Предположениями о роли родительских фигур, семейного контекста в генезе шизофрении мы обязаны психоанализу. В наиболее безапелляционной форме эта идея представлена в теории «шизофреногенной матери», предло­женной Ф.Фромм-Райхман. К середине ХХ в. представления о величайшей значимости матери доминировали в сознании психиатров, педиатров, психо­логов, что было обусловлено как психоаналитическими воззрениями, так и получившими широкую известность работами по ранней детской депривации (Р.Спиц), нарушениям привязанности и ее последствий (У.Боулби), исследо­ваниями в области зоопсихологии (Г.Харлоу). Ф.Фромм-Райхман, а также Б.Беттельхайм в известной монографии о раннем детском аутизме (Беттель- хайм, 2004) прямо утверждали, что мать своим поведением и отношением может предопределять развитие у ребенка психопатологии, в том числе - ши­зофрении; акцентировались такие черты матери ребенка с аутизмом как эмо­циональная холодность, склонность к доминированию, подавлению, игнори­рование интересов ребенка, конфликтность, морализаторство. Роль отца опи­сывалась как незначимая из-за его отстраненности, периферической позиции, не позволявшей компенсировать давление матери на ребенка (Браун, Педдер, 1998).
Впоследствии, на волне движения антипсихиатрии, произошел пере­смотр многих концептуализаций в сторону гуманизации, и от понятия «ши- зофреногенная мать» отказались как от стигматизирующего (Neill, 1990), но есть мнение, что полной ясности с данной концепцией нет, опровергнуть ее окончательно не удалось (Hartwell, 1996).
Известный американский психиатр - T.Lidz, критикуя позиции био­логической психиатрии, в поисках объяснения причин шизофрении также об­ратился к анализу семьи больного (Schizophrenia and the Family, 1965). Ис­пользуя опыт совместных встреч с пациентами и их родителями, он описал па­тологические паттерны семейных отношений: «расщепленного супружества» (marital schism) и «смещенного супружества» (marital skew), где роль ребенка состоит в восстановлении равновесия в браке; эту невыполнимую для него за­дачу ребенок решает ценой своего психического здоровья. T. Lidz сформули­ровал положения теории «супружеского раскола и перекоса», когда патологи­ческие отношения между родителями больного, определенные как совместный или обоюдный психоз (folie a deux), становятся впоследствии семейным психозом (folie en famille). В этой модели акцент перемещен с роли матери и ее неадекватного запросам ребенка отношения на неадекватные, дезадап­тивные паттерны семейных коммуникаций как причину расстройства.
Высоко эвристичными для психологии и психопатологии стали идет культуролога Г.Бейтсона, который описал феноменологию общения пациентов с шизофренией и их родственников с позиции системного подхо­да и циркулярной причинности. Итоги его наблюдений представлены в знаменитой книге «Steps to an Ecology of Mind» (Бейтсон, 2000). Работая со­вместно с опытным клиницистом Д.Джексоном, Г.Бейтсон, исключив обще­принятые схемы, отказался анализировать содержание сообщений, и сосре­доточился на законах его построения. Он полагал, что психология реально­го общения отличается от формальной логики с ее строгими законами, по­скольку реальное общение постоянно выходит за пределы логических по­строений (в первую очередь это касается использования метафор, юмора, фальсификаций); причем в большинстве случаев сообщения остаются по­нятными, читаемыми. Однако не для больных шизофренией, которых отли­чает неспособность понимать подобные искажения в речи других, неумение строить собственную речь по таким житейским законам, как и неумение точно определять тип содержания своих переживаний (отличая фантазию от реальности, ложные и истинные впечатления и т.д.). Причиной этой недос­таточности Г.Бейтсон полагал «не некое специфическое травматическое пе­реживание в инфантильном опыте, а характерные последовательности пат­тернов переживаний»; причем «шизофреник должен жить в мире, где по­следовательность событий такова, что его необычные коммуникативные привычки в определенном смысле уместны» (там же, с. 231-232). Речь идет не столько об уместности, сколько о вынужденности, что в дальнейшем ав­тор отметит в концепции «двойной связи» (double bind), говоря о «жертве» подобных коммуникаций (Бейтсон, 2000).
Г.Бейтсон ввел концепт «метакоммуникация», обозначив так ком­муникацию по поводу коммуникаций, призванную прояснять последние при их неясности. При наличии искаженных, запутанных коммуникаций, отра­жающих противоречивые чувства участников взаимодействия, и при запре­те на метакоммуникацию, предопределяющем невозможность прояснения происходящего, возникает отчуждение ребенком частей собственного Я. Возможно, для других членов семьи ситуация аналогична, но страдает сла­бое звено - ребенок, который и заболевает. Шизофрения интерпретируется как заболевание семьи, где родственники больного также являются носите­лями патологических паттернов поведения. Идеи были дополнены П.Вацлавиком, который описал уровни коммуникации, доказал циркуляр- ность (она же «кольцевая причинность») паттернов коммуникаций, и сфор­мулировал «парадокс коммуникации»: невозможность отсутствия коммуни­кации, поскольку отказ от общения уже имеет коммуникативное значение (Вацлавик с соавт., 2000). Если ранее З.Фрейд говорил о коммуникативном значении симптома при конверсионных расстройствах, то при переходе к шизофрении в качестве коммуникативно значимых симптомов, прерываю­щих неудовлетворяющие взаимодействия, выступают проявления катато­нии, ступора, негативизма, нарушения мышления, речи.
Данные идеи не только получили свое применение в семейной пси­хотерапии, ориентированной на работу с семьей пациентов с шизофренией (Палаццоли с соавт., 2010), но важны для нас в контексте предмета настоя­щего исследования. Анализ объяснительных моделей Г.Бейтсона, П.Вацлавика свидетельствует, что нарушение коммуникации, имеющее от­ношение к семейному контексту и «преследующее» ребенка с детства, не может не быть значимым для усвоения им социальной информации. Следо­вательно, указанные модели утверждают неизбежность искаженного, дефи- цитарного представления ребенка (будущего больного шизофренией) о дру­гих людях, их мнениях, суждениях, истинных намерениях, переживаниях, то есть всего того, что касается знания о другом человеке - социального знания.