки поехал осматривать, и того подъячего в город пускать до нашего указу не велеть; и ту жонку велели закопать за Земляным городом подалее... по- ¦ лубже; и велеть на тое могилу накласть огню побольше и нажечь го- Раздо, чтоб той могилы зверь никакой не раскопал» 4.
1акое же дело возникло и в 1662 г., и воевода доносил царю: «...Пришел к нам Александр Дуров, сказывал: сидят де в Стрелецком приказе колодники — безместная старица да стрельчиха... в деле, что та стрель-
г н *0- Бахтин. Борьба с эпидемиями в до-Петропской Руси. М„ 1909, стр. 14. lane Н о ао м б е р г с к и и. Материалы по истории медицины в России. Т. II. СПБ, 1906^ стр. 262—263.
iQr,_ N. Новомбергский. Врачебное строение в до-Петровской Руси. Томск,
iyU7, стр. 335.
чиха на тое старицу извещала в ворожбе и... сказывала подъячему Ивану та стрельчиха на ту старицу, что у той старицы наперед сего в моровое поветрие была язва, а ныне де у ней та язва отрыгнулась... И мы приказали дьяку Александру Дурову, велели ему послать той стрельчи- хи и старицы и допросить подьячего недоходя приказу, в окошко, издалека, у той старицы язва есть ли будет, и мы ту старицу и жопку стрель- чиху, которая на нее извещала, велели отвезть по Дмитровской дороге, верст с 15 и больше тотчас, и велели их в большом лесу от большой дороги в стороне обсечь накрепко и поставить караул... десятника, а с ним 5 стрельцов, и тем стрельцам приказали смотреть и беречь накрепко, под смертной казнию, чтоб они, обсекши ту старицу и жонку, были безотступно и по деревням ннкуды ни для чего не ходили, и смотрели и берегли того на крепко, чтоб к ним никакой человек ни откуда не приехал и не пришел некоторыми обычаи, а которых подьячих и всяких чинов людей в Стрелецком приказе тот извет застал, и мы тех всех людей из приказу выпускать и к ним никого припускать до ночи не велели, а ночью велели их из приказу вывести и поставить за городом на пустых дворех и караульщиком у тех дворов быть велели до твоего указу».
В ответ на это сообщение воеводы об «извете» на старицу и о мерах, принятых немедленно после получения этого «извета», в Приказе последовало именное распоряжение: «...Велено дьяку Ивану Патрикееву обыскасть по старицу Каптелину, где она Жила, около двора ее со- седьми... на той старице Каптелнне моровая язва бывала ль или не бывала... Августа в 9-й день посылам приказу заставных дел подьячий Антипин... доехал за земляным городом, позади Новые Дмитровские слободы... А по осмотру (старицы) на правом плече старое сабельное рубле- ние да на голове на затылке рублено ж... да у ней же в правом паху выкинулось побольше ореха, а знатно, что откинулась железа от сеченья старой болезни, а не язва. А старица сказала:... было у ней в моровое поветрие в паху выкинулось с брус и изошло без провалу... Такове письмо переписано в седьмое и послано к... государю с стряпчим с Борисом Арга маковым» 1
Как видно, достаточно было «извета» на колодницу, чтобы и она, и сидевшая вместе с ней «стрельчиха» подверглись изолинии и строжайшему карантину. Временно были изолированы и все, соприкасавшиеся с обеими «колодиицами». Срочно было произведено следствие с соблюдением всех процессуальных формальностей. И несмотря на то, что следствие не установило наличия «моровой язвы», сообщение об этом было переписано 7 раз и только седьмая копия послана во дворец.
Оба приведенных документа свидетельствуют о том, как внимательно и осторожно относились московские власти ко всем известиям об эпидемических болезнях.
Профилактические мероприятия следовали немедленно за получением извещения о такого рода заболеваниях, причем донесения о них пересылались лично царю, даже в поход. Скоропостижная смерть 80-летней старухи вызвала целый переполох, длиннейшую переписку, из которой мы привели только малую часть.
При возникновении эпидемии в XVII веке на Руси проводился целый ряд противоэпидемических мероприятий. Главным звеном этой системы было оцепление и изоляция эпидемических очагов. При получении известий о «моровом поветрии» местность, где оно появилось, окружалась цепью застав и засек. На больших дорогах «учинялись заставы крепкие», проселочные дороги и «малые стежки» перекапывались канавами или заваливались деревьями — засеками. На заставах и засеках ставили сторожевые посты (табл. 3).
