Всякий народ имеет такое правительство, какое заслуживает.

Ж. Местр.

Лучше спокойно подчиняться, чем властвовать самому.

Тит Лукреций.

Подчинение как атрибут общества

Человек — существо общественное. Род, племя, община, нация — это сообщества, принадлежность к которым помогала выжить в борьбе с силами природы, а затем и в борьбе с конкурирующими сообществами.

[49]

Только та община была сильной, где интересы каждого были подчинены единой воле. Общины, не обладающие подобной централизацией, или распадались, или погибали в борьбе с более сильными. Таким образом, у членов сообщества на генетическом уровне вырабатывался инстинкт подчинения.

«Человек — это животное, которое с момента, когда оно начинает жить среди других индивидуумов своего вида, нуждается в хозяине», — утверждал Кант.

Итак, каждый из нас, в принципе, готов подчиняться. И подсознательно ищет того, кто даст нам уверенность в безопасности — подобно вождю-племени или отцу семейства.

Для каждого из нас колыбелью подчинения является семья. Наша мать, а еще чаще — отец, добиваясь послушания, готовили нас к подчинению в жизни. Но на этом воспитание способности к подчинению вовсе не заканчивается. Подчинение и семья идут рука об руку всю жизнь. Создав свою семью, молодые узнают на собственном (нередко — печальном) опыте, что только умение уступать друг другу является залогом сохранения семьи. Об этом постоянно твердят им родители и все те, кто прожил много лет в браке. Не умеющим уступать (то есть в нужный момент подчиниться), как правило, грозит распад семьи. Человек, не умеющий в нужный момент подчиниться, не сделает карьеры, и т. д.

Таким образом, подчинение заложено в нас как на бессознательном уровне, так и воспитано семьей, школой, производственными отношениями, в конечном счете — всем обществом. Иными словами, сама принадлежность к обществу невозможна без подчинения.

Приказ

Подчинение — это реакция на приказ, явный или скрытый. Мы привыкаем к приказам с детства, из них состоит значительная часть того, что именуется воспитанием. Приказами пронизана и вся взрослая жизнь человека.

Приказ старше, чем язык, иначе его не понимали бы животные. Дрессировка животных как раз в том и заключается, чтобы они, не зная языка, научились понимать, чего от них хочет человек. В коротких ясных приказах, которые в принципе ничем не отличаются от приказов, адресуемых людям, животным

[58]

объявляется воля дрессировщика. Они ее исполняют, соблюдая также запреты как одну из форм приказа.

Поэтому корни приказа с полным основанием можно искать в древности: по крайней мере ясно, что в каких-то формах он существует и вне человеческого общества.

Видимо, первая по времени реакция на воздействие приказа — бегство. «Бежать!» — диктует одному животному другое, более сильное. Бегство лишь по видимости спонтанно; у опасности есть облик, и, не узнав его, животное никогда не ударится в бегство. Приказ «бежать!» силен и прям, как взгляд. С самого начала сущность бегства предполагает различие существ, вступающих таким образом в отношения друг с другом. Одно из них объявляет, что намерено пожрать другое; отсюда смертельная серьезность бегства. Приказ приводит слабейшего в движение, и неважно, разворачивается затем преследование или нет. Дело лишь в мощи угрозы голосом, взглядом или внушающим страх видом.

В первоначальной форме отношение приказа возникало между двумя животными разной породы, одно из которых угрожало другому. Большое различие в силе этих двоих, то, что одно, можно сказать, привыкло служить другому добычей, непоколебимость этого отношения, существовавшего как бы изначально, — все это придало явлению характер абсолютности и необратимости. Бегство — единственная и последняя инстанция, к которой можно апеллировать против смертного приговора. Рык льва, вышедшего на охоту, — действительно смертный приговор; это единственный звук его языка, понятный всем его жертвам, и, может быть, это понимание — единственное общее, что у них есть. Древнейший приказ — тот, что был отдан гораздо раньше, чем на Земле появился человек, — это смертный приговор, побуждавший жертву к бегству. Уместно было бы задуматься над этим, когда речь пойдет о приказах среди людей.

Приказ нельзя обсуждать, ставить под сомнение. Он ясен и краток, потому что должен быть понят сразу. Промедление с реакцией на него уменьшает его силу. С каждым повторением, если приказ не исполняется сразу, он как бы теряет часть своей силы и опадает, как спущенный воздушный шар. Действие, запускаемое приказом, связано с мигом, когда он отдан.

