Нарушения мотивационного компонента СИ


Мотивационный компонент социального интеллекта, за которым в пер­вую очередь видится коммуникативная направленность субъекта, определяет­ся в настоящей работе в первую очередь путем измерения показателя соци­альной ангедонии ( Таблица 10). Данные по указанному тесту приведены так­же в Приложении Б (Рисунок 2.43-2.48 и Таблица 2.2.8).
Таблица 10 - Показатель коммуникативной направленности у больных шизофренией и психически здоровых лиц (тест «Социальная ангедония»)
Больные шизофренией Психически здоровые лица
Мужчины Женщины Вся группа Мужчины Женщины Вся группа
Сред. балл 18,5** 19,3** 18,9** 5,4** 5,35** 5,4**
Стан. откл. 7,56 6,45 7,02 1,74 1,96 1,85
Число набл. 105 105 210 60 60 120

Примечание. ** степень достоверности различий по U-критерия Манна-Уитни р <0,01

Повышение показателя теста «Социальной ангедонии» свидетельствует о существенно сниженной у больных способности получать удовольствие от общения и взаимодействия с людьми, от пребывания рядом с ними, а в ряде случаев - больные готовы любые связанные с общением ситуации признавать как неприятные (набирая более 30 баллов из 40 возможных в тесте). Для по­давляющего большинства психически здоровых лиц общению и взаимодейст­вию с людьми в разных ситуациях сопутствует переживание удовольствия или комфорта. В дальнейшем будет проведен содержательный анализ, установле­ны связи показателя теста «Социальной ангедонии» с другими параметрами - как психологическими, так и клиническими.
Существенным дополнением для оценки мотивационного компонента СИ стал качественный анализ данных, полученных на основе наблюдения за больными в ходе выполнения ими тестовых заданий, направленных на диаг­ностику СИ. Качественный анализ отвечает традиции отечественной патопси­хологии, когда метод наблюдения за поведением больного позволяет учесть отношение последнего к исследованию, экспериментатору, выполняемой дея­тельности (как показатель нарушения или сохранности мотивации деятельно­сти). Кроме того, при проведении качественного анализа данных возможно опираться на приемы, обычные при работе с проективным стимульным мате­риалом, что вполне оправдано - как известным тезисом Д.Рапапорта о том, что «все поведение человека проективно», так и с учетом общей неясности сти- мульного материала для больных, и обеспечиваемой нами безоценочности экспериментальной ситуации, что отвечает требованиям проективной психо­диагностической ситуации. В пользу возможности трактовки эксперименталь­ной ситуации как проективной отметим, что ни в группе больных, ни в груп­пе здоровых лиц не оценивалась успешность выполнения тестовых заданий, всегда в завершении работы испытуемых благодарили за хорошее качество ответов, а обсуждение ошибок могло происходить только после окончания ос­новного исследования, по инициативе самого испытуемого. Последнее в груп­пе больных отмечалось редко, и не могло оказать существенного влияния на их поведение в ходе исследования.
Необходимо заметить, что впечатление от выполнения больными ши­зофренией тестов, направленных на диагностику СИ, с одной стороны, про­должает логику общего клинического впечатления, с другой, является неожи­данным по ряду пунктов. Рассмотрим подробнее эти два аспекта.
Клиническое впечатление, подкрепляемое данными оценки состояния больных на основе шкалы PANSS (в следующем параграфе приведены под­робные данные по субшкалам), свидетельствует о том, что, несмотря на отсут­ствие явных психопатологических продуктивных симптомов, у многих боль­ных сохраняются резидуальные проявления галлюцинаторных, бредовых рас­стройств, значительная степень настороженности, напряженности, отстранен­ности в контакте. Эти проявления предопределяют низкую активность при со­циальном взаимодействии, а иногда и проявления негативизма, отказа от об­щения. Существенное влияние на поведение больных и их отношение к обсле­дованию оказывает заметно повышенный уровень депрессивной симптомати­ки, наблюдаемой у многих из них, что проявляется в подавленности, угрюмо­сти, снижении тонуса и активности, вялости и некоторой общей психомотор­ной заторможенности. У значительной части больных наблюдались отчетли­вые признаки общей редукции энергетического потенциала, с явлениями пре- сыщаемости, паузами в работе, значительными колебаниями волевых усилий.
