Инсулиновая терапия


Наблюдение действия инсулина предоставляет психолингвисту конструктивный материал для сопоставления с действием кетамина. Сходство обоих препаратов — в том, что оба оказывают мощное, хотя и не локализованное воздействие на психику. Как подчеркивается в одном из современных «Руководств по психиатрии» (1983—1:256), в основе эффекта инсулиновой терапии лежит «неспецифическое стрессорное влияние, вызывающее у больных общий синдром адаптации». В классических руководствах по психиатрии можно найти и положение о «вызванном инсулином демонтаже шизофренного мира», то есть того состояния, которое в настоящее время рассматривается как устойчивое патологическое (Клиническая психиатрия 1967:44). Различие состоит в том, что опосредующий это влияние механизм у инсулина принципиально своеобразен: он воздействует на сахарный баланс организма.
Основная группа состояла из пятнадцати мужчин и женщин в возрасте 18—35 лет, помещенных в стационар для лечения психического заболевания, не сопровождавшегося на данной стадии развития расстройствами речи и мышления (ранняя стадия шизофрении). По предписанию и под наблюдением врача их лечили с помощью инсулиновой терапии. Для оперативного контроля состояния пациентов, его прогнозирования и описания, специалисты по проведению данного типа терапии пользуются схемой ИФС, в общих чертах совпадающей с описанной выше (для кетамина), с добавлением (после стадии Д ) следующих стадий:
Е. Сопор — состояние существенной заторможенности реакций и редукции сознания к действию простейших рефлексов;
Ж. Прекоматозное состояние — на этой стадии возникает возможность перехода в кому, что может привести к необратимым последствиям для здоровья пациента (ср. Бажин 1984:32-34).
Достижение последней стадии служит поводом для прерывания лечебного действия данной дозы инсулина (подробнее
о              стадиях инсулиновой терапии см. сохранившее свое значение
обобщающее исследование Личко 1962:9—16, ср. Colombel 1969; руководства, изданные позднее не вносят в приведенную схему никаких существенных изменений, см. Sala-Ayma 1991:1992). В ходе каждого сеанса, непосредственно после введения препарата, поочередно развиваются стадии от Б до Ж, наступающие соответственно через 0,5; 1; 2; 3; 3,5; 4 часа после инъекции. Эти временные характеристики указаны для периода 3—4 дня после достижения прекоматозного состояния, первого в ходе данного курса.
В современной медицине лечебный эффект терапии связывается преимущественно с неоднократным достижением глубоких стадий временной диссолюции психической деятельности. Вслед за купированием прекоматозного состояния происходит нормализация состояния пациента, заключающаяся в поочередном прохождении указанных стадий в обратном порядке. В связи с тем что время угнетения сознания («нисходящий участок») длиннее времени его восстановления («восходящего участка»), лингвистическое тестирование проводилось на «нисходящем участке» (от А до Ж, на 3—4 день после достижения первого прекоматозного состояния).
В физиологической науке давно принято положение о принципиальной идентичности обоих участков (Трауготт 1957:45— 51). «Нисходящий участок» диссолюции в данном исследовании был избран, в частности, для достижения как можно более четкого контраста с кетаминовой терапией. Контрольная группа состояла из пяти мужчин и женщин, в возрасте от 20 до 40 лет. В соответствии с общим принципом данного исследования, она подбиралась из психически нормальных людей, во время наблюдения получавших тот же препарат, что и основная группа. В данном случае это были лица, страдавшие сахарным диабетом, которым, в связи с особенностями протекания заболевания, в условиях стационара и под контролем лечащего врача проводились инъекции инсулина — в дозах, сравнимых со средними по основной группе.
Наблюдение речевой деятельности при инсулиновой терапии проводилось рядом исследователей, преимущественно с середины 1930-х до конца 1950-х годов. После этого интерес к изучению данного материала существенно снизился, в связи с внедрением нового класса психоактивных препаратов — нейролептиков. Достижения в изучении речи при инсулиновой терапии адекватно представлены в сохранившей свое значение и по сей день работе психофизиолога Н. Н. Трауготт (1957:36— 41). По мнению ученой, инсулин вызывает постепенное торможение кортикальной деятельности, благодаря чему происходит постепенная диссолюция функциональных систем клеток коры головного мозга: от более сложно организованных и позднее усвоенных — до более простых и рано закрепленных.