[51]

Оно может быть назначено на более поздний срок, но должно следовать однозначно.

Приказу подчиняются потому, что сопротивление безнадежно: приказывает тот, кто все равно победит. Власть приказа не допускает сомнений; стоит лишь раз пробудиться сомнению, и власти придется вновь утверждаться в борьбе.

Кого терзают приказами сильнее всего, так это детей. Удивительно, как они вообще не ломаются под гнетом приказов и умудряются пережить рвение воспитателей. Потом они воспроизводят то же самое иене меньшим упорством по отношению к собственным детям. Поражает длительность сохранения в первозданном виде приказов, полученных в раннем детстве: стоит только явиться следующему поколению жертв, и приказы уже тут как тут. И ни один нисколько не изменился, как будто они отданы час назад, а не двадцать, тридцать или более лет назад. Можно лишь констатировать детскую восприимчивость по отношению к приказам, верность им и упорство в их сохранении.

Когда говорят о тяге к новому, еще не достигнутому, за этим кроется не что иное, как стремление избавиться от когда-то воспринятого приказа.

Плата за подчинение

То, что мы обыкновенно именуем приказом, разыгрывается между людьми: начальник приказывает подчиненному, мать приказывает ребенку. Приказ, каким мы его знаем, далеко ушел от своего биологического прообраза. Он одомашнился. Он применяется как в общесоциальных, так и в интимных контекстах человеческой жизни, а в государстве играет не меньшую роль, чем в семье.

Как удалось одомашнить приказ? Как удалось обезвредить смертельную угрозу свободе? Объяснение такое: в каждом из случаев практикуется нечто вроде подкупа. Хозяин дает еду слуге или собаке, начальник платит зарплату подчиненному, мать кормит ребенка. Существо, состоящее в подчинении, привыкает получать пищу только из одних рук. Собака или слуга получают пищу только из рук своего господина, никто другой не обязан их кормить, да, собственно, и не имеет права это делать. Отношение собственности состоит отчасти в том, что пища приходит исключительно из рук хозяина. Ребенок же

[52]

вообще не в состоянии сам себя прокормить. С рождения он не может обойтись без материнской груди и впоследствии еще долго без домашней пищи.

Предоставление пищи и приказ тесно связаны. Наиболее ярко это проявляется в практике дрессировки животных. Сделав то, что от него требуется, животное получает лакомство из рук дрессировщика. Одомашнивание приказа превратило приказ в обещание пищи. Вместо того чтобы обращать в бегство, грозя смертью, человек обещает то, что больше всего требуется каждому живому существу, и строго держит обещание. Вместо того чтобы служить пищей господину, вместо того чтобы быть съеденным, тот, кому отдан приказ, сам получает пищу [110].

В отношениях между начальством и подчиненными роль пищи опосредованно играет заработная плата.

Соблюдение порядка

Мы — ученики окружающей нас социальной среды, и с самого рождения учим все новые правила и виды «порядка», которые и формируют наше поведение. Это начинается с дисциплины принятия пищи, продолжается через дисциплину речи, благодаря которой мы усваиваем готовую систему видения окружающего мира, мышления и чувствования, и до всякого рода порядка, социального, познавательного, эстетического, морального и т. д., с которым мы сталкиваемся в течение нашей жизни и которому подчиняемся.

Если вслед за физиком Шредингером примем, что жизнь есть непрерывное противостояние энтропии или тенденции материи к хаотическому движению частиц, то порядок оказывается наиболее существенной чертой жизни как таковой.

При обмене энергией и информацией со средой (метаболизм энергетический и информационный) каждый живой организм, от простейшего до самого сложного, стремится сохранить свой собственный порядок. Утрата этого порядка равнозначна смерти, являя собой победу второго закона термодинамики (закона энтропии).

Усилие жить, которое противостоит энтропии, частично экономится благодаря биологической наследственности, когда своеобразный порядок передается от поколения к поколению.

[61]

Помимо биологического наследования человек располагает наследованием социальным, благодаря которому может овладевать материальными и духовными ценностями. Результаты усилий тысяч поколений, связанные с развитием речи, формированием знаний о мире, моральных и художественных ценностей, технических устройств и т. д., передаются человеку в процессе обучения и социализации. Если бы он был лишен этого наследства, то вынужден был бы все начинать сначала, и, таким образом, развитие человечества было бы невозможно.