Теперь перейдем к рассмотрению факторов, которые участвуют в возникновении потребности смысла жизни. Я попытаюсь представить, как возникает ситуация, в которой необходимым условием правильного приспособления становится нахождение смысла жизни. Рассмотрим комплекс внешних и внутренних факторов, появление которых в ходе развития личности обусловливает возникновение этой новой потребности. Это не будет анализом «того, что врожденно и что приобретено», бесплодным и бесцельным, когда речь идет о состояниях, являющихся плодом многолетнего взаимодействия биологических и социальных признаков. Предметом рассмотрения будут факты, а также их роль в процессе возникновения потребности смысла жизни.

а) ФАКТОРЫ, СОЗДАЮЩИЕ УСЛОВИЯ ДЛЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ПОТРЕБНОСТИ СМЫСЛА ЖИЗНИ

В качестве первого фактора рассмотрим описанное Мазуркевичем свойство личности, в ходе своего развитиясоздающее возможность возникновения потребности смысла жизни как наиболее характерной особенности человека. Этим свойством является интропсихизация, развитие которой, по Мазуркевичу, представляется следующим образом. Ребенок от рождения не обладает собственной психической активностью. «Собственной активности маленького ребенка в состоянии бодрствования, то есть его собственной жизни, независимой от органических или чувственных раздражителей, действующих в данную минуту, в общем, еще не существует. Эти стимулы могут лишь способствовать ее пробуждению» (1955, стр. 63). 39 Однако со временем (приводится пример девочки Оси в возрасте 25 месяцев) начинают появляться черты, которые не находятся в непосредственной связи с обычными ощущениями и являются отражением собственной активности ребенка, имеющей характер «...самостоятельной акции, а не реакции на наблюдаемые предметы... можно было бы сказать, что в определенные минуты Ося играет со своими запасами памяти, как в других случаях играет с куклой» (там же, стр. 86). Таким путем начинает проявляться новое психическое свойство ребенка, которое постепенно проходит через все более высокие фазы развития, давая ему возможность сохранить необходимую дистанцию по отношению к окружающей среде.

Я не буду здесь приводить подробные выводы Мазуркевича, касающиеся эволюции «интропсихических дина-мизмов». Для наших целей достаточно утверждения, что человек в ходе развития личности достигает состояния, когда внешние раздражители почти перестают непосредственно вызывать его реакции, и в то же время чрезвычайно усложняется механизм опосредованных процессов: мышления, воображения, планирования, самоконтроля и т. д., что схематически можно представить следующим образом:

Маленький ребенок: S—p—R ;

Старший ребенок: S—р1,р2,р3...рn-R ,

где S — раздражитель; р — опосредованный процесс и R — реакция.

В этом отношении у старшего ребенка R зависит больше от р, чем у младшего ребенка, и даже возможна ситуация, когда R будет зависеть больше от p, чем от S. Благодаря этому отрыву от непосредственного сенсорного контроля (Хебб, 1958, стр. 48) становится возможным обобщение в воображении событий в их исторической связи, планирование и создание своей будущей среды. Разум таким образом получает условия для оперирования столь абстрактными понятиями, как «бытие», «смысл», «бесконечность», «идея». Можно, следовательно, считать, что появление интропсихизации создало также наиболее общие, формальные условия, дающие возможность поставить вопрос о смысле жизни.

Рассмотрим другой элемент, играющий существенную роль в формировании потребности смысла жизни, а именно интроспективностъ. В ходе наблюдения за ребенком легко установить, что, несмотря на прогрессирующее развитие интропсихизации, его настрой и далее имеет характер главным образом экстроспективный (см. Блаховский, 1917). Ребенок настраивается только на наблюдение внешних предметов, и именно Блаховский впервые высказал предположение, что это есть первичная «наивная» настройка в отличие от интроспективной настройки, которая, по его мнению, является чем-то вторичным. В связи с этим содержание сознания ребенка также имеет характер исключительно экстроспективный. 40 Ребенок интересуется только своим окружением. О себе он знает только то, что ему скажут, и только спонтанно, при случае интересуется этим; не побуждаемый искусственно, он ограничивается простейшими объяснениями. Правда, уже в возрасте около четырех лет следует открытие, что он является чем-то отличным от окружающего мира, но умственный уровень, степень развития интропсихизации и способности к иптроспекции не дают еще возможности заняться проблемами собственного я. Благодаря этому ребенок может обладать, как отметил Шуман (1934), «простой и невозмутимой верой в существование как факт, объясняющийся сам по себе». Однако, когда ребенок приближается к уровню умственного развития, 41 необходимому для проведения интроспекции, появляется новый объект наблюдения — он сам, его собственный субъективный мир. Экетрослективное сознание начинает дополнять интроспективное, что представляет собой новую черту личности, которую можно было бы назвать интроспективностью.