Повторный словесный эксперимент признается дающим адекватное представление о процессе диссолюции.
Наблюдения Н. Н. Трауготт проводились на материале речи восемнадцати пациентов. По мере нарастания диссолюции обнаружены: удлинение латентного периода вербальных реакций, снижение качества ответов (прежде всего, за счет преобладания эхолалических реакций, т.н. персеверации, т.е. склонности к многократному повторению одного и того же слова), снижение количества слов в ответах. Отмечено также довольно раннее нарушение: различения глаголов совершенного и несовершенного вида, а также родо-видовых отношений у существительных; способности объяснения сложнопостроенных предложений, а также пословиц и поговорок; утрата навыка подсчета слов в предложении. При этом подчеркнута принципиальная возможность добиться осмысленной вербальной реакции пациента на всем протяжении действия препарата, вплоть до прекоматозного состояния. Внимание Н. Н. Трауготт было обращено преимущественно на признаки непрерывной диссо люции речевой деятельности. При этом полученные ею результаты и выводы никак не исключают возможности поиска и этапов промежуточной стабилизации языка и речи при действии инсулина, что входит в исследовательскую программу данной книги.
Основная и контрольная группы тестировались в строгом соответствии с методикой, описанной в предыдущем разделе. Результаты психолингвистического тестирования приведены в табл. 3.2.2 (см. Приложение к данному разделу). В этой таблице наблюдаемые № 1 — 15 принадлежат к основной группе, № 16— 20 — к контрольной группе, а наблюдение проводилось на «нисходящем участке» диссолюции сознания, т.е. от А до Д. Дополнительные данные по основной группе состоят в том, что наблюдаемые № 6 и 7 оказались резистентными; во всех других случаях инсулиновая терапия показала удовлетворительную эффективность. В контрольной группе наблюдаемый № 16 проявил не вполне ожидаемую реакцию на терапию, выразившуюся в некотором ухудшении состояния; остальные члены контрольной группы никаких особенностей не проявили.
Статистический анализ полученного материала проводился по методике, практически идентичной примененной в предыдущем разделе. Изучение «основных статистик» и характера попарной корреляции индексов показало допустимость и желательность разделения генеральной совокупности на подгруппы. Кластеризация проводилась по методу наиболее удаленного соседа, в евклидовой метрике. При разделении на две подгруппы первая из них включила всю изучаемую группу, кроме наблюдаемого № 16, вторая — одного члена контрольной
группы № 16. При переходе к системе из трех кластеров к описанному разбиению добавилась еще одна подгруппа, состоящая из одного наблюдаемого № 6.
Как видим, статистические соображения и на данном материале не дают нам формального основания выделить в разные кластеры основную и контрольную группы. Поскольку разбиение проводилось по данным лингвистического теста, это дает основание для вывода, что влияние инсулина на языковую способность психически нормальных людей не проявляет существенных отличий от воздействия на речь пациентов, находящихся на ранних стадиях развития эндогенного психического заболевания. Напротив, отличия в восприимчивости к терапии данным препаратом (то есть в конечном счете типе индуцируемого им ИФС), характерные для наблюдаемых № 6 и. 16, оказались существенными для хода кластеризации. Это позволяет предположить, что и здесь кластеры могут объединять наблюдаемых, принадлежащих к одному типу ИСС.
Учитывая приведенные выше соображения и ограниченный объем исследуемой группы, было принято методологически обоснованным продолжать анализ данных на материале кластера 1. Анализ дисперсий по каждому показателю в его рамках указал на наличие статистически значимых различий между величинами, достигаемыми на последовательно проходимых стадиях диссолюции сознания. В свою очередь, этот результат предоставил формальные основания для построения лингвистических моделей.
Динамика индексов 1а и 5г в данном случае была более простой и монотонной, нежели при действии кетамина, и хорошо аппроксимировалась средствами линейного регрессионного анализа. В результате были получены следующие лингвостатистические модели:
V_la = 0,266016 + 0,216425 * S;
V_5r = 8,65472 - 2,18784 * S.
Соответствующие графики представлены на рис.3.2. Для полноты картины добавим, что для индекса 5г вполне допустимо представление средствами как полиномиальной (полином второго порядка RA2=92), так и экспоненциальной (RA2=96) модели:
V_5r = 8,9991 - 3,14236 * S + 0,314557 * SA2;
V_5r = exp (2,22986 - 0,442842 * S).