Эти особенности, свидетельствующие о клинически значимых измене­ниях эмоциональной и мотивационной сфер, диктуют определенную тактику организации взаимодействия при проведении экспериментально­психологического исследования, так как предложенные задания являются для больных нелегкими, требующими значительного напряжения. Условием вы­полнения тестовых заданий становится доброжелательная, безоценочная ат­мосфера, с поддерживающим типом контакта, с проявлениями интереса, вни­мания к больному. В то же время, чрезмерное сближение дистанции нежела­тельно, поскольку собственной мотивации к такому сближению у больных нет, и длительной работы конкретного проводящего исследование психолога с больными в последующем также не предполагалось.
Важно подчеркнуть, что об истинном интересе исследователей - выяв­лении нарушений СИ, больным не сообщалось, поскольку мотивация к дея­тельности социального познания имела большое значение как отдельный ас­пект изучаемого в настоящем исследовании предмета; соответственно, неже­лательны были какие-либо влияния на данную переменную. Почему настоя­щее обследование предъявлялось как рядовое патопсихологическое обследо­вание, с использованием некоторых «новых, современных» приемов оценки состояния больного. Многие больные ранее неоднократно проходили обсле­дование у психолога (на этапе начального периода настоящей госпитализации, во время предшествовавших госпитализаций), были знакомы с его процеду­рой. Проведение тестирования было организовано таким образом, чтобы оно не отличалось существенно от алгоритма рутинного патопсихологического обследования, и первоначально больным предлагались простые приемы для оценки способности к запоминанию, параметров внимания, отдельные ней­ропсихологические пробы, патопсихологические методики, затем происходил переход к тестированию СИ. Именно наличие такого «фонового» эмпириче­ского материала позволило сделать ряд значимых наблюдений.
Так, несмотря на указанные выше особенности клинического состояния, больные соглашались принять участие в исследовании. При выполнении зада­ний из числа пато- или нейропсихологических проб наблюдались затруднения и обычные для больных нарушения. В большинстве случаев обнаруживались признаки шизофренического патопсихологического симптомокомплекса с на­рушениями логики суждений, ошибками соскальзываний, отдельными прояв­лениями разноплановости, резонерства. Использовались больными нестан­дартные, латентные признаки объектов, критика к ошибкам была снижена. В то же время, при указании на затруднения или требовании исправить ошибку, дать иной ответ, больные соглашались, нередко удавалось добиться более эф­фективных решений.
Иначе обстояло дело с заданиями, направленными на диагностику СИ. В большинстве случаев у больных возникали серьезные затруднения при поиске ответа на тестовые задания такого типа, и отмечалась особого рода тактика совладания с этими затруднениями. Анализ показал, что при переходе к вы­полнению тестов на СИ налицо существенная (негативная) динамика качества ответов и поведения больных, которую удобно рассмотреть в сопоставлении с наблюдениями за психически здоровыми людьми. Если у последних введение стимульного материала теста «Социальный интеллект» или предложение оце­нить эмоциональное состояние изображенных лиц вызывало интерес, повы­шенное внимание, воспринималось с энтузиазмом, то у больных наблюдалась иная реакция. Практически сразу можно было говорить о возникновении нега­тивного отношения к предлагаемому стимульному материалу. У части боль­ных это находило свое отражение в спонтанных комментариях, редко прямо отрицательных, отказных, но квалифицирующих карточки как «неясные», «непонятные», «нечеткие», «неприятные», «плохого качества».
