С окончанием Второй мировой войны на территории разоренных стран началась большая восстановительная работа. Народам пришлось залечивать раны, нанесенные войной и болезнями. Т ысячи инвалидов и покалеченных должны были найти себе место в новой послевоенной жизни. Необходимо было восстановить уничтоженные города, отстроить заново мосты, починить водопровод и канализацию, ликвидировать условия для возникновения новых эпидемий. Санитарно-медицинский опыт, полученный в годы войны, был бесценен. Медики в CCCР, США, Великобритании и других странах научились эффективно противостоять заразным болезням и спасать человеческие жизни. В годы войны были апробированы новые препараты и методики, которым нашлось применение и после войны.

Вторая мировая война открыла эру антибиотиков. Вслед за пенициллином были получены новые препараты. Лидерами в их производстве, как и ожидалось, стали страны-победители, прежде всего СССР и США. Уже в 1939 г. Рене Дюбо, работая в больнице Рокфеллеровского института в Нью-Йорке, получил тиротрицин. В 1940 г. за ним русский эмигрант Сельман Ваксман (1888-1973) синтезировал ак- тиномицин, который мог применяться против холеры, дизентерии и брюшного тифа. В 1944 г. он же получил стрептомицин, предназначенный для лечения туберкулеза. В 1947 г. стрептомицин получила Ермольева. Однако уже с самого начала стало ясно, что микробы довольно быстро научились приспосабливаться к антибиотикам. Уже в 1940 г. Чейн обнаружил такую разновидность стафилококков, которые были неуязвимы для пенициллина. Тогда же Дюбо предупредил о том, что массовое использование антибиотиков вскоре приведет к их неэффективности против новых поколений микробов. Так оно и вышло. Сразу же после войны крупные фармацевтические компании начали массовый выпуск антибиотиков, и почти сразу же некоторые из препаратов перестали быть эффективными для микробов. Тем не менее эра антибиотиков началась. В сущности, она превратилась в изощренную форму войны с микробами, в которую оказались вовлечены не только ученые и врачи, но и коммерческие интересы фармацевтических компаний. Возможно, эра химически синтезированных антибиотиков вскоре подойдет к концу, так как в настоящий момент видно все больше признаков того, что микробы научились защищаться от них415.

Однако на заре этой эры человечество получило мощное средство в освобождении от бремени болезней. Одной из первых болезней, которая отступила под натиском антибиотиков, оказался сифилис. На протяжении нескольких веков он был «тайной чумой» человечества. На Западе его считали наказанием за грехи плоти, а главными распространителями считали проституток, китайцев и вообще людей с сомнительной репутацией416. В некоторых странах, в частности, в США, СССР, Швеции, Дании и Чехословакии в межвоенный период были приняты уголовные законы против лиц, распространяющих сифилис417. Возможность применения пенициллина изменила ситуацию. Сифилис оказалось возможным вылечить. Свою роль сыграли и презервативы. В результате, угроза заражения сифилисом половым путем была существенно уменьшена, хотя и не снята полностью. В 1950-е гг. число больных сифилисом в Западных странах сократилось в несколько раз. В культуре также произошли перемены. Сексуальные отношения утратили оттенок греховности. Вместе с этим исчез страх неизбежности заражения. Вслед за этим на Западе началась сексуальная революция. Она достигла своего апогея в 1970-е гг., пока не пришло время СПИДа и вопросы сексуальной сдержанности вновь приобрели новую значимость.

Еще одной болезнью, которая была обращена в отступление силами научного знания, оказался полиомиелит. На протяжении многих веков о существовании этой опасной вирусной инфекции ничего не было известно, хотя она, безусловно, вносила свой вклад в высокую детскую смертность вплоть до начала ХХ в. Важнейшим симптомом ее был «детский паралич», однако даже специалисты были долгое время не в состоянии определить его происхождение. В середине XIX в. медики Западных стран выводили его из общего плохого состояния санитарной среды. Однако к концу XIX в. прогресс в области санитарии на Западе сделал эти суждения неудовлетворительными. Одновременно с этим были зарегистрированы первые массовые случаи «детского паралича» в Скандинавских странах, т.е. там, где санитарные условия были вполне хорошими. В 1870-е гг. два шведских исследователя - Якоб фон Хейне и Карл Оскар Медин - дали болезни ее современное название, сокращенно - «полио». В 1905 г. швед Ивар Викман пришел к выводу, что «детский паралич» является заразной болезнью и передается особым микробным агентом, который поражает центральную нервную систему ребенка. Однако подтвердить этот вывод было непросто, т.к. вирус полиомиелита еще не был найден418.