Динамика индекса 46 оказалась отчетливо нелинейной, что потребовало применения средств полиномиального регрессионного анализа:
V_46 = 0,136943 + 0,432791 * S -0,141309 * SA2
Динамика индекса 1а сводится к монотонному росту от почти незатронутой действием препарата стадии А до наиболее «глубокой» из наблюдавшихся стадий — стадии Д. При этом происходит сдвиг от 0,26 до величины, превышающей 0,9. Это различие, безусловно, статистически значимо. При кетаминовой терапии динамика была довольно похожей; что же касалось конкретных величин данного индекса, то они составили соответственно 0,3 и почти 0,7. Учитывая то, что механизм действия обоих препаратов резко различается, а стадии их прохождения приравнивались друг к другу лишь условно, такое сближение следует считать весьма показательным. В обоих случаях мы видим преобладание на наиболее «глубокой» стадии неизменяемых фразеологизмов (в частности, прагматических клише).
Линейность роста индекса 1а при инсулиновой терапии на первый взгляд не дает нам особых оснований к поискам задержек в его динамике на средних стадиях (и следовательно, к предположению о том, что на них достигается особое ИСС). Однако при рассмотрении рис. 3.2 видно, что средние значения на стадиях В и Г расположены гораздо ближе, чем на соседних стадиях. Обратившись к материалам табл. 3.2.3 (см. Приложение), мы обнаружим, что средние (по кластеру 1) значения данного индекса действительно не различаются статистически значимо на стадиях В и Г. Эти значения составляют 0,54 и
  1. 63, причем их пределы существенно перекрываются. Таким образом, в динамике индекса сначала появляется этап стабилизации (А-Б), затем происходит скачок на качественно новый уровень (В-Г) и, наконец, переход к следующему, также качественно особому периоду стабилизации (Д).

Начальный и средний этапы динамики индекса 46 (то есть левая часть параболы на рис. 3.2) сводятся к плавному увеличению его значения от 0,2 до, примерно, 0,5. На этом рост достигает максимума, а кривая далее опускается до величины
  1. 13 на стадии Д. Заметим, что правая часть параболы хорошо соответствует графику, полученному на материале кетаминовой терапии, — естественно, в зеркальном отражении, поскольку сравниваются «нисходящий участок» действия одного препарата (инсулина) с «восходящим участком» другого (кетамина). При кетаминовой терапии, на стадиях Г-Д индекс 46 достигал величин, близких соответственно к 0,25 и 0,5. Как видим, при действии обоих препаратов речь наблюдаемых на самой «глубокой» стадии ИФС была относительно бедна глаголами, а на

  2. Рис. 3.2. Психолингвистические корреляты фармакогенных ИФС при инсулиновой терапии
    Рис. 3.2. Психолингвистические корреляты фармакогенных ИФС при инсулиновой терапии

средних стадиях склонность к их употреблению существенно увеличивалась.
Максимум параболы достигается на стадиях В и Г. Обратившись к табл. 3.2.3 множественного рангового критерия (см. Приложение), мы обнаружим отсутствие статистически значимых различий по индексу 46 между этими стадиями. Этот участок следует прямо сопоставить с участком аналогичной стабилизации величин данного индекса при действии кетамина. В обоих случаях она достигается при величинах индекса, близких к 0,5, и дает основания к предположению о достижении на этих стадиях особого ИСС и при инсулиновой терапии.
На участке А-Б изменения индекса 46 не происходит: он остается на уровне примерно 0,2. Такая цифра хорошо соответствует нормальной для разговорной русской речи частотности употребления глаголов, лежащей на уровне приблизительно 0,2. Однако оно расходится с тем, что наблюдалось при действии кетамина (там на участке Б-А индекс остался на уровне около 0,55). Отмеченное расхождение можно объяснить тем, что на стадиях А-Б при инсулиновой терапии наблюдалась «поверхностная», еще не успевшая измениться речь. Напротив, при действии кетамина на стадиях Б-А сознание наблюдаемых еще было измененным, «задержавшись» примерно на стадии легкого оглушения. Возможность такой «следовой реакции» можно отнести за счет особенностей действия данного препарата. Действительно, специалисты в области кетаминовой терапии нередко отмечают длительный выход из прекоматоз- ного состояния, с эпизодически возвращающимися в течение 6—8 часов эпизодами делирия (Бажин 1984:37).
