Влияние социальной истории человеческого общества на эпидемии.

Если мы представим себе любую из заразных болезней с хорошо изученной эпидемиологией и зададимся вопросом, могла ли эта болезнь во все времена исторического существования человечества проявляться в форме одинаково протекающих эпидемий, то даже априорный ответ на этот вопрос может быть только отрицательным.
Такие различия в жизни человеческого общества с древнейших времен и до нашей эпохи, как кочевой и оседлый образ жизни, занятия охотой и скотоводством, переход от натурального хозяйства к общественному раз­делению труда и торговле, развитие судоходства и открытие новых стран, переселение и военные походы, путешествия, различные формы обществен­ной жизни, сельский и городской уклад жизни, формы питания и употреб­ление в пищу различных пищевых продуктов, различные формы устройства жилищ и расположение населенных пунктов, способы пользования водой и т. п., настолько представляют различные условия для распространения отдельных заразных болезней, что это вряд ли требует особых доказательств. Но и более мелкие изменения в области социальной жизни нередко оказы­вают существенное влияние на ход эпидемического процесса при большин­стве инфекционных болезней.
Здесь именно необходимо подчеркнуть, что для очень существенных изменений в темпе и характере эпидемического процесса совершенно не требуется каких-либо изменений биологической основы самой инфекционной болезни (ее возбудителя, реакций челове­ческого организма на инфекцию, изменений клиники, патогенеза и пр.). Для подобных изменений потребовался бы, как для биологических процес­сов, гораздо более длительный срок, чем те периоды, в пределах которых мы можем видеть отчетливые изменения в эпидемиологии многих инфекций. Таким образом, можно сказать, что эпидемия как сложное социально-биоло­гическое явление меняется в ходе человеческой истории постольку, поскольку она зависит в своих проявлениях от более лабильного социального процесса.
Этот закон можно было бы проследить на любой заразной болезни, если бы мы знали лучше историю ее эпидемического распространения в прошлом. К сожалению, множество фактов из этой области остается для нас недоста­
точно известным и необходимы еще серьезные исторические и теоретические исследования для выяснения этой стороны вопроса. Такое состояние этой области знания широко используется представителями реакционных взгля­дов для культивирования агностических, эклектических и других анти­научных концепций. Но некоторые болезни обратили на себя всеобщее вни­мание уже в древнее время и поэтому оставили о себе достаточный след в человеческой истории.
Одной из инфекций с хорошо сохранившейся историей является про­каза. Еще в глубокой древности она являлась болезнью городской бед­ноты, составлявшей низший слой населения древнеазиатского города.
В условиях феодально-деспотического строя, служившего основой государ­ственного устройства Ассирии, Вавилона, Персии и других государств той эпохи, древний город представлял собой громадный резервуар, в котором концентрировались различные элементы медленно разлагавшегося патри­архально-родового строя. Наиболее необеспеченные слои населения, доволь­ствующиеся самым примитивным жилищем, питающиеся в жалких харчев­нях, лишенные возможности создания семейной жизни, и служили подхо­дящим контингентом для распространения среди них проказы. Случаи забо­левания представителей обеспеченных классов были относительно редки и являлись результатом патриархальной примитивности общественных отношений и жизненных условий. Такие случаи рассматривались как личное несчастье и, соответственно взглядам той эпохи, оценивались как божье наказание, ставились в один ряд с разорением (ср. легенду об Иове).
