Рассмотрим отношение к языковому знаку каждого полушария или, что то же самое, статус слова в языковом сознании каждого полушария. Мы будем опираться на исследования, проводившиеся нами на протяжении двадцати лет. Для суждения о функциях каждого полушария, кроме основного приема — исследования больных после УП, — использовались исследования здоровых испытуемых так называемыми неинвазивными методами. В частности, использовался метод монолатерального тестирования — регистрация времени восприятия слов, предъявленных раздельно каждому уху[§].
Начнем со звуковой материи языка, с фонетического слова. Исследования методом монолатерального тестирования показали, что восприятие слов успешно осуществляется обоими полушариями — различия в скорости восприятия слов, предъявленных правому и левому уху, незначительны и несущественны. Однако, если предъявлять не слова, а квазислова — бессмысленные речеподобные звуковые последовательности, то такие различия становятся существенными, и скорость восприятия квазислов, предъявленных правому уху, оказывается намного выше. Очевидно левое полушарие лучше справляется с восприятием бессмысленных звуковых последовательностей, чем правое (Кауфман, Траченко 1985; Траченко, 1986).
Не вызывает сомнений, что восприятие лишенных смысла речеподобных звуковых комплексов предъявляет особо жесткие требования к фонологоческому анализу. Обширная серия исследований восприятия звуков речи в условиях преходящего угнетения одного полушария, проведенная нами в начале 1970 годов, убедительно продемонстрировала, что функционирование фонологической системы связано с левым полушарием. Этим исчерпывающе объясняется преимущество левого полушария в восприятии квазислов. Но тогда надо согласиться с тем, что правое полушарие воспринимает слова, обходя фонологический анализ, иным путем. Каким же? Вероятно оно схватывает звуковой рисунок слова целиком, как некий нерасчлененный звуковой гештальт. Аргументом в пользу такого предположения могут служить исследования звуковых суперсегментных средств языка (в первую очередь, восприятие интонаций) в условиях преходящего угнетения одного полушария (Балонов, Деглин, 1976). Было показано, что суперсегментные (просодические) характеристики речи связаны с деятельностью правого полушария. Но этим характеристикам принадлежит огромная роль в формировании звукового облика единиц речевого потока. Именно суперсегментные средства сплачивают меньшие речевые сегменты в сегменты высшего порядка — отдельные звуки речи в фонетическое слово, отдельные слова в синтагмы. Связь просодических характеристик с правым полушарием делает очень вероятным предположение, что это полушарие распознает слова не путем поэлементного анализа, а путем идентификации целостного звукового гештальта. Собственно, тот факт, что опознание слов может обходится без полного фонологического анализа (а в речевом потоке обычно и обходится) лингвистам давно известен (Бондарко, 1981).
Итак, для левого полушария экспонента слова членима на минимальные звуковые сегменты, представляет собой последовательность дискретных единиц — фонем. Для правого полушария экспонента слова — глобальный звуковой гештальт, непосредственно соотнесенный с референтом. На это обстоятельство обратил внимание Р.Якобсон при обсуждении наших экспериментальных данных (jakobson, Waugh, 1979). Он отмечает, что основное различие между полушариями заключается в том, что звуковые средства языка, контролируемые левым полушарием, «сами по себе не обладают какой-либо определенной референцией» (Jakobson, 1980, р.17), в то время как «главной способностью правого полушария в плане обработки объектов слуховой перцепции является прямая замена их на простое, конкретное представление, лежащее собственно вне языка» (там же, с.28). Это первое различие статуса языкового знака в сознании правого и левого полушарий.
Обратимся к морфологии. В условиях преходящего угнетения одного полушария мы проводили свободный ассоциативный эксперимент (Деглин, Балонов, Долинина, 1983; Балонов, Деглин, Черниговская, 1985). В ассоциативном эксперименте испытуемым предлагается в ответ на какое-либо слово, называемое «стимул», быстро, не задумываясь, отвечать другими словами. В свободном ассоциативном эксперименте испытуемые могут отвечать любым количеством любых