Индекс 5г достаточно монотонно убывает от значения, близкого к 9, непосредственно после инъекции инсулина, до среднего значения 2,3 по кластеру 1 на стадии Д. Это различие, безусловно, статистически значимо, что позволяет говорить об особом состоянии сознания, достигающемся на глубинной стадии действия препарата.
В динамике индекса выделяется период стабилизации (стадии А-Б), после которого следует качественный скачок к стадии В. Значения индекса на стадиях В-Г формально различаются, однако предельно близки: 5,4 и 4,3 (ср. с предшествующим (Б) значением 8,2 и последующим (Д) 2,3 значениями). Наконец, следует новый скачок к качественно особой стадии Д. Как видим, и здесь существует формальные основания говорить еще об одном измененном состоянии, противопоставленном как «поверхностному» (А-Б), так и «глубинному» (Д),состоянием, которое достигается на средних стадиях диссолюции.
На основании сказанного можно утверждать, что как динамика, так и средние значения лингвистических индексов при инсулиновой терапии проявляют черты системной бли
зости к описанным на материале кетаминовой терапии. В обоих случаях ни оппозиция «психическое здоровье — ранняя стадия психического заболевания», ни особенности действия препарата не оказали особого влияния на результаты лингвистического тестирования избранной, наиболее массовой подгруппы. Напротив, определяющим было достижение на наиболее глубокой стадии действия препарата качёственно своеобразного состояния языковой системы, характеризующегося повышенной склонностью к употреблению неизменных фразеологизмов (в частности, прагматических клише), пониженным употреблением глаголов и общим упрощением предложения, связанным как с указанными структурными перестройками, так и с существенным сокращением кратковременной памяти. Следует подчеркнуть значимость примененных показателей, поскольку они не только результируют психолингвистические задания, обладающие прогностической эффективностью, но и представляют ряд базовых лингвистических операций. Примерное положение этого состояния маркировано на рис. 3.1.1 и 3.2 символом X.
Помимо описанного состояния, квалифицируемого как измененное, были обнаружены признаки еще одного ИСС, достигаемого на средних стадиях действия обоих препаратов. По сравнению с описанным выше «глубоким ИСС», данное состояние характеризовалось умеренным употреблением фразеологизмов, удовлетворительным объемом кратковременной памяти и достаточно разнообразной речевой продукцией, характеризуемой частым, даже повышенным по сравнению с нормой, употреблением глаголов. Речевая продукция в данном состоянии проявляет черты некоторого сходства с продукцией, наблюдающейся при инактивации правого полушария, проводимой при электросудорожной терапии (ср. Балонов, Деглин, Черниговская 1985; Зубкова, Сахарный, Штерн 1996:262). Участие механизма межполушарной асимметрии в его мозговом обеспечении представляется весьма вероятным, хотя требует дополнительного изучения и конкретизации на нейролингвистическом материале. Примерное положение этого состояния маркировано на рис. 3.1.1 и 3.2 символом Y .
Заметим, что положение о прохождении на средних стадиях действия инсулина некоего качественно своеобразного состояния находит поддержку в работах современных клиницистов. Они уверенно говорят об эффективности в целом ряде случаев так называемой «модифицированной инсулиновой терапии» (modified insulin treatment), стратегия которой сводится именно к тому, чтобы не достигать шоковой стадии Д, а доводить диссолюцию лишь до средних стадий Б-В. Сразу же, вслед за их достижением действие инсулина купируется, а пациент возвращается в нормальное состояние (Vencovsky 1991:1980;
  1. Заказ 2980

Дернер, Плог 1997:482). В специальной литературе отмечена значительная эффективность вербальной психотерапии, проводимой на фоне действия психоактивных препаратов (преимущественно на ранних и средних стадиях диссолюции), даже при достаточно далеко зашедшем психическом заболевании (по инсулиновой терапии см. Трауготт 1957:43, по кетаминовой терапии — Krupitzky, Grinenko 1997:62—63).
