Определение потребности как свойства организма и личности требует подробного обоснования, поскольку в психологии она чаще всего понимается как процесс, возникающий под влиянием нарушения внутреннего равновесия организма, процесс, направляющий и побуждающий к совершению действий, которые восстанавливают это равновесие. Психологи, определяя таким способом потребность, часто отождествляют ее с «установкой», «напряжением», «позицией», «мотивом», «влечением» и т. д. Для примера приведу несколько наиболее характерных определений. По Камерону (1947, стр. 105), «потребность» — это «состояние нестабилизированного или нарушенного равновесия, проявляющееся обычно в поведении организма как усиливающая или продолжающаяся деятельность и напряжение». Дефиниция эта примыкает к концепции саморегуляции и включает «потребность как определенный процесс в систему механизмов саморегуляции. Аналогично понимает потребность Гольдштейн (1939), определяющий ее при объяснении принципа «самоактуализации» (self-actualization) как состояние известной нехватки, которую организм старается восполнить (о теории Гольдштейна речь будет идти в следующей главе).

Другое интересное определение дает Мак-Киннон (1948, стр. 126): «Потребность есть внутреннее напряжение организма, которое ведет к организации сферы действия организма соответственно определенным стимулам или целям и возбуждает активность, направленную на их достижение».

Определение потребности как известного напряжения, динамизирующего и направляющего деятельность по добыванию того, что необходимо для нормального функционирования организма, очевидно, имеет основания, потому что только так понимаемая потребность позволяет выяснить, как возникают процессы саморегуляции в отдельных конкретных случаях. Зная только то, что необходимо индивиду, нам не удастся выяснить, как получается, что он стремился именно к этому. При вышеприведенном понимании потребности можно выдвинуть гипотезу о том, что под влиянием факторов, выводящих организм из состояния равновесия, возникают определенные внутренние напряжения, направляющие индивида к тому, что позволяет вернуть поколебленное равновесие. Вполне понятными становятся тогда интересные наблюдения, касающиеся вытеснения одних потребностей другими. Известно, например, что артист или ученый, захваченные своим трудом, забывают иной раз о сне, о голоде, жажде, не чувствуют холода и т. д. Другой пример. Наркоман — это человек, который не может правильно функционировать без того или иного наркотика. Известно, что такие люди предпочитают отказываться от еды и других необходимых для жизни вещей, если такой ценой могут получить наркотик (Стрельчук, 1949).

Во всех этих случаях можно считать, что данная потребность, например творческая одержимость артиста или жажда наркотика у наркомана, представляет собой очень сильное напряжение центральной нервной системы, напряжение, которое, действуя в соответствии с законом нервной доминанты (Введенский) 13 ликвидирует другие напряжения, «стягивая» к себе всю их энергию. Мы можем наблюдать, как вызванная очень сильным напряжением установка подчиняет своим целям всю психическую активность. Возьмем для примера голодного человека. По мере усиления голода мысли его начинают концентрироваться на одной проблеме — добыче пищи (Аткинсон, Мак-Клелланд, 1958). В крайних случаях это стремление может приобрести характер навязчивой идеи, делающей невозможной какую-либо деятельность, не направленную на добывание пищи. Ночью человеку снится еда. Голодный человек видит стол, полный яств, чувствует запах жаркого, свежего хлеба (Богданович, 1948). Познавательные виды деятельности, воображение, память, подчиняются действию механизмов, обеспечивающих удовлетворение этой потребности, в данном случае потребности в пище. Описываемый здесь аспект потребности являлся предметом экспериментальных исследований при установлении иерархии потребностей у животных и был назван напряжением потребности, или просто напряжением (tension). Эксперименты проводились таким способом, что животному, которое стремилось, например, к удовлетворению сексуальной потребности, затруднялся доступ к самке (на полу клетки между ним и объектом желания помещалась находящаяся под напряжением сеть). Сила тока, необходимая для того, чтобы задержать животное, служила показателем силы напряжения потребности (Уорден, 1931; Мосс, 1924).

Отдавая должное значению, которое для выяснения фактов саморегуляции имеет понятие «напряжение» или другие родственные термины, «влечение» или «установка», можно, однако, серьезно сомневаться в полезности отождествления их с «потребностью». Рассмотрим вначале термин «напряжение», которым чаще всего пользуются психологи при определении потребности. Прежде всего следует обратить внимание на то, что «потребность» является понятием именованным, то есть, говоря о чьей-либо потребности, мы связываем ее с определенной категорией предметов или видов деятельности, направленных на то, что может удовлетворить данную потребность, например с водой, пищей, лицом противоположного пола или — в случае специфически человеческих потребностей — с признанием, сердечностью, знанием и т. д. Между тем состояния напряжения у человека сами по себе не являются именованными, то есть не касаются никаких определенных предметов, не могут, следовательно, направлять поведения, а значит, не заслуживают названия потребности. Это отчетливо видно, например, у новорожденных, у которых нарушения внутреннего равновесия и связанные с этим напряжения выражаются только в общем беспокойстве и недифференцированной, ненаправленной активности.