15. — Деглин слов без всяких ограничений. Среди различных типов ответов можно выделить словоизменительные и словообразовательные ассоциаты — морфологические дериваты слова-стимула. Например, к слову «дом» дается ассоциат «домик» или «домашний», к слову «купаться» — «купаюсь» или «купальник» и т.д. В контрольных исследованиях такие ответы встречались редко. В условиях угнетения левого и относительно изолированного функционирования правого полушария ассоциаты морфологическими дериватами слова-стимула практически исчезают. В условиях угнетения правого и относительно изолированного функционирования левого полушария их количество чрезвычайно возрастает. Нередко ответ на слово-стимул в этом состоянии представляют собой целую серию морфологических дериватов, порой весьма изощренных. Так, на слово «свистеть» больная после правос- торонннего УП без пауз и передышки ответила: «свистят, свистун, свистящий, свисток, свист, насвистывать, высвистывать». Другая больная в этом состоянии на слово «цветок» так же легко и быстро ответила: «цвести, цветик, цветы, цветущий, цветут, цветение, цветочек, расцвет». Создалось впечатление, что игра словоформами в условиях угнетения правого полушария становилась самоцелью и приобретала навязчивый характер.

Сам по себе этот факт свидетельствует о том, что языковые механизмы словоизменения и словообразования связаны с левым полушарием. Но я хочу обратить внимание на другую сторону вопроса. Левое полушарие осознает и использует морфологическую членимость слова. Комбинируя и перекомбинируя морфемы, пользуясь ими как типовыми блоками в строительстве, оно создает из одних слов другие. Но это возможно, когда слово выступает как созданный, искусственно сотворенный объект, который может быть отделен от денотата предмета. Для правого полушария слово морфологически нечленимо и поэтому уникально. Сколько денотатов — столько слов. Превращение одних слов в другие невозможно. Иначе говоря, слово принадлежит только своему денотату и не связано с другими словами. Рискну сказать, что идеалом лексикона правого полушария являются имена собственные.
Идиоматичность номинации для правого полушария и членимость для левого очень рельефно выявляются, если обратиться к пониманию фразеологизмов (Черниговская, Деглин, 1986). Мы предъявляли больным несколько наборов из трех карточек. В каждый набор входила карточка с идиомой, карточка с ее толкованием и карточка со словосочетанием, включщощим слова из идиомы. (Напомню, что идиома — это такое устойчивое словосочетание, которое употребляется как целостная речевая единица.) Например: 1. Лезть в бутылку. 2. Сердиться. 3. Лезть в окно. Или: 1: Дырявая голова. 2. Плохая память. 3. Дырявое платье. Больных просили выбрать из трех карточек две, которые «подходят к друг другу», при этом смысл выражения «подходят» не раскрывался. В обычном состоянии больные объединяли идиому и ее толкование, т.е. создавали пары типа «лезть в бутылку — сердиться», «дырявая голова — плохая память». Эта тенденция усиливалась в условиях угнетения левого полушария. Иная картина наблюдалась у тех же больных в условиях угнетения правого полушария: резко снижалось количество пар, объединяющих идиому и ее толкование, и, соответственно, увеличилось количество пар, объединяющих формально сходные выражения: «лезть в бутылку — лезть в окно», «дырявая голова — дырявое платье и т.п.
Очевидно, правое полушарие воспринимает фразеологизм как единое целое и непосредственно соотносит его со значением. Левое полушарие ориентируется на отдельные элементы, отдельные слова, составляющие идиому. Склонность к членению и опора на элементы в данном случае оказывают левому полушарию плохую услугу — оно лишается возможности понять идиому. Таким образом, левое полушарие видит в языковом знаке конструкцию из элементов (для слов — из морфем, для фразеологизмов — из слов), которые можно комбинировать по присущим им правилам. Эти конструкции могут вести существование самостоятельное и независимое от денотатов. Правое полушарие видит в языковом знаке целостное и уникальное образование, тесно спаянное с денотатом. Это еще одно различие статуса языкового знака в сознании правого и левого полушарий.
Попытаемся выяснить отношение каждого полушария к слову как элементу синтаксической конструкции. С этой точки зрения мы проанализировали результаты ассоциативного эксперимента (Деглин, Балонов, Долинина, 1983; Балонов, Деглин, Черниговская, 1985). Уже простой подсчет длины ассоциатов (среднее количество слов в ответ на одно слово-стимул) обнаружил любопытную закономерность: угнетение левого полушария сопровождается сокращением длины ответов, угнетение правого полушария — ее увеличением (рис. 8-1). Различия в объеме высказываний с максимальной отчетливостью демонстрирует рисунок 8-2, где в виде полей совмещены количественные характеристики высказываний, полученных после право- и левосторонних УП. Видно, что поля этих текстов занимают на диаграмме разное положение — после левосторонних УП поле текстов смещено в область малых объемов, после правосторонних УП — в область высоких объемов. Еще более любопытные результаты были получены при анализе степени синтаксической структурированности ассоциатов. В условиях угнетения левого полушария резко увеличивается количе- 15’
ство асинтаксических ответов (отдельными словами — одним или несколькими) и почти исчезают ответы предложениями. Собственно, укорочение длины ассоциатов и отразило деградацию синтаксиса. В условиях угнетения правого полушария количество асинтаксических ответов значительно снижалось, а количество предложений увеличивалось (рис. 8-2). Такое улучшение синтаксической оформленности ответов и вызвало удлинение ассоциатов.
Приведенные данные недвусмысленно свидетельствуют о том, что синтаксические механизмы языка связаны с левым полушарием. Но мы хотим обратить внимание на другую сторону вопроса. Если рассматривать ассоциаты как образцы речевой продукции, то поражает инкапсулированное™, инертность слов в ситуации изолированного функционирования правого полушария: слова не взаимодействуют друг с другом, а просто рядопо- лагаются. В ответах же левого полушария слова активно взаимодействуют друг с другом, вступают в разнообразные и сложные
отношения.
Синтаксическая актавность слов хорошо отражается в синтаг- матаческих ассоциациях, когда в качестве ассоциатов выступают слова, заполняющие валентности слова-стимула: к имени существительному присоединяется атрибут или предикат (например, к стимулу «луна» — ответ «круглая луна» или «луна светат»), к глаголу — его актанты (например, к стимулу «спать» — ответ «человек спит», «спать на кровати» и т.д.) (рис. 8-3). Из приведенных примеров следует, что синтагматические ассоциаты являются следствием актуализации механизмов построения связного текста.