Я хотел бы отметить, что интроспективность в этом понимании отлична от интраверсии, 42 которая может проявляться уже у очень молодых шизоидов. Под интроспективностью я понимаю способность к самоанализу и реф-лекции и, следовательно, способность принимать во внимание себя и свои переживания как равноправные элементы при формулировании определенного мотива.

б) ФАКТОРЫ, ВЫЗЫВАЮЩИЕ ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПОТРЕБНОСТИ СМЫСЛА ЖИЗНИ

Интропсихизация и интроспективность создают условия для возникновения потребности смысла жизни. Что, однако, непосредственно создает эту потребность? Почему перед человеком встает вопрос о смысле собственной жизни? Это трудная проблема, и пока нет данных для окончательного ее решения. Существующие данные кажутся, однако, достаточно достоверными, чтобы на их основе попытаться сформулировать определенную гипотезу. Она представляется следующим образом.

Фактором, вызывающим возникновение потребности смысла жизни, является экспансивность, связанная с познавательной потребностью, в которой следует различать два момента.

Первый касается того, что можно было бы назвать экспансией вширь. Ребенок с момента пробуждения познавательной активности стремится к овладению всей без исключения сферой, доступной для его познания на данном уровне. Это стремление, которое у нас, взрослых, в тех случаях, когда наше внимание привлекает то, чего мы не понимаем, приводит к чувству напряжения, нередко с примесью страха. У взрослого это явление намного менее интенсивно, чем у ребенка, у которого оно выражено очень сильно. Нормальный, восприимчивый ребенок боится темной комнаты не потому, что она темная, но потому, что она в это время трудна для познания. Он боится чужого, необычного человека не потому, что тот страшен, а потому, что не знает, кто это и какую имеет для него ценность: позитивную или негативную. Это подтверждается тем, что опасения исчезают после знакомства с человеком. В связи с удовлетворением познавательной потребности существует, следовательно, как бы естественная тенденция к исключению из поля нашей перцепции по возможности всех непонятных явлений или посредством их исследования, или посредством бегства от них. Это первый момент (см. стр. 144 и сл.).

Другим моментом является связанная с познанием оценка. Понимание, познание непонятной вещи основывается на том, что ребенок начинает отдавать себе отчет в том, какую роль эта вещь играет в его окружении. Ребенок допытывается, для чего определенный предмет предназначен, каков его смысл. Вначале он даже старается все, с чем встречается, классифицировать с этой точки зрения, наиболее понятной для него. «Конь — чтобы возить», «мама — чтобы кормить», «кот — чтобы ловить мышей». Новое явление ребенок в состоянии оценить (классифицировать) только тогда, когда узнает о его функции, его практическом или художественном смысле.

Со временем мир ребенка расширяется. Он должен познавать все более сложные явления, запомнить их названия, критерием ценности в дальнейшем будет служить для него их функция, понимаемая все более сложным способом — как смысл. «Мама принуждает меня к бессмысленному учению», — жалуется юноша, мать которого желает, чтобы сын стал музыкантом, хотя он лишен музыкального слуха. «Какой смысл в том, что я приду первым к финишу?» — задумывается молодой спортсмен.

Эта настройка на оценивание всего, что познается по его смыслу, является, пожалуй, наиболее характерной чертой молодого, познающего мир человека, чертой, которую, как можно не без оснований утверждать, в будущем он частично утратит, примирившись с рядом «бессмысленностей» в окружающем его мире. С такой оценивающей настройкой ребенок вступает в тот период жизни, в котором благодаря развивающейся интропсихизации и интроспективности объектом познания становится он сам.

