Каждый, кто хочет понять человека, начинает с поисков причин его действий. Ученик сбежал с уроков. Алкоголик обокрал магазин. Обвиняемый просит высшую меру наказания. Каждый из этих людей поступает так по какой-либо причине. Мы стараемся выяснить ее. В таком случае мы говорим, что хотим понять мотивы, которыми руководствовались эти люди, избирая тот или иной способ поведения. Только зная мотив, мы приступаем к оценке действий людей и принятию решений. Бегство ученика из школы мы оценим по-разному в зависимости от того, был ли мотивом страх перед учительницей или пренебрежение своими обязанностями. Когда алкоголик грабит государственный магазин, мы можем допустить, что мотивом здесь была потребность в алкоголе, а в таком случае суд применит особую правовую квалификацию его действий. Мы говорим, что поняли мотив поведения обвиняемого, который просит о высшей мере наказания, когда узнаем, что он психически болен и страдает комплексом вины.

Так и сам термин «мотив» (происходящий от латинского movere — приводить в движение, толкать) мы применяем для определения всех тех факторов, которые вызвали какое-либо действие. Термин этот вошел в обиход, и, что весьма важно, несмотря на очень широкий диапазон его значения, применение его в повседневной жизни не вызывает принципиальных недоразумений. Трудности возникают при использовании его в качестве инструмента психологического анализа. Объясняются они тем, что термин этот вопреки видимости многозначен. Прежде чем мы приступим к подробному анализу разных определений мотива, полезно будет в общем, познакомиться с теми трудностями, которые вызывает применение этого термина в практике психолога.

Большинство точных данных, касающихся мотива, взято из экспериментальных наблюдений над животными. Исследователи, использовавшие животных для создания упрощенных лабораторных моделей ситуаций, связанных с действиями человека, установили ряд точных критериев описания мотива. Измерялись сила и энергия отдельных мотивов. Вскрывались факторы, влияющие на возникновение мотива и изменение силы его действия. Выявлялись закономерности, определяющие действие разных мотивов, и последствия, к которым приводит трудность их реализации. Продуманное использование экспериментальной аппаратуры, возможность оперирования точными показателями, такими, например, как время лишения пищи, величина напряжения электрического тока, включаемого для «наказания» животных, число ошибок, сделанных в ходе решения задачи, и прежде всего поразительные аналогии, которые обнаруживались среди явлений, наблюдаемых у исследуемых животных и людей, находящихся в подобной ситуации, содействовали влиянию результатов этих исследований на развитие учения о мотивах. Было доказано, что и у людей и у животных поведение может быть полимотивационным. Причиной действия могут быть несколько мотивов, даже противоречащих друг другу, что позволяет осуществлять специфические способы действия, обусловливает непоследовательность поведения или отказ от действия. Доказано также, что наивысшего уровня точности можно достичь в отношении мотивов средней силы, а при слишком сильных или слишком слабых точность измерения снижается. Известны закономерности поведения в конфликтных ситуациях, эффекты действия в группе и множество подобных явлений (см., например, Креч, Крачфилд, 1959).

Однако, несмотря на значительные успехи в этой области, они оказываются недостаточными для решения тех задач, которые стоят перед клиническим психологом, пытающимся понять поведение своих больных. Закономерности, так просто демонстрируемые на подопытных животных, не всегда можно перенести на ситуации, в которых мы имеем дело с человеком. Встает, например, вопрос: говоря о нескольких мотивах, действующих у Яна, имеем ли мы в виду то же самое, когда говорим о мотивах, действующих у крысы, а если нет, то в чем заключается разница?

Мы знаем, что когда двух крыс с равными физическими данными лишают пищи — одну на пять, другую на десять часов — и затем впускают в клетку, в которой они должны преодолеть одинаковые препятствия, прежде чем получат доступ к пище, то различие, которое будет обнаружено в их поведении, можно будет объяснить разницей в силе мотивов голода. Мы можем дополнительно усложнить эту задачу, пропуская через пищу электрический ток, вызывающий у животных боль, и наблюдать, какой мотив победит — мотив голода или мотив бегства от боли. Если мотив голода будет слабее, а мотив страха сильнее, крыса не будет трогать пищи. Со временем, однако, может наступить момент, когда под влиянием усиления голода крыса будет хватать пищу, даже наталкиваясь на боль. Точно зная время лишения пищи, силу тока и число предшествующих опытов, мы, в общем, можем предвидеть, в какой момент мотив голода перевесит мотив страха и крыса прикоснется к пище. Мы оперируем здесь численными показателями силы мотива. Имея возможность влиять на поведение и характер факторов, показывающих силу мотива, мы можем вынудить крысу к определенным формам действия. Мотив в этом случае является существенным фактором, побуждающим к действию, и мы знаем, что, когда мотив, есть, крыса действует; когда же его нет или когда два противоположных мотива имеют равную силу, крыса остается пассивной.

Если мы, однако, попытаемся повторить тот же самый эксперимент с человеком, нас может постигнуть неудача. Предположим, что на основе наших исследований мы знаем, что у Яна действует слабый мотив голода и сильный мотив страха. Будет ли Ян в действительности вести себя в соответствии с прогнозами? Может быть, да, а может быть, нет. Возможно, исследование ста янов, находящихся в аналогичной ситуации, покажет статистически достоверную частоту усиления тенденции к отказу от пищи, вызывающей боль. Это значит, что большинство янов должны вести себя определенным образом в определенной ситуации. Нас, однако, интересует, что сделает тот конкретный Ян, с которым мы имеем дело. Возможно, что Ян откажется от пищи, но он может также устроить нам сюрприз. Он может, например, обдумать ситуацию и на основе определенных разумных предпосылок решить преодолеть свой страх и добыть пищу. Делается это потому, что Ян как человек осознает свое действие и для него типично то, что его сознание регулирует выбор той, а не иной цели и программы действий. Поэтому даже очень голодный человек может поделиться своим куском хлеба с другим человеком; даже очень сурово наказанный может не отступить от своих действий, если он убежден в правильности своего поведения.

