Оставим на время язык и обратимся к знаку другого класса — изображению. Мы предлагали нашим больным рисовать по воображению разные предметы. Особенности рисунков в условиях угнетения правого и левого полушарий — специальная большая тема. Я только кратко расскажу об одном аспекте различий.
Когда угнетено левое полушарие, предметы изображаются материальными, объемными, больные стараются — насколько это в их силах — сделать изображение максимально сходным с изображаемым объектом.
Когда угнетено правое полушарие, и изображение создается в условиях относительно изолированного функционирования левого полушария, предметы теряют материальность, становятся бесплотными, утрачивается их объемность. Но самое главное — больные не стремятся воспроизвести видимый облик предмета. Две главные тенденции прослеживаются в рисунках левого полушария. Первая — это схематизация, стремление изобразить не видимый облик, а знание о предмете. У предметов прорисовываются невидимые детали. Дом изображается с передним и двумя боковыми фасадами. Увидеть так дом нельзя, хотя в действительности у дома есть оба фасада. Предметы изображаются в разрезе, чего тоже нельзя увидеть, а можно только знать.
Вторая тенденция — стремление всемерно упростать изображение, свести его к предельно простой фигуре.
Куб изображается в виде квадрата, стол в виде прямоугольника, дерево — также в виде вертикального прямоугольника. По существу, изображение превращается в условный произвольный знак, иероглиф
предмета. Иногда по рисункам левого полушария можно просто проследить путь превращения предмета в иероглиф.
Таким образом, подобно слову, образ, попадая в ведение разных полушарий, претерпевает метаморфозы. С позиций правого полушария он является изоморфным слепком предмета, т.е. близок к непроизвольному, естественному знаку. Когда за изображение берется левое полушарие, сходство с предметом начинает исчезать, связь предмета и знака ослабевает, и знак из образа, слепка предмета превращается в план, схему, иероглиф. Можно сказать, что изображение как знак разделяет судьбу слова. Для правого полушария оно — естественный, нативный знак, для левого — искусственный, артифициальный.
Теперь можно сформулировать основной принцип функциональной асимметрии мозга человека так, как он мне представляется. Правое полушарие в своей деятельности опирается на естественные знаки. Даже заведомо искусственный знак — слово — оно интерпретирует как естественный, непроизвольный знак. Функции, сконцентрированные в правом полушарии, — это те формы психической деятельности, субстанцией которых являются естественные знаки. Левое полушарие в своей деятельности опирается на искусственные, произвольные знаки. Даже естественные знаки — образы предметов — оно интерпретирует как искусственные. В левом полушарии сконцентрированы те формы психической деятельности, субстанцией которых являются искусственные артифициальные знаки.
Итак, с семиотической точки зрения, водораздел между полушариями — это водораздел между орудиями, которыми они пользуются. Где истоки такого территориального разделения форм знаковой деятельности в мозге человека?
Вернемся к слову. Я показал, что если для левого полушария слово — произвольный, искусственный знак, то для правого полушария оно выступает как природное явление, как естественный, непроизвольный знак. Такое отношение к слову хорошо известно из детской психологии. На ранних этапах овладения языком ребенок относится к слову как к признаку конкретного предмета, его неотъемлемому свойству. Этот этап речевого развития %amp;1еет даже специальное название — стадия номинального реализма. Очень постепенно в онтогенезе слово отщепляется от объекта и из признака предмета превращается в обобщающее понятие.
Но такое же отношение к слову, судя по данным истории культуры, существовало на заре цивилизации. Оно зарегистрировано в мифах разных народов — в Библии, в исландских сагах, даже в гомеровском эпосе. Таким образом, и в онтогенезе, каждого человека, и в развитии культуры общества в целом, прослеживается одна и та же закономерность — эволюция слова от знака естественного к знаку искусственному.
Можно полагать, что в антропогенезе само становление языка протекало так же. Слово как нерасчлененный звуковой копмлекс, слитый в сознании с предметом, превращается в фонемную цепочку и комплекс морфем, освобождаясь от принудительной связи с объектом и превращаясь в произвольный артифициальный знак.
Можно привести также данные о трансформации изображения в ходе антропогенеза и культурной истории от палеолитических рисунков, поражающих своей конкретностью и натуралистичностью, до неолитических рисунков — чрезвычайно условных, схематичных, понятийных.
Если позволительно термин «эволюция» применять к антропогенезу и истории цивилизации, то я рискну сказать, что следы такой эволюции запечатлены в мозгу. Ранний этап эволюции психической деятельности — этап использования природных объектов в качестве знаков — связан с правым полушарием и роднит человека с его животными предками. Поздний этап эволюции становления психической деятельности, основанный на специально созданных для знаковой функции искусственных объектах, связан с левым полушарием. Это специфически человеческий этап становления психической деятельности.
Переход от естественных знаков к искусственным явился эволюционным скачком, имевшим далеко идущие последствия.
Современные исследования психологов прямо указывают на связь окончания стадии номинального реализма с появлением способности к абстрактному, логическому мышлению. Так, обнаружен очень высокий коэффициент корреляции между осознанием нетождественно- сти слова и денотата и умением решать силлогизмы.
В связи с этим я очень кратко упомяну еще одну серию наших исследований — решение силлогизмов в условиях угнетения одного полушария (см. лекцию 8). Напомню, что умение делать формальнологический вывод — исключительная привилегия левого полушария. Это и понятно: логический вывод требует манипуляций с чистыми знаками, свободными от «грешных» связей с миром вещей. Не случайно логика математизирована, а решение силлогизмов укладывается в строгие формулы, где фигурируют только абстрактные знаки. Теоретическое мышление требует разреженного воздуха горных вершин, где царствуют искусственные знаки, свободные от земного тяготения.
Но я хочу замолвить слово в защиту правого полушария. Правое полушарие является гарантом от выводов, построенных на шатких основаниях. Оно обеспечивает связь теории с реальностью. Это воз-

19. — Деглин можно лишь на базе естественных знаков, тесно связанных с вещами, денотатами. Правое полушарие, подверженное земному тяготению, удерживает мысль на околоземной орбите.

Несколько слов в заключение. В начале доклада я приводил аналогию Л.С.Выготского между материальными орудиями труда и знаками как орудиями мысли. Я думаю, что здесь имеет место нечто большее, чем аналогия. Человек стал человеком не тогда, когда он взял в руки естественные орудия, валявшиеся на его дороге — палку и камень. Естественными орудиями, как известно, пользуются многие животные. Человек стал человеком, когда начал изготавливать искусственные орудия труда, инструменты. Равным образом, человек стал человеком не тогда, когда он стал использовать естественные знаки. На использовании естественных знаков базируется и психическая деятельность животных. Человек стал человеком, когда начал изготавливать, создавать искусственные знаки. Только тогда его мысль смогла воспарить над реальностью.
Я думаю, что трудовая предметная и знаковая деятельность в эволюции были взаимосвязанными. Нельзя создать искусственные орудия труда, не опираясь в мышлении на искусственные знаки. Нельзя перейти к мыслительным операциям искусственными знаками, не создавая искусственные орудия труда.
Функциональная асимметрия, с моей точки зрения, — это летопись, «Повесть временных лет» человеческой психики. Изучая функциональную асимметрию мозга, мы можем реконструировать пути, по которым шло созревание мыслительной деятельности и становление мозга человека.
Я хотел в этой лекции показать, что изучение функциональной асимметрии мозга, интересное само по себе, помогает нам нащупывать ответы на вопросы, затрагивающие общенаучные, общечеловеческие проблемы.
Я еще раз хочу сказать, что изложенные соображения — это одна из возможных точек зрения.