В качестве основной причины предполагается временное ослабление матрицы долгосрочной памяти соответствующего устойчивого патологического состояния. В качестве дополнительной причины можно предположить также и временную перестройку механизма восприятия речи, выражающуюся, в частности, в облегченном восприятии глагольных конструкций. Рассмотрение допустимости последней причины и характера ее сочетания с первой выходит за пределы данной книги, поскольку относится к области нейролингвистики. В данном случае мы ограничимся сказанным, заметив только, что в рамках изучения речи при электросудорожной терапии такие левополушарные процессы, как увеличение частотности употребления глаголов или склонность к многоречивости, возникают при снятии именно сдерживающего влияния правого полушария, его контроля за абстрактно-логическим разворачиванием мысли. Что касается феноменологии изменений сознания на более глубоких стадиях фармакологической терапии, то их следует связать с общим угасанием кортикальной активности и модификацией тонуса глубинных структур мозга, в частности, активацией переднегипоталамической системы (по инсулиновой терапии см. Руководство по психиатрии 1983— 1:256; Трауготт 1957:41; данные, релевантные для терапии ке- тамином, см. Бажин 1984:28—30).
Режим наблюдения, избранный в данном исследовании, состоит из пяти стадий и потому не дает возможности проследить прохождения на том же временном отрезке еще каких- либо ИСС или же обосновать их отсутствие. Несмотря ка это, обнаружение выраженных признаков двух ИСС свидетельствует в пользу адекватности принятой в данном исследовании базовой концепции, а также методики тестирования.
Конструктивность данных, полученных автором на материале тестирования речевой деятельности при проведении шоковых методов терапии психоактивными препаратами, и их релевантность для понимания закономерностей организации нормального языкового сознания были подчеркнуты в докладе индийских ученых П. Роя и Д. Маджумдера, представленном вниманию участников Национального симпозиума по методам квантитативной лингвистики, проведенного недавно на базе отдела лингвистических исследований Индийского статистического института. Дополнения к предпринятому нами фор
мальному анализу состояли в применении методов неравновесного статистического моделирования по Пригожину-Зотину (Roy, Majumder 1998).
Результаты проведенного в этой главе анализа речевой деятельности при шоковой терапии кетамином и инсулином позволяют дать положительный1 ответ на оба вопроса, поставленные в ее начале. Все полученные нами данные свидетельствуют в пользу интактности базовых психолингвистических механизмов, обеспечивающих продолжение релевантной данным условиям когнитивной и коммуникативной деятельности. На примере обоих типов терапии обнаружены признаки наличия особых, измененных состояний языкового сознания, определено их приблизительное положение на шкале диссолюции и проведена первичная лингвистическая интерпретация выявленных закономерностей. Наиболее вероятным представляется то, что указанные закономерности отражают существенные черты приспособления нормального языкового сознания к неспецифической внешней нагрузке.
  1. Дилантиновая терапия

Основная причина обращения к дилантину состоит в том, что соответствующая терапия не вызывает выраженной диссолюции психической деятельности, хотя и оказывает на нее достаточно сильное воздействие. Таким образом, существует возможность наблюдения психолингвистических коррелятов сложного, несводимого к линейному, типа динамики ИФС. Основной задачей является сопоставление обобщающих лингвистических характеристик указанного типа с результатами, полученными при изучении простой диссолюции. Это необходимо для уточнения и расширения знаний о том, как изменяются язык и речь при фармакогенных ИСС в целом.
Дилантин нормализует излишнюю (то есть отклоняющуюся в любую сторону от нормальной) электрическую активность (inappropriate electrical activity) клеток. Как следствие этого, на раннем этапе клинического освоения препарата основное место заняло его противосудорожное применение в психиатрической практике (подробнее см. Машковский 1967:122). В дальнейшем было отмечено благотворное воздействие дилантина на настроение, внимание и общее качество протекания когнитивных процессов (Bogoch, Dreyfus 1983:9—16; ср. Smith, Bogoch, Dreyfus 1988:13—14). Поэтому в последнее десятилетие он стал все шире применяться с целью общей коррекции уровня бодрствования и повышения качества жизни психически здоровых
людей (рассмотрение данного аспекта применения психоактивных препаратов см. Брехман 1976:66—71; Спивак, Райский, Виленский 1988:139-141).
Диапазон индуцируемых дилантином микроперестроек психических процессов и состояний намеренно сужен. Влияние на речь ограничено устранением или облегчением симптомов заикания (обзор см. Bogoch, Dreyfus 1983:18). Заметим, что и в литературе по общим проблемам тестирования фармакоген- ных ИСС рекомендуется, во избежание трудностей, сосредоточиваться на изучении препаратов преимущественно «полярного действия» (Martindale 1981:320). Поскольку дилантйн к ним явно не относится, психолингвистическое тестирование его действия следует априорно считать весьма проблематичным, но в то же время желательным для определения того, как могут влиять на речь препараты такого сглаженного типа действия.