Европа в то время и в течение ряда последующих веков не знала про­казы как массового явления. Правда, города древней Греции и Рима имели у себя некоторое количество прокаженных, что являлось результатом сно­шений этих городов с азиатским Востоком, но достаточной почвы для даль­нейшего распространения проказы на территории Европы не было. Городов с массовым скоплением в них необеспеченного населения здесь еще не суще­ствовало, а сельское население при его малой концентрации, слабых сноше­ниях с внешним миром и малой подвижности также не представляло подхо­дящей почвы для распространения проказы. Даже нашествие варварских племен на Европу в III—IV веках нашей эры ничего не изменило в этом отношении. Полукочевые племена, в это время только переходившие к осед­лому сельскому хозяйству, не представляли собой подходящих условий для распространения этой инфекции. Только с началом развития буржуаз­ного строя в его первоначальных формах в Европе создается социальная основа для массового заноса и распространения проказы. Возникновение средневекового города с концентрацией в нем большого количества малообе­спеченных элементов, живущих в примитивных культурно-гигиенических условиях, создало почву, готовую воспринять и широко распространить инфекцию в случае ее появления. Но этот же строй обеспечил и обстановку для заноса инфекции. Крестовые походы явились тем социальным каналом по которому проказа вторглась в Европу и в течение нескольких столетий настолько в ней распространилась, что в XII—XIII веках ею были пора­жены уже сотни тысяч, а, может быть, даже миллионы людей. При тогдаш­ней численности населения Европы (менее 100 млн. человек) это составляло колоссальное по своим размерам бедствие. Когда распространение проказы стало угрожать нормальному развитию буржуазного общества, бюрократи- чески-полицейский абсолютизм—эта .европейская разновидность азиат­ского деспотизма —начинает борьбу с инфекцией. В основе этой борьбы лежит тот же принцип, который применялся издавна в Азии, а именно пожизнен­ная изоляция больных. Однако европейская техника этой борьбы («лаза­реты» — будущие лепрозории) оказывается настолько же превосходящей технику азиатскую (изгнание за пределы города, дворы прокаженных), насколько вообще техника растущего европейского капиталистического общества оказалась выше консервативных хозяйственных форм древнего азиатского города. В результате принятых мероприятий Европа полностью освободилась от проказы к концу XVIII столетия, т. е. после нескольких столетий борьбы с ней. Только самый отсталый и консервативно-варварский абсолютизм на территории Европы — российский царизм — не сумел до на­чала XX века справиться с этой задачей и оставил нам в наследство наряду с другими пережитками средневековья около 4 000 прокаженных.
Надо особенно энергично подчеркнуть, что все описанные изменения касаются именно эпидемиологии этой инфекции и нет никаких решительно оснований для утверждений об «эволюции вируса» или об изме­нении восприимчивости людей к проказе, приводимых, например, В. А. Ба- шениным в изложении им истории этой инфекции.
Другой заразной болезнью с довольно хорошо известной историей, является холера. Эта болезнь впервые появилась в Европе лишь около 150 лет назад (1817—1823). До того она издавна существовала в своем «энде­мическом очаге», т. е. в Индии, и впервые проникла в Европу из Индии через Персию по побережью Каспийского моря в Астрахань. В дальнейшем она много раз повторяет свое продвижение по этому, а также по среднеазиатскому пути. Открытие Суэцкого канала в 1869 г. предоставило холере новый путь в Европу. Все последующие волны ее идут преимущественно по этому на­правлению — через Суэц и Александрию в различные порты Средиземного и Черного морей и, хотя прежний путь через Астрахань продолжает дей­ствовать, но он уступает первенство в этом, как и в торговом отношении, новому морскому пути. С этого времени Россия начинает больше страдать от эпидемий холеры, заносимых через порты Черного моря (Одесса, Новорос­сийск и др.), чем старым волжским путем. Все европейские войны этого периода (крымская, русско-турецкая, греко-турецкая, балканские, итало- турецкая, первая империалистическая), годы недорода и голода (1892) и другие массовые социальные катастрофы сопровождаются обязательным развитием эпидемий холеры.
Чем же можно объяснить такое неожиданное «оживление» холеры в на­чале XIX столетия, сопровождавшееся проникновением ее на территорию Европы? Только изменившимися формами социального общения[10]. Холера вообще распространяется из одной местности в другую больными или, чаще, здоровыми носителями. Но инкубационный период при холере короток (2—5 дней), летальность при ней высока (около 60%), длительность бацил­лоношения как у здоровых (обычно 7—10 дней), так и у реконвалесцентов (редко долее 15—20 дней) относительно невелика, и лишь в редчайших слу­чаях бациллоношение длится в течение более продолжительного срока. Отсюда понятно, что занести холеру на большие расстояния от источника инфекции можно или при очень быстром продвижении или же постепенно, «эстафетным» способом, от одного населенного пункта до другого, если они разделены короткими этапами пути. Пока торговые сношения Европы с Индией были еще недостаточно развиты, а караванный путь, пролегаю­щий через безлюдные степи, требовал нескольких недель пребывания в дороге, перенос инфекции оставался невозможным. Даже при выезде человека в путь в инфицированном состоянии он должен был по дороге или умереть от холеры, или, выздоровев от нее, так же как и в случае здорового носительства, очиститься от инфекции. Усиление человеческих сношений
в рассматриваемый период повлекло за собой значительное увеличение дви­жущихся масс и связанное с этим оживление всего торгового пути. Послед­ний превратился в цепь населенных станций. Это позволило холере путем многократной передачи из одного пункта в другой достигнуть гораздо более отдаленных местностей, чем ранее. Такое развитие торговых путей было достигнуто к началу XIX столетия, что и привело к заносу и распростране­нию холеры не только в Европе, но и в других частях света. Таким образом, только изменившиеся социальные условия повлекли за собой эти резкие изменения в эпидемиологии холеры —инфекции, ранее совершенно не из­вестной за пределами Индии.