Состояние организма, информация о внешней ситуации и даже опыт не влияют на реакции человека так, как это имеет место у других животных, у которых регулятор — мозг — функционирует в лучшем случае на уровне условных рефлексов по закономерностям, обусловленным структурой нервной системы. Регуляция, осуществляемая мозгом человека, происходит на качественно ином уровне благодаря существованию сознания и связанных с ним возможностей восприятия отраженной в абстрактных понятиях действительности и оперирования этими понятиями по законам, обусловленным не, только структурой нервной системы, но и традициями, элементами культуры, привычками, рациональным или магическим моментом в технике мышления. Сознательно проводя свои концепции в жизнь, человек может действовать наперекор собственным желаниям, давлению окружения, реализовать цели, отстоящие на десятки и даже сотни лет и связанные с благом неизвестных ему людей. Осознав идеологические принципы, человек может руководствоваться ими, полностью отвлекаясь от требований ситуации, например биологической или общественной, даже ценой собственной жизни. Сознание — высший эволюционный уровень регуляционных функций, которыми располагает нервная система живущих на Земле существ, не может не приниматься во внимание при решении вопросов мотивации человеческих действий. Контролирующая функция сознания у человека так важна, что в нормальных условиях мы не можем себе представить направленного, целевого действия без сознательной его проверки.

В то время как у животного фактор, динамизирующий действие, равнозначен фактору, побуждающему к началу действия и направляющему его, у человека в этой области функционируют два отдельных механизма. Один становится динамизирующим фактором, энергети-зирующим действие, а другой фактор делает возможным само действие, программирует его и вызывает его начало. Когда нам необходимо выяснить, почему Ян сменил место работы, мы можем сформулировать два на первый взгляд противоречащих друг другу объяснения. Одно из них: «Мотивом поведения Яна было недовольство тем, что его несправедливо обошли при повышении». Второе: «Мотивом поведения Яна была заинтересованность в другом виде работы». В первом случае мы определяем мотив на основе знакомства с Яном и его положением на работе. В другом случае мы основываемся на объяснении, которое дал Ян. В таких случаях говорится, что поведение Яна было полимотивационным. На одно и то же действие оказали влияние два мотива.

Можно ли их, однако, трактовать как два равнозначных мотива? Ведь их регулирующая функция все же различна. В первом случае речь идет об общей неудовлетворенности определенной ситуацией, содействующей изменению этой ситуации, что должно привести к уменьшению неприятного напряжения. Во втором мы учитываем данное Яном объяснение причин действия, то есть того, чем он руководствовался, принимая решение о смене работы. В данном случае несущественно, прав ли Ян. Существенно только то, что Ян таким образом установил для себя причины своего действия и, согласно этому объяснению, принял решение о начале действия. Если бы мы хотели изменить решение Яна и склонить его к возвращению на старое место работы, мы должны были бы сначала познакомиться с его объяснением необходимости действия, а потом (после формулирования гипотезы о так называемых объективных факторах, которые могли склонить его к смене работы) информировать его о том, какие факторы влияли на его постановку вопроса. Мы должны были бы объяснить Яну, почему он должен изменить свое решение. Ян мог бы вернуться на прежнее место работы только тогда, когда сформулировал бы новый мотив. Мы видим на этом примере, к которому будем возвращаться еще много раз, что определяющую роль в принятии и изменении решения о действии играет так называемый сознательный мотив. Мы видим также, что он не является движущим фактором. Он причина действия в том смысле, в каком, например, нажатие кнопки можно считать причиной полета ракеты.

Как следует из вышесказанного, используя в обычной жизни слово «мотив», мы приписываем ему то первое, то второе значение, хотя второе значение (мотив как объяснение причин действия) имеет более широкое хождение в повседневной жизни. Мы говорим, например: «В поведении Яна определяющими были благородные мотивы, Ян хотел создать людям лучшую жизнь». Обвинитель, вынося решение о суровой мере наказания, ссылается на низменные мотивы, которыми руководствовался обвиняемый, например зависть. «Если бы обвиняемый не хотел этого сделать, то мог бы удержаться от подобного поступка, ведь в момент совершения действия он был в полном сознании», —рассуждает судья. При таком понимании мотива действие является немотивированным, когда индивид вследствие психического расстройства или находясь в бессознательном состоянии не может подвергнуть свое действие контролю рассудка. В таком случае в соответствии с принятыми в нашем обществе моральными и правовыми нормами человек не карается и не награждается за последствия своего немотивированного действия, так же как не наказываются за это животные. Когда такое действие грозит опасными в социальном отношении последствиями, общество лишь ограждает себя от возможности дальнейшего нанесения вреда.

Таковы некоторые предварительные замечания. Они в известной степени обосновывают предлагаемое в работе понимание мотива как объяснения причин действия, тогда как для факторов, динамизирующих действие, также часто обозначаемых термином «мотив», необходимо, очевидно, другое название. Пожалуй, найти его нетрудно, поскольку богатство терминов всегда было сильной стороной психологии. Мы располагаем множеством терминов, используемых как эквиваленты слова «мотив». К наиболее популярным из них принадлежат термины «влечение», «потребность» и «инстинкт».