Я вам показал, что в той схеме психики поведения, которую мы с вами наметили ранее, у человека, в отличие от животных, кардинальнейшим образом меняется характер потребностей. Это изменение связано с тем, что человек удовлетворяет свои потребности не непосредственно теми или иными веществами природы, а включая в обработку этих веществ природы определенные средства. Он обрабатывает естественные, натуральные вещества природы, прежде чем их потребить.

К тому же сам способ потребления всегда включает применение каких-то средств. Поэтому человеческие потребности — это не только потребности в чем-то, но и потребность в том, как это что-то употреблять.

Я пока говорю об органических потребностях.

И еще раз напоминаю замечательную мысль К. Маркса о том, что голод есть голод, но голод, удовлетворяемый с помощью ножа и вилки, — это иной голод, чем голод, удовлетворяемый непосредственно путем раздирания мяса зубами, клыками, лапами и т.д.

Здесь нож и вилка — символ своеобразного отношения человека к предмету своей потребности. Важно не только чем удовлетворить голод, но и как его удовлетворить. Способ удовлетворения входит как органическая часть в состав потребности.

Характерная особенность человеческого сознания состоит в том, что у человека в отличие от животного постановка цели становится самостоятельной деятельностью. Животное всегда действует в плане непосредственного восприятия. Человек ставит себе цель задолго до того, как ее осуществляет, и часто обсуждает сам с собой выбор цели, которая перед ним непосредственно не находится.

Превращение целеполагания в самостоятельный вид деятельности, развитие планирования, способа планирования решения задач — это также характерные черты человеческого сознания.

И последнее, о чем я вам говорил. Поскольку с момента определения своих потребностей человек действует всегда совместно с другими людьми, то средства, которые дает ему коллектив, способы употребления этих средств всегда входят неотъемлемым моментом в поведение.

Поэтому индивид, как иногда говорят, в широком смысле все время «завязан на коллектив». И прямо, непосредственно, и общечеловечески.

И если животное даже в стадном способе своего существования к предметам относится непосредственно, то человек относится к вещам и миру не непосредственно, а через отношения с другими людьми.

Что значит «отношения с другими людьми»? Суть этих отношений состоит в том, что каждый индивид планирует свои действия с учетом позиции других людей, с учетом их связей с собственными действиями, и тем самым действия каждого индивида обретают смысл только в связи с действиями других индивидов.

Я вам показал это на примере элементарного распределения обязанностей на охоте, когда одни гонят зверя, а другие его ловят. Смысл действий каждого из охотников определялся возможностью и учетом действий других. Бессмысленно гнать от себя жертву, если вы не предполагаете, что есть другие люди, которые завершат за вас дело.

Вот это отношение к другим, учет их позиции, ощущение того, что ваши собственные действия имеют смысл только в связи с действиями других, и есть основа отношения человека к вещам. Ничего не делается в отношении к вещи без включенности этого действия в совместную работу с другими людьми.

Опосредованность потребностей, превращение целеполагания и планирования задач в самостоятельную акцию, отделенность ее от других операций, отношение к вещам, опосредованное отношением к другим людям — все это характеристики человеческой психики, т.е. характеристики сознания.

Надо прямо сказать, что, к сожалению, в психологии, отмечая своеобразие поведения человека как общественного существа, ни в экспериментальном плане, ни в теоретическом не показывают отличия от форм жизни животных. Хотя я вам и говорю, что человек в своей жизнедеятельности всегда опосредован отношениями к другим людям. Это верно. Но есть такие формы организации животной жизни: пчелиной, обезьяньей (я беру крайние случаи), где также существует постоянная взаимосвязь отдельных индивидов роя, стада. В чем отличие?

Этот вопрос не разработан. И все-таки предварительно гипотетически можно сказать следующее: ни в каком стаде, ни в каком другом животном коллективном образовании, вроде стаи рыб, нет двух моментов, характерных для поведения людей.

Во-первых, у животных нет производства. Никакие животные не осуществляют производства. Хотя есть внешне похожие, трудообразные действия.

А что такое производство? Отчего у животных его нет? У них нет производства орудий для изготовления орудий. Обезьяна мо жет использовать палку. Но нет такого особого дела у нее, как изготовление палок для изготовления палок. Многие животные используют какие-то вспомогательные средства природы. Но изготовление вещей для изготовления других вещей они не могут осуществлять.

Когда говорят «производство», то в строгом смысле, социологическом и психологическом, производить — это делать вещи, бессмысленные сами по себе, но необходимые для производства других вещей.

В нашей экономике есть производство группы А и производство группы Б.