Понимание напряжения, которое возникает при нарушении внутреннего равновесия, как направляющего фактора, связано с экспериментами над животными (где оно полностью обосновано) и механически переносится на человека. У животных, особенно у низших позвоночных, например рыб, птиц и т. д., а еще более часто у беспозвоночных, например у насекомых, мы наблюдаем, как отдельной особи без всякого научения удается добывать все, что ей необходимо для нормального функционирования. Факты эти объясняются с помощью теории инстинкта, согласно которой механизмы, обеспечивающие удовлетворение потребности, являются врожденными. По мнению таких теоретиков инстинкта, как Мак-Дауголл и Мазуркевич, инстинкт — врожденная структура, состоящая из трех элементов; гностического (или познавательного), элемента влечения и моторного элемента, действующих как одно целое. Это значит, что состояние, вызванное отсутствием какого-либо важного фактора, например пищи, ведет не только к актуализации влечения (напряжения), но одновременно также и познавательной деятельности, направляющей моторику животного на достижение необходимых ему предметов, в нашем примере — на то, что связано с пищей.

Однако уже у высших позвоночных при удовлетворении потребностей все большую роль играет научение. Как Мак-Дауголл, так и Мазуркевич утверждают, что у этих видов под влиянием опыта так называемые «побочные элементы» инстинкта, гностический и моторный, подвергаются изменениям. Например, животное узнает новые виды пищи и новые способы ее добывания, а также учится распознавать пищу по новым признакам (зрительным, обонятельным и т. д.). Однако у животных побочные элементы инстинкта не исключаются полностью — по мере продвижения по лестнице эволюции они становятся все более пластичными, способными к модификациям под влиянием опыта.

Факты, позволяющие утверждать, что животное умеет без научения находить некоторые предметы, вещества и совершать действия, необходимые для поддержания состояния внутреннего равновесия, склонили многих исследователей к мнению, что возникающее у него напряжение само по себе свидетельствует о направленности на данные объекты и по этой причине заслуживает названия потребности. Я думаю, что этот вывод не обоснован. Направленность у животного определяет не само наличие напряжения (центральный элемент инстинкта), а познавательный элемент. Еще более выражено это у человека. Известно, что у человека гностический и моторный элементы инстинктов или полностью исчезли, или же существуют только в виде рудиментарных функций и в ходе развития остаются подавленными эволюционно более высокими типами деятельности коры мозга, связанными с накоплением опыта (Шуман и Сковрон, 1934).

Человек—«существо привычки», а не «существо инстинкта» (Мунн, 1956, стр. 97). В подтверждение этого тезиса можно привести множество наблюдений. Уже в 1928 году Клара Дэвис экспериментально доказала (в так называемом cafeteria-feeding experiment), что грудные дети старше шести месяцев, которым давали на выбор 30 видов пищи, выбирали представлявшие наиболее подходящую для них диету как с точки зрения калорий, так и витаминов. В кулинарном отношении состав блюд был необычным, в целом же, однако, по мнению Дэвис, он ненамного отличался от рекомендованного врачами, специалистами по детскому питанию (Дэвис, 1928). Последнее обстоятельство кажется особенно поразительным, если учесть постоянные и часто резкие изменения в «научных» воззрениях на питание детей (в двадцатые годы, например, после периода решительного запрещения салатов из сырых овощей, наступил период кормления именно этими самыми салатами, после чего, как известно, пришло время овсяных хлопьев, которые вскоре оказались вредными для усвоения кальция, и т. д.). Существование здорового инстинкта у детей было подтверждено также клиническими наблюдениями, например фактами, когда маленькие дети при недостатке минеральных соединений в организме стараются, несмотря на запреты окружающих, есть древесный уголь из ящика с золой или штукатурку, содранную со стены (Йоншер, 1947).

Взрослый человек в аналогичной ситуации ничем не может себе помочь, заболевает и не отдает себе отчета о причине болезни, пока врач не пропишет ему соответствующие препараты. В его нервной системе, несомненно, существует напряжение, вызванное отсутствием этих необходимых для жизни факторов, больной капризничает, ему все время чего-то не хватает, он чувствует, что он сам не свой, но это напряжение не направлено ни на какие определенные предметы. Нечто подобное мы наблюдаем у женщин во время беременности. Как известно, в этой ситуации физиологические потребности организма подвергаются быстрому изменению, женщина, однако, не знает, чего ей недостает, и не может ничего сделать, пока не приобретет соответствующего опыта, случайно или благодаря помощи врача-специалиста.