В дальнейшем самая важная часть истории полиомиелита разыгралась, в основном, в США. В 1907 г. в Нью-Йорке болезнь поразила около тысячи детей. Через года драма повторилась, а затем перекинулась на другие большие американские города - Буффало, Цинцинати и др. В 1916 г. в Нью-Йорке умерло 2400 детей из общего числа заболевших. Среди американских родителей началась паника. Вскоре было замечено, что дети заражаются в основном в летний период времени. Семьи среднего класса в США в начале ХХ в. довольно часто отправляли своих детей на лето в загородные лагеря отдыха. Утвердилась мысль, что именно там они и заражаются страшной болезнью. Как всегда незнание породило подозрения и начали искать виноватых. В США типичными виновными в разных бедах чаще всего оказывались эмигранты. Распространилась мысль, что именно дети из бедных эмигрантских семей, пребывающих из Европы, и являются источниками заразы. Политики и представители состоятельных кругов общественности стали требовать изоляции эмигрантов и их детей, в том числе предлагали создавать специальные детские лагеря для эмигрантов. К счастью, эти призывы вскоре прекратились. Медики выяснили, что опасная болезнь настигает даже тех, кто не имел никаких контактов с бедняками из чужих стран. Тогда внимание общественности переключилось на подозрительных насекомых. После успешных кампании против малярии и желтои лихорадки это было вполне естественно. В 1916 г. начались санитарные мероприятия против мух. Однако уже через два года эпидемия «испанки» убедила многих, что медицинские знания во многих случаях являются недостаточными з8.

В 1909 г. знаменитый венский иммунолог Карл Ландштейнер открыл вирус полиомиелита. Однако даже самому открывателю не было понятно, как распространяется «полио-вирус» и как происходит заражение. В 1930-е гг. в США больных полиомиелитом пытались лечить с помощью специальных сывороток, но неудачно. Тогда же распространился еще один тип лечения - полная иммобилизация. Для больных создавались специальные механические кровати, призванные удерживать их тела в неподвижном состоянии, чтобы избежать переломов костей. Былые страхи перед заражением постепенно прошли. Их вытеснило сострадание с жертвам болезни. Символом любви всего американского народа в 1930-е гг. стал президент Франклин Рузвельт, сам, заболевший полиомиелитом в 1921 г. Под его патронажем в 1937 г. в стране был создан Фонд борьбы с детским параличом. Фонд занимался сбором пожертвований и направлял их на изготовление механических кроватей для больных страшной болезнью, а также на поиск вакцины. Еще одним популярным борцом с «полио» стала австралийская медсестра Элизабет Кенни (1880-1952). Она была убеждена в том, что полиомиелит надо лечить не иммобилизацией, а активными движениями. Свои взгляды она пропагандировала в Европе и США, а в 1942 г. в Миннеаполисе она открыла свой собственный институт (Kenny Institute)419 420. Таким образом, американская общественность в годы Второй мировой войны уже была мобилизована на борьбу с полиомиелитом.

После 1945 г. работа над созданием вакцины развернулась еще интенсивнее. Ученые испытывали два типа вакцин - «живые» (из живых ослабленных вирусов) и «мертвые» из убитых. Успех пришел к Джонсу Салку (1914-1995) из университета Питтсбурга. В 1952 г. он испытал «мертвую вакцину» и затем опубликовал свой отчет. В 1953 г. Комитет по иммунизации поддержал его предложение, и весной 1954 г. начались массовые испытания. С помощью поливакцины было иммунизировано чуть менее двух миллионов американских детей. Еще через год Национальный институт здоровья США выдал лицензию на массовое производство этого препарата. В стране начался ажиотаж. Тысячи родителей просили дать их детям вакцины. Однако в апреле 1955 г. пришли и первые плохие известия. Двенадцать иммунизированных детей умерли. Все они получили вакцину, произведенную в лаборатории Каттера в Калифорнии. Позднее выяснилось, что эта вакцина была изготовлена с нарушением технологических норм. Но в апреле 1955 г. вся Америка переживала разочарование. Казалось, нация опять теряет надежду. Однако повторилась ситуация, которая уже не раз имела место в прошлом. Хорошие новости приходили из других стран. В Канаде, Франции, Германии также начались массовые иммунизации, и там они происходили без происшествий421. Таким образом, все сомнения в отношении пользы вакцин были рассеяны. Примечательно, однако, что за пределами США приоритет получили «живые вакцины».