Рис. 8-2.
Объем высказываний после УП. По оси абсцисс — длина слов (количество слогов на слово); по оси ординат — длина высказываний (количество слов на стимул).
Каждая точка — объем высказываний в одном исследовании; по крайним точкам объединены области, характеризующие объем высказываний в контрольных исследованиях (черные кружки), после лево- (светлые кружки) и правосторонних (треугольники) УП.
Анализ обнаружил, что в условиях угнетения левого полушария количество синтагматических ассоциаций стремительно снижается, а в условиях угнетения правого полушария — увеличивается. В ситуации изолированного функционирования левого полушария появляются ответы, в которых прямо указываются валентности слова-стимула, без какого-либо конкретного лексического заполнения. Так, на стимул «цветок» больной отвечает «какой-то цветок», на стимул «забота» — ответ «забота о ком-то», «забота о чем-то», на стимул «спать» — «кто-то спит», «спать на чем-то», «спать с кем-то». Такие ответы делают очевидным то, что ассоциаты левого полушария ориентированы не столько на референт слова-стимула, сколько на потенциальную способность слов выстраиваться в организованный сук- цессивный ряд.
Итак, языковой знак правого полушария инертен, не склонен к агрегации с другими знаками. Языковой знак левого полушария активен, легко вступает в связь с другими знаками, что и проявляется в способности этого полушария порождать (и понимать) связные
высказывания любой сложности и любой длины. В этом также различие статуса языкового знака в сознании правого и левого полушарий.
Различное отношение правого и левого полушарий к слову отчетливо выступает в метаязы- ковых операциях. Мы предлагали нашим больным классифицировать восемь прилагательных: хороший, нехороший, плохой, неплохой, умный, неумный, глупый, неглупый. Каждое слово было напечатано на отдельной карточке и больных просили расклассифицировать эти слова любым способом. В эксперименте участвовало много больных, а затем был произведен статистический анализ силы связи разных слов между собой (Деглин, Черниговская, Меншуткин, 1985).
В условиях угнетения левого и относительно изолированной активности правого полушария больные обычно создавали две группы. В одну попадали слова «хороший, неплохой, умный, неглупый», в другую — «плохой, нехороший, глупый, неумный». Как видим, правое полушарие конструирует из предложенных слов две характеристики, два «портрета» — положительного и отрицательного героя. Скажем иначе — правое полушарие обращается со словом как с денотатом. Знак слит с денотатом. В условиях угнетения правого и относительно изолированной активности левого полушария те
плохой», «умный — неумный», «нехороший — неплохой» и т.п. (рис. 8~4). Но синонимия и антонимия принадлежат не вещному миру, а миру знаков — в мире вещей антонимов и синонимов нет. Левое полушарие, как видим, ориентируется на системные отношения в языке. Таким образом, слово левого полушария не только открыто для синтагматических связей и ищет партнеров для объединения в линейную последовательность, оно живет также в системе парадигматических связей и ощущает себя элементом этой системы, узлом отношений. Но это возможно лишь тогда, когда слово осознается как сущность, отдельная от денотата, имеющая независимое от денотата существование.