Что такое группа А? Это производство средств производства. Сами по себе они никакого значения не имеют. Они имеют смысл только потому, что являются основанием для производства тех вещей, которые имеют значение для потребления сферы Б.

Производство одних вещей для того, чтобы с их помощью делать другие вещи, — это характерная черта человеческого труда и производства, животные этого не имеют.

Во-вторых, у животных нет передачи опыта от поколения к поколению. Отдельные животные-индивиды могут очень ловко использовать те или иные вещи как вспомогательные средства своей жизнедеятельности. Обезьяна может схватить палку или камень. Некоторые другие животные используют вспомогательные средства при постройке гнезд. Но что интересно. Опыт делания вещей не передается от одной особи к другой.

Были проделаны очень интересные серии экспериментов на обезьянах (о некоторых из них я вам уже рассказывал), когда пытались обнаружить у обезьян мышление.

Например, две обезьяны находятся в клетке, и одна обнаружила, что нужно соединить палки, чтобы что-то достать (вторая смотрела), но вторая начинает все сначала, не воспользовавшись опытом другой. Передача опыта способа употребления вещей, способа решения задач, как показывают многочисленные исследования, у животных в принципе невозможна. Есть элементы подражания, но в непосредственном поведении, а не в действиях с предметами.

Есть подражание в позе, криках, телесных акциях, но не в действиях с вещами. Человек отличается от животного тем, что опыт одного всегда переносится в опыт другого. И вы знаете, что производственные навыки, производственные умения, способы обращения с вещами постоянно передаются от одних людей к другим.

Можно сказать так. Хотя у животных тоже есть коллективные формы жизни, эти коллективно-стадные формы жизни не основаны на производстве, т.е. на изготовлении вещей, необходимых для производства других вещей, и у животных нет передачи спо соба обращения с вещами от одного индивида к другим (правда, есть элементы подражания).

Теперь вы поняли, наверное, в чем это отличие. У животных нет культуры. Культура возникает тогда, когда люди, организуя свое общение по поводу производства вещей, опыт такого производства, способы обращения с вещами в чем-то фиксируют или, как принято называть это в психологии, объективируют. Таким образом, последующие поколения или другие индивиды могут использовать этот опыт.

Вот вам простой пример. Вы знаете, что был период в жизни человечества, когда применялись только каменные орудия, — каменный век. Ясно, что люди, изготовляя каменные орудия, должны были хорошо ориентироваться в свойствах камней, в частности хорошо ориентироваться в шкале их твердости. Нужно было выбрать из камней самый твердый. Понятно, почему? Потому что в противном случае он не мог быть использован в качестве орудия при обработке других камней. Люди исследовали камни и устанавливали градацию твердости. А что такое градация твердости? Это эталон твердости.

И одни поколения, вырабатывая свой опыт обращения с камнями, могли располагать их рядом по порядку твердости и сохранять полученный набор в качестве эталона.

А следующее поколение уже не исследовало свойства камней заново, опираясь на опыт предшествующих поколений, пользуясь изготовленными ранее эталонами твердости, оно сразу находило те образцы, которые позволяли делать хорошие, крепкие орудия.

В чем здесь культура? Она заключается в двух моментах. Во- первых, тот, кто использует камни в виде орудий, одновременно думает о том, чтобы составить их эталонный набор. Не просто взять, использовать в качестве топора и выбросить, а применить свои знания о топорах, для того чтобы установить эталоны твердости. Фиксировать свой опыт в виде каких-то эталонов. Это первый момент культуры.

Во-вторых, каждое новое поколение начинает относиться к окружающему миру не прямо, а через опыт предыдущих поколений, через использование их эталонов. У животных этого нет. У животных нет культуры, т.е. фиксации своего опыта в каких-то образцах, способах употребления вещей, нет того, чтобы последующие поколения эти эталоны, выражающие свойства вещей и способы их употребления, использовали. Поэтому, когда мы говорим, что человек — «Гомо сапиенс», «Человек разумный», культурное существо, сознательное существо, то с психологической точки зрения это означает, что человек именно потому и обладает сознанием. Он всегда ориентируется в вещах, учитывая позицию других людей (а учет позиции других людей есть использование, в частности, их опыта). Все, больше ничего здесь нет. Приро да человеческого сознания в отношении к вещам через отношение к другим людям и выражается в возможности использования их опыта. Я думаю, нетрудно догадаться, что для использования чужого опыта эти чужие, другие должны уметь его фиксировать. Это есть начало культуры.

Слова «культура», «сознание», «человек» — синонимы. Отсутствие культуры, отсутствие сознания — это животный способ жизни. Я думаю, что это понятно.