Наблюдения проводились в рамках комплексной научной программы исследований дилантина, реализуемой на базе Института мозга человека РАН под руководством акад. Н. П. Бехтеревой. Основная группа состояла из одиннадцати психически нормальных мужчин и женщин в возрасте 19—45 лет, проходивших дилантиновую терапию по медицинским показаниям (невротическое состояние с вегетативной неустойчивостью), по предписанию лечащего врача, в условиях лечебного стационара. Терапии другими препаратами ни в день обследования, ни накануне него не проводилось. Терапия проводилась путем однократного приема таблетки, содержащей 0,1 г дилантина.
Судя по литературным данным, вполне подтверждаемым нашими наблюдениями, непосредственное благотворное действие препарата, прослеживаемое как по физиологическим показателям, так и по самочувствию пациентов, проявляется в течение часа, распределяясь так: практически не действует — в течение первой четверти, редко — в течение второй-третьей четвертей, и в большинстве случаев — в течение последней четверти часа (Smith, Bogoch, Dreyfus 1988:XVIII,81; cp.Dreyfus 1988:138). Соответственно, тестирование проводилось в четыре стадии: А — фон (непосредственно перед приемом таблетки), Б — в начале второй четверти часа, В — в начале третьей четверти часа, Г — в начале последней четверти часа после приема таблетки. Наблюдение проводилось в первый день терапии. Непосредственное тестирование основной группы в устной форме проводилось сотрудником стационара, врачом Ю. И. Поляковым, под методическим руководством автора.
Контрольная группа теоретически могла бы состоять из практически здоровых людей, принимающих, дилантин для коррекции настроения и активации скрытых резервов организма. Однако применение препарата в этих целях, обычное в ряде зарубежных стран, у нас пока не разрешено. Поэтому
контрольной группы, оптимально соответствующей аксиоматике данного исследования, по объективным причинам подобрать не удалось. Она была составлена из шести психически нормальных мужчин и женщин, в возрасте 19—35 лет, проходивших терапию препаратом «тазепам» по медицинским показаниям (невротическое состояние с вегетативной неустойчивостью), по предписанию лечащего врача, в условиях лечебного стационара.
Устное лингвистическое тестирование и сбор внелингвис- тической информации по членам контрольной группы проводились автором, под контролем лечащего врача, по процедуре, максимально приближенной к условиям наблюдения членов основной группы. Уже после проведения тестирования было обнаружено, что один член основной группы и два члена контрольной группы накануне дня психолингвистического обследования принимали другие психоактивные препараты. В связи с этим при обработке результатов теста они были исключены из состава соответствующих групп.
Тазепам оказывает выраженное нормализующее, однако косвенное влияние на психику, опосредованное общей неспецифической активацией эндогенных адаптивных систем; кроме того, для данного препарата (как и для группы бензодиазепинов в целом) отмечено выраженное противосудорожное действие (Kaplan, Sadock 1991:908). Тазепам сглаживает направленные в любую сторону отклонения от нормальных ритмов бодрствования и сна. В наблюдавшейся дозировке (таблетка 0,01 г) непосредственное благотворное действие тазепама сказывается в течение первого часа после приема (подробнее см. Темков, Киров 1971:81). Контрольная группа была подобрана так, чтобы как можно более полно соответствовать основной по фоновому состоянию сознания, временному режиму его изменения и другим существенным показателям. В настоящих условиях это позволяет считать подбор контрольной группы методологически допустимым. Однако следует подчеркнуть, что тазепам — типичный транквилизатор, действие которого основано на принципиально отличающихся от дилантина механизмах.
При предварительных замерах было отмечено снижение эффективности экспресс-теста из трех заданий, описанного в разделах 3.1—3.2. В этих условиях было принято решение дополнить их рядом других. Так, был дополнительно введен ассоциативный тест (задание 6). При его обработке фразеологизмы не выделяются в отдельную группу, что приводит к их учету преимущественно вместе с синтагматическими ассоциациями (конечно, чисто условно, в рамках принятой нами методики обработки). Таким образом, индекс 6а мог бы теоретически проявлять динамику в тех случаях, когда индекс 1а еще «не срабатывает».