История брюшного тифа, чумы, малярии, сифилиса, трахомы и т. д., насколько она нам известна, подтвер­ждает устанавливаемое нами положе­ние. Следуя по путям человеческих сношений туда, куда направляется хо­зяйственная деятельность человека, изменяя формы и объем своего распро­странения под влиянием изменений общественной структуры, инфекцион­ные болезни в своей эпидемиологии отражают те технические, экономиче­ские, социально-политические и куль­турные процессы, которые соверша­ются в обществе. При этом каждой общественно-исторической формации соответствует определенная эпидемио­логия каждой инфекционной болезни.
Известно, что географически близко расположенные страны могут более или менее различаться между собой по уровню своего развития и на­оборот.
Оказывается, что страны с одинаковой или близкой друг другу социально­экономической структурой и развитием характеризуются и сходными пока­зателями инфекционной заболеваемости среди населения.
Например, так называемые передовые в техническом отношении страны капиталистического мира (Англия, США и др.) дают сходную картину рас­пространения брюшного тифа, туберкулеза и венерических болезней и не имеют вовсе или почти не имеют сыпного и возвратного тифа.
Страны Европы и других частей света с более выраженным аграрным характером, например балканские государства, Венгрия, Польша в период между первой и второй мировыми войнами, а также сельскохозяйственные страны Южной Америки, по своей эпидемиологии значительно отличаются от только что перечисленных. Они в большинстве случаев характеризуются постоянным наличием сыпного тифа, в них выше стоит заболеваемость брюш­ным тифом (рис. 67), обнаруживается иное распространение малярии, тубер­кулеза, венерических болезней и т. д. Но те же страны (Болгария, Венгрия, Румыния, Польша), после второй мировой войны ставшие на путь социали­стического развития, быстро ликвидируют у себя прежнюю отсталость, в том числе и высокую заболеваемость эпидемическими болезнями.
По статистике Лиги наций, средняя годовая смертность от туберкулеза за период с 1901 по 1929 г. обнаруживает по ряду стран общую тенденцию к снижению. Различия, которые имеют место между отдельными странами зависят от уровня их хозяйственного развития и связанного с этим состояния их экономики, развития социального страхования, общественной борьбы с туберкулезом и пр., т. е. с моментами социального порядка (табл. 2).
1.3« 195
Таблица 2
Сравнительные данные о смертности от туберкулеза по ряду стран за 1901 —1929 гг. в средних годовых показателях на 100 000 населения
Средние годовые показатели смертности от туберкулеза по пятилетним периодам
Название страны 1901 — 1905 1906— 1910 1911 — 1915 1916­
1920
1921 — 1925 1 926— I 929
Венгрия.................................. 396,0 374,6 328,6 329,8 299,6 227,0
Чехословакия ...... 372,4 331,2 311,2 319,2 197,8 188,6
Франция................................. 240,8 209,8 227,0 205,0 201,5
Швейцария............................. 262,4 240,4 199,4 193,2 155,6 135,2
Япония .................................. 183,2 210,0 211,8 231,4 201,2 192,8
Германия ............................... 206,0 175,8 149,6 192,6 129,6 92,7
США ...................................... 192,0 169,2 150,2 135,8 93,4 82,3
Англия ................................... 174,0 155,6 141,0 153,8 106,8 93,2
Бельгия .................................. 143,6 128,6 123,6 172,6 106,0 96,0
Австралия.............................. 112.8 91,6 76,8 71,8 62,0 56,7
Новая Зеландия..................... 93,4 83,8 69,6 70,0 59,8 49,7


Страны, представленные в табл. 2, могут быть разбиты на определенные группы в зависимости от величины показателей смертности. С одной стороны, это страны уже в начале рассматриваемого периода более развитые в техни­ческом и культурном отношении (Бельгия, Англия, США и Германия) с показателем смертности от туберкулеза около 150—200 на 100 000 насе­ления.