Другого рода примерами могут служить обычные факты потребностей, неправильно «осознанных» (Бейли, 1958, стр. 171; Клапаред, 1930, стр. 7), то есть случаи, когда человек, ощущая напряжение, неправильно представляет себе предмет потребности. Иногда благодаря предыдущему опыту организма связанное с голодом выделение пищеварительных соков и спазмы стенок желудка принимаются за боль желудка, вследствие чего индивид не удовлетворяет голода, но, наоборот, воздерживается от еды. В других же случаях напряжение, вызванное отсутствием тех или иных факторов, мы ощущаем как депрессию, хандру, дурное настроение и т. д., не отдавая себе отчета, что, в сущности, речь идет об отсутствии определенного объекта потребности. Бывает и так, что человек, чувствуя напряжение, понимает, что ему чего-то не хватает, но ложно представляет себе объект потребности. Во всяком случае, эти примеры, число которых можно умножить, показывают, что отражение в сознании объекта потребности (это явление естественно назвать желанием) является чем-то иным сравнительно с изменением в организме, возникшим вследствие колебания внутреннего равновесия и выраженным состоянием напряжения.

Говоря об общем напряжении, разряжаемом при помощи ограниченного числа средств, попытаемся представить такой механизм разрядки.. Возьмем для сравнения аппарат, который для правильного функционирования требует: а) соответствующей температуры, б) определенного количества жидкости и в) сохранения определенного положения. Указатели этих «потребностей» аппарата соединены с общей системой сигнализации — по тревоге должна загораться красная лампочка. Она загорается в любом случае независимо от того, на каком из участков — а, б или в — происходит нарушение. Если, скажем, нарушение произойдет на участке б (количество жидкости), то изменение положения и температуры не поможет. Лампочка погаснет только после добавления жидкости до нужного уровня или после урегулирования обстоятельства, вызвавшего горение лампочки. Однако сам факт включения лампочки (в организме — возникновение напряжения) не несет никакой информации о причине нарушения нормальной работы. Только получив дополнительные сведения — в данном случае путем измерения температуры и определения положения аппарата или методом проб и ошибок, мы можем установить причину нарушения.

Концепция общего, неспецифического напряжения, сопутствующего каждому изменению равновесия организма, не нова. Ее сформулировал Ганс Селье (1960) в своей теории стресса. В его понимании, организм действует аналогично вышеописанному аппарату, а сигнальной лампочкой служит так называемый «общий адаптационный синдром», являющийся в каждом случае реакцией на стресс, или нарушение равновесия организма. Фактором, вызывающим стр'есс, стрессором, могут быть в одинаковой мере повреждение ткани, голод, переутомление или чрезмерное эмоциональное возбуждение. Возникающий адаптационный синдром, который Селье идентифицирует с общим, неспецифическим напряжением, представляет собой форму защиты организма, мобилизацию механизмов, восстанавливающих равновесие. Редукция этого напряжения равнозначна ликвидации стресса; так, в случае стресса, вызванного отсутствием воды, необходимо ликвидировать напряжение путем подачи воды. Хотя Селье и не говорит прямо о проблеме обучения реагированию на стресс и об умении избегать стресса, он много пишет об искусстве жить, основывающемся на учении о стрессорах, факторах, которые вызывают нарушение. Селье пытается выяснить также физико-химические основы общего напряжения и считает, что оно связано с усиленным выделением адреналина и кортикоидов надпочечниками (стр. 342).

Казалось бы, приведенных данных достаточно для обоснования тезиса, что напряжения, возникающие при нарушениях равновесия организма, не являются именованными и сами по себе не могут направлять поведение. Приравнивание направления поведения к напряжению правомерно лишь как мысленное сокращение, применяемое там, где следовало бы долго пояснять проблему научения реакциям, редуцирующим напряжение, и проблему специфики стрессора, вызывающего неспецифическое напряжение. В связи с этим трудно определить «потребность» как «напряжение». Такое определение слишком неточно. Пожалуй, аналогичные трудности возникают и тогда, когда вместо напряжения мы подставляем другой процесс, например влечение, волю и т. д. Единственным выходом из этой ситуации представляется обозначение термином «потребность» не процесса, а только определенной черты, свойства индивида. Поэтому в предыдущем разделе было предложено определение: потребность — это свойство индивида X, проявляющееся в том, что индивид X без объекта Y не может нормально функционировать.

Для лучшего понимания этого определения можно сформулировать его иначе: если мы говорим, что X имеет потребность в Y (например, в пище), то это означает толькo то, что если У (пища) недоступна для X, то наступает колебание равновесия системы, которая является основой правильного функционирования X.

При таком понимании мы будем трактовать напряжение как составную часть процесса удовлетворения потребностей. Оно появляется в тех случаях, когда какая-либо потребность не удовлетворена, и вызывает деятельность, могущую привести к ее удовлетворению. Само удовлетворение зависит от знания о предмете потребности, от случайного совпадения обстоятельств и, конечно, от возможности получения предмета потребности.

Во избежание недоразумений следует добавить, что, пользуясь формулировкой «неудовлетворение потребности», я не имею в виду отражение этого факта в сознании как «жажды», «желания» и т. д. Это понятие относится к объективной ситуации, в которой находится индивид.