Склонность к употреблению глаголов наблюдалась последовательно в трех позициях: при заданиях преобразовать статив (3); продолжить незаконченное предложение, завершающееся стативом (4А) или содержащее именную конструкцию (4Б). Такая методика позволяла надеяться уловить динамику в употреблении глагола, несмотря на возможное отсутствие в ней больших перестроений.
Задание 5 проводилось по двум предложениям, активному и пассивному, как в классическом «тесте Сэвина-Перчонок» (актив с прямым порядком слов («врач сделал укол») и пассив с прямым порядком слов («укол сделан сестрой»). После каждого предложения предлагался набор из пяти несвязанных слов для запоминания и повторения. В данном случае расчет состоял в том, что задание с активом, скорее всего, не представит особых трудностей для наблюдаемых. Тогда несколько более трудное для выполнения задание с пассивом могло бы выявить неочевидное ослабление кратковременной памяти. Таким образом, был сформирован расширенный лингвистический тест. Он состоял из следующих заданий: 1 (по семи вопросам), 3, 4А, 4Б, 5А, 5Б, 6. Полученные при его применении результаты представлены в табл. 3.3.2 приложения. Внелингвистические характеристики группы приведены в табл. 3.3.3 Приложения.
При статистической обработке лингвистических индексов прежде всего были рассмотрены «основные статистики». Выяснилось, что значения коэффициентов асимметрии и эксцесса выходят за границы интервала (—2...+2) на ряде стадий, преимущественно по индексам 3 и 5Ав, 5Бв. Это дало косвенное подтверждение отличия распределения анализируемых случайных величин от нормального, что, в свою очередь, позволило рассматривать кластеризацию как методологически допустимую. Кластеризация проведена по методу наиболее удаленного соседа, в евклидовой метрике, по всем лингвистическим индексам. В результате кластеризации выделились кластер 1, включавший в себя наблюдаемых № 1, 2 и 8; и кластер 2, в который вошли все остальные наблюдаемые.
Как видим, разделение наблюдаемых на основную и контрольную группы не отразилось на результате данной кластеризации. Следовательно, наши данные не дают основания разделять лингвистические перестроения по видам использованных фармакологических препаратов. Данное положение структурно соответствует сделанному в разделе 3.2 выводу о принципиальном сходстве динамики лингвистических индексов при действии кетамина и инсулина. Заметим, что альтернативная кластеризация, проведенная нами по внелингвистическим характеристикам таблицы 3.3.3, приводит к выделению следующих кластеров: 1, 2, 3, 9, 10, 13 и 4, 5, 6, 7, 8, 11, 12, 14. Как видим, и здесь не просматривается четкого отделения основной группы
от контрольной. Это подтверждает сделанное при формировании наблюдавшейся группы предположение о допустимости сведения воедино данных по дилантину и тазепаму.
Для дальнейшего углубленного анализа был избран кластер 2 (наблюдаемые № 3—7, 9, 10—14). Проверка значимости различий индексов на разных стадиях указывает на недостаточно выраженную динамику некоторых из примененных индексов. Прежде всего к ним относятся индекс 1а (динамика средних значений по этому кластеру такова: 0,6—0,5—0,5—0,5) и индекс 6а (0,7—0,6—0,7—0,8) (в обоих случаях приводятся округленные цифры). Отсутствие выраженной динамики формально свидетельствует против того, что лексико-семантический уровень принимает активное участие в перестроении языковой способности в течение наблюдавшегося периода действия дилантина. Однако абсолютные величины обоих индексов существенно отличаются от нормального уровня. Так, по индексу 1а величины порядка 0,5—0,6 отмечались нами на средних стадиях действия как кетамина, так и инсулина (см. рис.3.1.1 и 3.2).
Что касается частотности синтагматических ассоциаций (индекс 6а), то в нормальном состоянии она не превышает
  1. 3, а при внешней нагрузке проявляет тенденцию к быстрому росту, в частности, за счет снижения склонности к употреблению парадигматических ассоциаций. Так, в психолингвистическом эксперименте Э. JI. Носенко и С. Н. Егоровой под влиянием сильной эмоциональной напряженности у пациентов было отмечено увеличение доли синтагматических ассоциаций с 17 до 68%. Пользуясь традиционной оппозицией «парадигматические ассоциации — синтагматические ассоциации», исследователи, тем не менее, отмечают, что «эмоции активизируют тот речевой опыт, которым испытуемый владел раньше и который более стереотипизирован» (Носенко, Егорова 1992:76—77). Следовательно, они также выявили участие парадигматических клише в порождении синтагматических ассоциаций, о котором мы говорили выше.