С другой стороны, страны, в то время более отсталые, представлены в этом материале большими аграрными владениями Австрийской монархии, Венгрией и Чехословакией с теми же показателями около 350—400, т. е. приблизительно в 2 раза более высокими. Наиболее низкие показатели смерт­ности от туберкулеза наблюдаются в Австралии и Новой Зеландии (около 100). Эти же материалы показывают весьма интересную тенденцию отдель­ных стран к перемещению одной на место другой по уровню смертности от ту­беркулеза. Это обычно соответствует неравномерным темпам их общего хозяйственно-технического развития (например, обмен местами, происшед­ший между Англией и США и т. п.). Не менее характерно положение Япо­нии, в которой вследствие варварской эксплуатации, напоминающей эпоху -«первоначального капиталистического накопления», в первые два десяти­летия XX века происходило нарастание показателей смертности от тубер­кулеза — процесс, пережитый большинством передовых стран Западной Европы приблизительно в 50—80-х годах прошлого века. Можно сказать, что показатели смертности от туберкулеза настолько точно отражают все оттенки хода экономического развития соответствующих стран, что, по данным табл. 2, мы можем чуть ли не изучать историю их. На табл. 2 чрезвычайно демонстративно выступает и влияние военного пятилетия (1916—1920) на уровень смертности от туберкулеза.
Не удивительно, что в царской России, самой отсталой из капи­талистических стран Европы начала текущего столетия, по данным, собран­ным специальной комиссией Пироговского общества врачей, отмечались наивысшие показатели эпидемической заболеваемости.
Эти данные характеризуют яркими красками, какой дорогой ценой рабо­чее и крестьянское население царской России расплачивалось за экономи­ческую и культурную отсталость, в которых пребывала страна под гнетом дворянско-капиталистического строя.
Еще более яркую картину представляет состояние эпидемиче­ской заболеваемости в колониальных и полу­колониальных странах. Характерную иллюстрацию в этом отношении представляла Индия во времена ее колониального состояния. Даже в наиболее благоприятные в эпидемическом отношении годы потери только от двух инфекционных болезней — холеры и чумы — исчислялись в Индии ежегодно сотнями тысяч смертей. Не менее показательно, что грипп во время своей пандемии в 1918—1919 гг. дал в одной Индии около 6 млн. смертей (при населении Индии около 300 млн. человек), в то время как на всем земном шаре (при населении около 1800 млн. человек) смерт­ность составила около 20 млн. случаев. Это значит, что показатель леталь­ности в Индии оказался в 2 раза выше мирового. Вряд ли можно сомневать­ся в том, что причина указанных явлений лежит не в географических или природных факторах, а в экономической и культурной отсталости страны.
Вымирание американских индейцев и множества мелких племен в Афри­ке и Полинезии, такой же процесс вымирания «инородцев» в старой России общеизвестны. Не вызывает каких-либо сомнений, что непосредственными причинами этого процесса являются (наряду с алкоголизмом) туберкулез, сифилис, оспа, малярия, тяжелейшие глистные болезни, высокая детская смертность от инфекционных болезней. Известно, что реакционеры в поли­тике и в науке пытаются на этой почве создавать теорию о расовом превос­ходстве эксплуататоров над угнетенными народностями. Советская практика опровергает это лживое классовое учение. Достаточно было бывшим эксплуа1 тируемым «инородцам» стать свободными трудящимися, строящими своими руками под руководством рабочего класса и Коммунистической партии нот вую социалистическую жизнь, как отсталые в прошлом народы в кратчай­ший срок перешли от вырождения к широчайшему развертыванию всех своих жизненных и культурных сил, в том числе и к быстрому преодоле­нию процессов вымирания от инфекционных болезней. Таким образом, и здесь не природный, а социальный фактор определяет наблюдаемые соот­ношения. ,
Полная возможность ликвидации анкилостомоза блестяще доказана в практике некоторых государств (Бельгия, Франция, Швейцария и др.). В этих странах болезнь была уничтожена на протяжении одного десятилетия (в начале этого столетия), когда оказалось, что она препятствует их хозяй­ственному развитию. Аналогичная работа в еще большем масштабе, чем в Европе, была предпринята в ряде стран Америки под покровительством США в годы «процветания» после первой мировой войны. Все эти мероприя­тия, однако, не затрагивали тех 600 млн. человек, которые по самым скром­ным подсчетам были поражены этой болезнью (население Индии, Китая-, Индо-Китая, Полинезии, Африки).
Мы полагаем, что приведенного материала достаточно для того, чтобы уяснить полностью ту роль, которая принадлежит явлениям социального порядка в эпидемическом процессе. Необходимо твердо усвоить взгляд на эпи­демию как на процесс, в основе которого, бесспорно, лежат явления биоло­гического порядка (возбудитель с его свойствами, механизм его передачи от одного высшего организма к другому, иногда участие живого переносчика в этой передаче; наконец, восприимчивость человеческого организма к данному возбудителю). Однако сложная и подчас весьма оригинальная картина эпидемии (ее возникновение, течение и затухание; контингенты поражаемых людей, пути распространения и пр.) определяется в значи­тельной или существенной степени социальным фактором.