Такого рода реакции легко интерпретировать как проявления недиффе­ренцированного негативного аффекта, сопровождающего работу с насыщен­ными социально-релевантной информацией стимулами. Квалификация этого аффекта показала наличие континуума переживаний - от некоторого неудо­вольствия, дискомфорта, растерянности, до откровенного недовольства, раз­дражения, даже озлобления. Иногда у больных без признаков снижения и сдвига настроения в сторону негативных переживаний - например, у больных с регрессивной синтонностью, - при предъявлении данного типа стимулов можно было наблюдать изменение тактики работы. В последнем случае отме­чались усиление поверхностности, бездумности в ответах, их небрежность, импульсивность, что по нашему мнению, синонимично отсутствию интереса к стимульному материалу и результату деятельности; при выполнении простых пато- и нейропсихологических проб интерес к заданиям и результатам был бо­лее отчетливым.
Особо хочется отметить отсутствие у больных мотивации и интереса к верным решениям (что не встречается в норме), к мнению экспериментатора или решениям, данным другими людьми. Эти наблюдения также отражают мотивационный дефицит, отсутствие стремления разобраться в хитросплете­ниях социальных ситуаций, тонкостях социальных стимулов, и найти пра­вильное решение заданий, построенные на основе этих стимулов. Логичным следствием отсутствия интереса и мотивации такого рода становится активная социальная устраненность больных, отказ от участия в сложных социальных ситуациях реальной жизни.
Если проанализировать сделанные наблюдения с позиции выбранного нами в качестве основополагающего деятельностного подхода, включая оцен­ку роли субъекта деятельности, то можно уверенно утверждать, что деятель­ность социального познания не только не является для больных шизофренией «ведущей», но и не входит в число значимых для них видов деятельности. Для некоторого числа больных не будет преувеличением утверждать, что они пол­ностью отказались от выполнения данной деятельность, она является фактиче­ски разрушенной. Предмет данной деятельности - связанный с коммуникаци­ей, аффективно насыщенный, сложный, включающий образы другого челове­ка, отношений между людьми, представления о социальных ситуациях, пере­живаниях, намерениях, не только не интересен больным, но вызывает у них отторжение, негативное отношение. Частным проявлением такого рода иска­жения деятельности социального познания становятся особенности поведение больных при настоящем исследовании, поскольку последнее подразумевает совместную с экспериментатором, разделенную и тоже социальную, основан­ную на взаимодействии, деятельность.
Психически здоровые лица охотно «совещаются» с экспериментатором по поводу своих действий и решения, инициируют диалог по поводу стимуль- ного материала на паритетных началах - тем самым обнаруживая тяготение к реальной совместно-разделенной деятельности социального познания. Отме­ченное выше отсутствие интереса больных к реакции экспериментатора на данные ими решения, равно как и отсутствие интереса к правильным решени­ям, только подтверждают распад совместной социальной деятельности. В ряде случаев были отмечены обращения больных за помощью экспериментатора для решения сложных заданий теста «Социальный интеллект». Различие от группы нормы заключается в том, что обсуждения вариантов решений не бы­ло, больные скорее «передоверяли» принятие решения психологу, не проявляя интереса к логике его рассуждений и причинам выбора конкретного ответа. То есть ролевая позиция была не партнерской, диалогической, но подчиненной, зависимой, с отказом от активности. Очевидно, что личностный смысл дея­тельности социального познания для больных шизофренией либо незначимый, либо отрицательный, что отражает отсутствие у них собственного мотива, смысловой установки на выполнение этой деятельности. Установлено, что при шизофрении деятельность социального познания сложно организуется извне (при включении больного в экспериментальную ситуацию). Тем более, в ис­следованной группе не было примеров порождения и инициирования деятель­ности социального познания больными.

Источник: РЫЧКОВА Ольга Валентиновна, «НАРУШЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ИНТЕЛЛЕКТА У БОЛЬНЫХ ШИЗОФРЕНИЕЙ» 2013

А так же в разделе «Нарушения мотивационного компонента СИ »