До сих пор проблемы, подлежащие разрешению, выдвигал только внешний мир, причем это были проблемы, относящиеся к конкретным явлениям. Теперь же к ним присоединилась совершенно новая проблематика «внутреннего мира», притом чрезвычайно неясная и запутанная. «Кто я? Зачем живу? В чем смысл моего существования? Все, что имеет ценность, выполняет какую-то определенную функцию, а какова моя задача? Какую роль я выполняю? Каков смысл моей жизни?» Такие вопросы можно встретить в дневниках подрастающей молодежи. Ответить на них, разумеется, нелегко, ибо познавательная потребность молодого человека в этот период, как правило, подвергается неизбежной фрустрации, потому что проходит много лет, пока развивающаяся личность найдет средства удовлетворения познавательной потребности, направленной на себя. Эта фрустрация имеет несколько причин.

Для удовлетворения в этот период познавательной потребности (посредством определения смысла собственной жизни) недостаточно критериев, с помощью которых оценивались ранее другие познаваемые предметы. Необходимы:

1) сравнительно большой опыт в оперировании абстрактными понятиями (см. Шуман, 1947);

2) определенный запас знаний, понятийный аппарат, с помощью которого можно дать определение такого смысла;

3) относительно устойчивые пункты внимания, если речь идет о понимании таких вопросов, как, например, смысл общества, основы сотрудничества между людьми, оценка других людей и т. д. Эти вопросы по мере расширения умственных горизонтов становятся все более запутанными и сложными для понимания. «Разум созревающей молодежи открывает области, слишком обширные для него», —пишет об этом периоде Шуман (1934);

4) определенный уровень эмоциональной уравновешенности; в этом возрасте такой уравновешенности больше всего не хватает, причем вследствие упомянутых причин неуравновешенность еще более углубляется.

Следует напомнить также о роли формирующихся в это время механизмов, динамизирующих удовлетворение сексуальной потребности, которые, несомненно, оказывают определенное влияние на развитие потребности смысла жизни, хотя в данном случае еще трудно более точно установить, на чем они базируются; о некоторых фактах такого влияния говорилось в гл. V данной работы. Известно, однако, несомненное влияние этих механизмов на ход нейрофизиологических процессов в мозге, основывающееся на дополнительной тонизации коры мозга и на возникновении изменений в процессе образования условных рефлексов (Зурабашвили, 1961, стр. 117—130), что, в общем, согласуется с ролью нервной доминанты, описанной в главе о понимании потребности. Включение половых гормонов в общую систему внутренней регуляции не может не влиять на ее изменение. Некоторые эмоциональные особенности молодежи, созревающей в сексуальном отношении, имеют немалое сходство с эмоциональными чертами женщин в период климактерия. Таковы эмоциональная лабильность, периоды беспокойства. 43

Возможно, имеются еще какие-то другие существенные факторы, но и тех, которые были указаны, достаточно, чтобы всякие попытки установления смысла жизни в этот период признать, как правило, осужденными на наудачу. Нет ничего странного в том, что подобные трудности отбивают охоту у молодых людей с менее развитым познавательным аппаратом и бедным воображением к каким-либо действиям в этом направлении. Однако те, которые в этот период интеллектуально формируются, во многих случаях совершают такие попытки. 44 В этом вопросе среди психологов существует редкое единодушие. Назову только Уолла (1960), 45 Шумана, о взглядах которого я уже писал, Петера, Бейли и т. д., для которых неприемлемо сведение всех сложностей периода созревания к вопросам полового созревания.

Так обстоит дело с механизмами возникновения потребности смысла жизни. Мы, следовательно, считаем, что в специфических условиях нашей культуры, на фоне, созданном развитием интропсихизации и интроспективности, экспансивность познавательной потребности может вести к возникновению потребности установления смысла жизни.

При этом можно допустить, что форма, которую эта потребность получает, в большой степени зависит от условий, в которых воспитывается молодой человек, и. от уровня его интеллектуального развитая.