Заметим также, что среднее значение индекса 6а по кластеру 2 приближается к его среднему значению по кластеру 1 (а именно 0,5) непосредственно перед приемом препарата (стадия
А). Однако далее, на стадиях Б-Г, среднее значение по кластеру
  1. снижается до характерного для нормы значения (0,2). Напротив, среднее значение по кластеру 2 остается на значительно отклоняющемся от нормального уровне, превышающем 0,6. Кроме того, формально не изменяясь по стадиям, индекс 6а оказывает самое непосредственное влияние на результат кластеризации. Таким образом, индексы 1а и 6а отражают наличие известной нагрузки на психику наблюдаемых в период тестирования. Точное разделение в ней составляющих, внесенных невротическим состоянием пациента до приема препарата и
    собственно психоактивным действием последнего, представляет собой перспективную задачу, разрешимую путем простого перебора соответствующих контрольных групп.

Индекс 3 выказывает весьма выраженную динамику: он растет на переходе А-Б, стабилизируется на стадиях Б-В и падает на переходе В-Г. При этом, по данным множественного рангового критерия, среднее значение по кластеру 2 на стадиях А и Б различается значимо, но не различается при сравнении стадий Б и В. Разность средних значений между А и Г также статистически незначима. Отсюда следует, что на стадиях А и Г наблюдается формально одно и то же значение индекса, а на стадиях Б и В — другое. Аппроксимация такой динамики очевидна: она сводится к параболе с экстремумом на стадиях Б-В. Применив полиномиальный регрессионный анализ, приходим к лингвистической модели:
V_3 = 1,50055 + 0,10187 * S - 0,00221444 * S"2.
Формулировка задания 3 сводилась к предложению преобразовать статив («Сегодня нам тяжело — Сегодня мы...»). При обработке получался индекс 3, высокие значения которого свидетельствовали о склонности преобразовывать статив в глагол, а низкие (приближающиеся к единице) — в неглагольные лексемы. Соответственно, полученную лингвостатистическую модель можно понимать так, что на средних стадиях действия препарата склонность к преобразованию статива в глагол существенно усиливается, а к концу наблюдения — ослабевает.
Полученная таким образом интерпретация основана на периферийном для русского языка способе выражения предикативности, свойственном стативу. В лингвистической литературе не раз отмечался его промежуточный статус, совмещающий морфологические признаки как глагола, так и других частей речи (прежде всего наречия). Поэтому свойство предикативности может уже на ранней стадии действия препарата выказывать тенденцию к перестроению, которое выражается в сдвиге от периферийных средств выражения предикативности — к основному (глаголу). Можно было бы также предположить, что под воздействием препарата вообще растет склонность к употреблению глагола, что и дает высокие значения индекса
  1. Однако этому противоречит динамика индексов 4Аа, 4Ба, которая в пределах кластера не выказывает отчетливых сдвигов по стадиям; не оказывается она существенной и для проведения кластеризации.

Что касается конкретных значений обоих глагольных индексов, то они стоят на повышенном относительно нормы уровне (около 0,6—0,7 для индекса 4Аа и 0,3—0,4 для индекса 4Ба; в обоих случаях приводятся средние значение по класте
ру 2). Разницу между средними значениями следует отнести за счет особенностей формулировки задания. Как мы помним, в задании 4А неоконченное предложение оканчивается стати- вом («Очевидно, теперь мне пора - »), в задании 4Б — нет («Сын, который у меня -»). Более высокие величины индекса 4Аа могут указывать на повышенную склонность не столько к употреблению глагола, сколько конструкции «статив с инфинитивом». Действительно, она часто встречалась нам при обработке ответов на данное задание (напр

Источник: Спивак Д. Л, «Измененные состояния сознания: психология и лингвистика.-СПб.: “Издательский Дом Ювента”; Филологический ф-т СПбГУ. - 296 с.» 2000

А так же в разделе «Инсулиновая терапия »