Опепленне «заповетренных мест» применялось и до эпидемии 1б54—1655 гг., но особенно широкое распространение оно получило на руси во время этого мора и в конце XVII столетия. Первое время при появлении «моровой язвы» в Москве всем желающим было разрешено выехать из города. Но правительство скоро спохватилось и уже в июле на дорогах, ведущих в Москву, появились заставы. Воеводам подмосковных городов были разосланы указы — никого из Москвы не пропускать. Так, в августе 1654 г. была послана на Коломну воеводе «Васке
Табл. 3. Организация заставы на Владимирской дороге к Москве в 1643 г. (по Н. Новомбергскому).
Морткнну» грамота: «На Коломне и в Коломенском уезде учинити за- каэ крепкой под смертной казнью, и дороги, которыя от Москвы на \\о Домну и в Коломенский уезд и в... Понизовые городы, велеть все засечь и на тех дорогах поставити заставы крепкия; а на тех заставах велено поставить из отставных дворян и из детей боярских по человеку, да с ними коломенских стрельцов и посадских и уездных жилецких всяких чинов людей, и велено им приказать накрепко: которые всяких чинов люди учнут приезжать и приходить с Москвы к заставам, и похотят ехать в- Понизовые породы, никого не пропускать отнюдь никоторыми делы, а велети тем лгодем от застав ехать и итти к Москве, чтоб отнюдь на заставы и мимо застав от Москвы никаких чинов люди на Коломну и в Коломенской уезд, и в Понизовые города, горним и водяным путем не проезжали и не проходили; а на Москве реке потому ж велено учинити заставы крепкия и пропускать с Москвы никого не велено» 1
Карантин распространялся на всех «торговых и служилых и всяких чинов людей». Так, в том же 1654 г. было указано: «И наши де гонцы и посланники, и с нашею денежною и ефимочпою казною, мимо города Твери ездят к Москве и с Москвы, а под тое пашу казну и под гонцы берут подводы во Твери, на Яму, и те де тверские ямщики и проводники, отвезчи к Москве нашу казну и гонцов, приезжают с Москвы в домы свои, во Тверь... И как к вам ся наша грамота придет и вы бы с Москвы в Великий Новгород и во Псков... и в иные наши тамошные городы и в уезды, также и из тех городов к Москве, гонцов и посланников, с нашею денежною и ефимочпою и с иною ни с какою казной и ни с чем, всяких чинов людей, мимо Твери пропускать отнюдь не велели... и который ямщики посланы с подводы, под посланники и под гонцы... и как те ямщики учнут приезжать, и'тех ямщиков велеть держать за заставами недели по две и по три потому, чтоб от них в наносе морового поветрия здоровым людей упадка никакого не учинилось, а велеть стоять им за заставою неблизко» '.
Заставы и засеки устраивались не только вокруг городов, по большим и проселочным дорогам, но иногда оцеплялись и отдельные деревни и села. Так, в 1654 г. в одной из деревень Кашинского уезда умерла «думного дворянина... жена, да у князь Юрьева жены Звенигородского померли люди их... и князь Юрьева жена Звенигородского с досталными людьми переехали в иные свои деревни». По этому поводу Кашинскому воеводе Борису Ивановичу Непейцыну было отдано распоряжение: «И как к тебе ся наша грамота придет и ты б в те деревни, и в которой умерла... Гаврепева жена, и в которую перевезена, и в которой деревне померли князь Юрьева-Звенигородского люди, и в которую деревню его князь Юрьева жена с досталными людми переехали, велел засечь и приставил около тех деревень сторожи крепкие, а на тех сторожах покласть огни часто, чтоб из тех деревень никто в иные в околиые деревни не ходил и не ездил, также бы и из околных деревень в те деревни, в который учинилось моровое поветрие... потому ж никто не ходили и не ездили отнюдь никоторыми делы, и о том бы велел учинить заказ накрепко под смертною казнию» [100] [101].
Иногда при появлении инфекционных заболеваний в деревнях заставами и засеками оцеплялся целый уезд. Так было, например, в 1655 г., когда из-за двух случаев «скорой смерти с язвами» в двух деревнях Рос лавльского уезда весь уезд был «обсечен»[102]. Заставы и засеки устанавливались не только в случае действительного наличия эпидемии, но и при подозрении и слухе о ней, впредь до получения «подлинной ведомости бу- де то моровое поветрие пристанет или распространится». Так, в 1656 г. в Полоцкий уезд прибыли люди из Друй, где будто бы имелись случаи смерти от морового поветрия. Было приказано «поставить в деревне, от большия дороги в стороне, где пригоже, и ту деревню осечь и сторожей поставить». Стрельцы и солдаты, ехавшие в Смоленск мимо г Рославля, где было моровое поветрие, по указу 1656 г. были высланы в деревню, которую повелевалось «осечь на месяц... и будет упадку у них не будет, их отпустить по домам»[103].
В 1681 г. была послана царская грамота кунгурскому воеводе о предосторожностях от мора и скотского падежа. В не
Источник: проф.А. И. Метелкин, «История эпидемии России» 1960