Все сказанное в настоящей главе позволяет сформулировать следующим образом шестой закон общей эпидемиологии: эпидемиоло­гия любой заразной болезни в ходе человечес­кой истории может претерпевать соответствую­щие изменения, если в социальной жизни обще­ства наступают изменения, способные воздей­ствовать стимулирующим или угнетающим обра­зом на непосредственные движущие силы данного эпидемического процесса; для чего вовсе истре­буется, чтобы в биологической основе соответ­ствующей болезни наступали какие-либо изме­нения.
Вся история эпидемической заболеваемости, включая в это понятие рас­пространение заразных болезней не только среди людей, но и среди живот­ных и даже среди растений, не представляет ни одного бесспорного дока­зательства того, что какая-либо инфекционная форма когда-либо исчезла сама собой.
Вместе с тем в эпидемиологии многих инфекционных болезней в ходе истории наблюдались крупные изменения, причиной которых всякий раз бывали события не биологического, а социального порядка. Однако при этом надо подчеркнуть, что при отсутствии хотя бы одной из непосредственных движущих сил (источник инфекции, механизм передачи, восприимчивость) даже тяжелейшие социальные бедствия не в состоянии вызвать возникнове­ния эпидемии.
Не следует забывать, что все перемены социального порядка, кроме Великой Октябрьской социалистической революции, происходившие до сих пор в человеческом обществе, во-первых, протекали в большинстве своем совершенно неосознанно, стихийно, а во-вторых, как бы глубоки эти перемены не были, они не нарушали основного — классовой структуры общества.
Наука, являющаяся одной из форм социальной продукции человече­ского общества, представляет собой также один из факторов, способных влиять на движение инфекционной заболеваемости, конечно, в направлении, соответствующем человеческим интересам. Но, например, открытие Джен- нером противооспенной вакцинации в конце XVIII века, давшее человече­ству в руки оружие, способное полностью искоренить эту инфекцию, начинает использоваться в полную меру его ценности только в наше время, когда Всемирная Организация Здравоохранения при активном содействии и по ини­циативе стран социалистического содружества поставила это одной из целей своей работы.
Несомненно, что в эпоху социализма эпидемиология ряда заразных болезней принимает иные формы. Их характерные черты являются резуль­татом: 1) широких оздоровительных мер и огромного материального, куль­турного и санитарного подъема условий жизни населения и 2) плановости мероприятий в борьбе с эпидемиями. Оба эти процесса оказываются настолько эффективными в борьбе с заразными болезнями, что некоторые из них исче­зают, а средства противодействия остальным значительно возрастают, что позволяет вести с ними более успешную борьбу, чем это имело место в в прошлом.
Мы уже имеем довольно заметные результаты в снижении инфекцион­ной заболеваемости по ряду инфекций. Так, холера, которая с 1902 г. непре­рывно в течение свыше 20 лет существовала на территории страны, в 1926 г. совершенно исчезла и с тех пор в течение многих лет не отмечено ни одного случая. По ряду инфекционных болезней у нас наблюдается резкое сниже­ние заболеваемости по сравнению с дореволюционным временем. Например, брюшной тиф снизился в несколько десятков раз. Оспа с 1937 г. полностью ликвидирована и может наблюдаться лишь как экзотическая болезнь
в результате заносов извне. Возвратный тиф, по-видимому, исчез пол­ностью, а малярия — накануне полной ликвидации и т. д. Эту картину дополняет резкое снижение детской смертности, в которой, как известно, основную роль играют инфекционные болезни.
Для развития дальнейших успехов в деле борьбы за снижение инфек­ционной заболеваемости, помимо разработки и усовершенствования методов борьбы и улучшения качества работы органов здравоохранения, необходимо развитие широких общих оздоровительных мероприятий в области комму­нального хозяйства и благоустройства населенных мест (водоснабжение, канализация, очистка), а также проведение радикальных мер по оздоровле­нию поголовья сельскохозяйственных животных (бруцеллез, туберкулез и т. д.). Не последнюю роль играет также воспитание кадров и всего насе­ления в духе правильного понимания задач в борьбе с заразными болезнями.

Источник: Проф. Л. В. Громашевский, «Общая эпидемиология» 1965

А так же в разделе «Влияние социальной истории человеческого общества на эпидемии. »