Рис. 8— 4.
Классификация слов: «хороший» (Р1), «плохой» (А1), «нехороший» (NP1), «неплохой» (NA1), «умный» (Р2), «глупый» (А2), «неумный» (NP2), «неглупый» (NA2) в полях зрения. I — графы связей (сплошные линии — коэффициент коллигации больше 0,3; штриховые линии — от 0,15 до 0,3); II — дендрограммы сходства (по вертикали — коэффициент коллигации); III — состояние, в котором проводилось исследование (зачеркнуто угнетенное полушарие).
Итак, при классификации языковых знаков правое полушаие руководствуется законами вещного мира, сочетаемостью денотатов, а левое полушарие — законами знаковой системы, сочетаемостью знаков по правилам данной системы. Это еще одно различие статуса языкового знака в сознании правого и левого полушарий.
Мы попытались непосредственно выяснить отношение каждого полушария к языковому знаку. Больным задавался вопос, почему тот или иной предмет называется определенным именем, можно ли его переименовать, назвать другим известным или неизвестным словом*. Например, почему хлеб называется «хлебом», можно ли его назвать «мясом» или неведомым словом «бат»; или почему брат называется «братом», можно ли назвать его «сестрой» или неизвестным словом «ран». В условиях угнетения правого полушария, как и следовало ожидать больные прекрасно осознавали конвенциональность и произвольность языкового знака. Обычно они отвечали: «Так принято называть», «Так сложились», «Можно назвать иначе, но это непривычно, неудобно». Ответы тех же больных в условиях угнетения левого полушария звучали совершенно иначе: «Хлеб называется хлебом, так как он мягкий, вкусный. Хлеб сытость дает. Как же его иначе назвать?», «Брат, он родная кровь, потому он и брат. Иначе нельзя».
Итак, правое полушарие не осознает произвольности, конвенцио- нальности языкового знака. Возникает предположение, что для правого полушария слово неотторжимо от предмета, является его частью, таким же признаком как форма, цвет, запах. Эти данные также свидетельствуют о разном статусе языкового знака в сознании каждого из полушарий.
Подведем итоги.
В языковом сознании левого полушария:

1. Отчетливо различаются слово и денотат.
2. Слово осознается как конвенциональный, произвольный, искусственно сотворенный объект.
3. В слове на первый план выступают потенциальные связи (синтагматические и парадигматические) с другими словами.

В целом, в языковом сознании левого полушария особенно актуальным является синтаксический аспект семиозиса — отношения между занками. В то же время предельно ослаблен семантический аспект семиозиса.
В языковом сознании правого полушария:

1. Слово и денотат не раличаются. Более того, слово отождествляется с денотатом.
2. Не осознается конвенциональность и произвольность слова. Оно выступает как естественная часть, естественный признак вещи.
3. Слово существует вне связей (синтагматических и парадигматических) с другими словами. Оно принадлежит не языковой системе, а только вещам.

* Собственно, исследовалась сохранность «номинального реализма», описанного Ж. Пиаже.
В целом, в языковом сознании правого полушария особенно актуальным является семантический аспект семиозиса — отношение знаков к денотатам. В то же время предельно ослаблен синтаксический аспект семиозиса.
Таким образом, правое полушарие обеспечивает денотативную семантику. Но при этом оно вынуждено поступиться синтактикой — свободой комбинирования знаков. В вещном мире существуют жесткие ограничения на комбинации. Языковой знак правого полушария инертен. Левое полушарие обеспечивает синтактику. Языковой знак этого полушария подвижен. Но за синтактику левое полушарие платит семантикой. Как только сквозь знаки начинают просвечивать денотаты, знаки тяжелеют и утрачивают активность. Из сказанного следует, что языковой знак как левого, так и правого полу шария редуцирован, вырожден: в одном случае он асемантичен, в другом — асинтаксичен. Одно полушарие — будь то левое или правое — не в состоянии осуществить полноценный семиозис.