Подобно первым пастеровских опытам вакцинации против бешенства в 1885 г., исследователи в 1954 г. в США сильно рисковали. От единичных испытаний они сразу перешли к массовой профилактике. Но даже некоторые неудачи не остановили их. В борьбе за жизнь, как показывает история, врачи и ученые часто рискуют. Салк надеялся, что он сумеет просчитать все последствия заранее. Но амбиции ученого, как и давление общественного мнения, привели к тому, что расчеты были минимальны422.

В 1957 г. Всемирная Организация Здоровья (ВОЗ) рекомендовала применение поливакцины в других странах. Тогда же были начаты массовые иммунизации в бельгийских колониях в Африке - Конго, Руанде и Бурунди. Вслед за этим борьба с полиомиелитом посредством вакцин развернулась в СССР и странах Латинской Америки423.

Борьба с полиомиелитом в национальном и глобальном масштабе повлияла на судьбы еще одной вирусной болезни - человеческой оспы. В США и Советском Союзе, которые первыми добились ликвидации оспы на своей территории, стали вызревать планы распространить свой успех на всей планете. Несомненно, поводом к этому были также и серьезные политические интересы обеих сверхдержав, которые в годы Холодной войны стремились утвердиться в странах Третьего мира. Именно с территории этих стран эпидемическому благополучию обеих держав исходила угрозы оспы. Тем самым для начала всемирной кампании против оспы имелись все предпосылки. С середины 1950-х гг. обе страны начали выдвигать инициативы об уничтожении оспы в глобальном масштабе. Проводником этих интересов стала ВОЗ.

В 1958 г. СССР через ООН принял резолюцию о необходимости уничтожения оспы на всей планете. В 1966 г. после серии согласований советские и американские специалисты под эгидой ООН начали глобальную работу по искоренению вируса оспы, а руководителем специального подразделения ВОЗ по уничтожению оспы стал Дональд Хендерсон. В странах Третьего мира начались широкомасштабные кампании по вакцинации населения, которые стали повторением той работы, что уже была выполнена в развитых странах в предыдущий период424.

В ходе этих кампаний специалисты ВОЗ активно пользовались не только услугами медиков, но и представителей местной общественности, в том числе народных целителей и духовенства. Население всех возрастов иммунизировалось «живой вакциной», а больные подвергались изоляции. В 1975 г. была зафиксирована последняя вспышка оспы в Бангладеш. В октябре 1977 г. в Сомали был найден последний в мире больной, которым оказался арабский повар из Мерка Али Мал- лин. В 1980 г. специальной резолюцией ВОЗ было объявлено о полном уничтожении оспы на планете. Однако даже после глобальной вакцинации населения Земли вирус оспы все еще продолжал существовать. Главные организаторы глобального уничтожения болезни решили сохранить его в специальных лабораториях, где ученые могли бы изучать его и при необходимости разрабатывать средства борьбы с ним. В США страшный вирус был помещен на хранение в Национальный центр контроля над оспой в Атланте, а в СССР - в Институт вирусологии и биотехнологии («Вектор») в Кольцово под Новосибирском. Тем не менее, поскольку нигде на Земле случаи заболевания оспой больше не регистрировались, возник вопрос, стоит ли сохранять опасный вирус дальше. Усиление страхов, вызванных опасностью международного терроризма и в особенности представлениями о возможности использования террористами биологического оружия - этой «атомной бомбой бедных», вынудило правительства США и новой России начать переговоры об уничтожения своих хранилищ лабораторных вирусов оспы. Поводом для этого стала летняя Олимпиада в Атланте в 1996 г., которая сопровождалась принятием усиленных антитеррористических мер. Тогда же в 1996 г. руководство двух стран приняло решение об окончательном уничтожении своих запасов оспы, которое должно было быть приведено в действие в 1999 г, не позднее 30 июня425.

Однако, как американская, так и российская сторона, отложили выполнение данного решения вплоть до 2002 г., мотивируя это необходимостью сохранять лабораторные коллекции для изучения биологических свойств вируса оспы и производства профилактических препаратов на случай неожиданного появления болезни426. По прошествии этого срока хранилища оспы вновь не были ликвидированы, что повлекло за собой серию новых дискуссий на разных уровнях427. К концу 2007 г. лабораторные штаммы все еще продолжали существовать. Тем самым, не смотря на громкие заявления рубежа 1970-х и 1980-х гг., в истории оспы точка все еще не поставлена до сих пор.