Запомните вот эти два момента: 1) специфика человеческого поведения состоит в том, что он относится к вещам через отношение к другим людям, и это отношение выражается в том, что каждый из нас как индивид учитывает позиции других людей, и в этом состоит смысл наших индивидуальных действий; 2) мы постоянно используем опыт других людей, следовательно, другие люди должны свой опыт фиксировать в форме, доступной для передачи.

Можно даже одной фразой выразить эту мысль: суть сознания человека состоит в ориентации на культуру.

Что такое ориентироваться на культуру? Ориентироваться на культуру — это не только действовать, но и искать способы изображения опыта своих действий. И вместе с тем мы, опираясь на опыт других людей, следовательно, на их способность изображать результаты своих действий, не начинаем с азов, а всегда подходим к вещам с сознанием.

Почему мы говорим «сознание»? А потому что я отношусь к вещам, зная вещи. Но что такое знание вещи? Использование опыта другого человека, «co-знание». У меня есть знание, но не мое, оно «co-знание», всегда в этом моем знании есть отношение к другому человеку.

Если бы люди просто действовали, не фиксировали результаты своих действий с целью передачи другим, то у нас не было бы «сознания». У меня было бы знание, мое, но не было бы опыта других. Даже в самом термине «сознание» зафиксирована основная характеристика человеческого поведения в рамках коллектива. Человек есть существо общественное.

Как происходит сознание, каким образом люди приобретают умение изображать свой опыт для других — это вещь сложнейшая!

В частности, люди изобрели такое могущественное всеобщее универсальное средство описания своего опыта, как язык. Что такое язык?

Говорят: язык — средство общения. Правильно. Это само собой разумеется. Но язык является средством спрессовывания человеческого опыта. Когда маленький ребенок, где-то после года, начинает овладевать языком, то он приобретает не только средство болтовни, хотя языком можно и злоупотреблять. Он сразу приобретает средство сознания! Понятно, почему? Потому что через язык, через его значения, каждый из нас в детстве начинает приобщаться к общечеловеческому опыту.

Иногда говорят, что сознание начинается с языка. Почему? А потому что, овладевая значениями языка, каждый маленький индивид сразу прикасается к общечеловеческому опыту, спрессованному в этом языке. «Сознание»!

Благодаря языку каждый человек сразу включается в общечеловеческий опыт, сразу приобретает отношение к другим людям. Отсутствие языка означает отсутствие возможности сознания, отношения к другому человеку.

Слепые не видят, но слышат речь. По азбуке Брайля они читают. Есть академики слепые, музыканты слепые. Слепой человек может достичь очень высокого уровня культурного развития.

Казалось бы, что глухота как несчастье, условно говоря, выгоднее, чем слепота. Глухой человек все-таки ориентируется в вещах, у него сохраняется такая могучая сила, как зрение. Но оказывается, глухой человек, не слышащий устной речи, теряет очень многое, хотя он и может говорить «на пальцах». Как показали недавние исследования, не слыша речи и, следовательно, не входя целиком в богатство человеческого языка, можно усвоить лишь значение прямого вещественного смысла слов, т.е. то, на что можно прямо указать пальцем. Но не слыша речи, почти невозможно усваивать переносные значения слов, смысл контекста, все те значения, которые не имеют прямого вещественного эквивалента.

Оказалось, что глухие люди с громадным трудом или почти совсем не усваивают переносные значения слов. Из-за отсутствия живого речевого контакта с другими людьми они не приобретают сознания и отношения к громадному пласту явлений, фиксированных в переносном значении слов.

Я привел этот факт, чтобы показать, что возможности использования языка позволяют нам обладать сознанием, т. е. приобщаться к громадному опыту, накопленному всеми людьми. А почему переносные значения, отвлеченный смысл есть опыт, накопленный другими людьми? А потому что понятие «класс» никогда нельзя выработать исходя из личного опыта. Это опыт всего социально развивающегося человечества, опыт истории. И благодаря языку, его переносным, абстрактным значениям слов человек как индивид приобщается к этому опыту всех людей в истории, потому что в переносных, абстрактных значениях спрессованы итоги человеческого знания. Стоит человека оторвать от живой человеческой речи, даже оставив ему возможность усваивать прямые значения слов (стол, стул, ложка), то полноценного сознания человек не приобретет.

Это и позволило К. Марксу в своих ранних произведениях написать: «Язык (речь) есть практическая форма сознания».

Почему так? А потому что когда я пользуюсь языком, я практически осуществляю свое сознание. Посредством языка я всегда практически реально отношусь к громадному, исторически накопленному опыту других людей. Я не просто что-то знаю. Животные тоже знают, животное тоже имеет знание и личный, индивидуальный опыт — иначе оно не могло бы существовать. Но животное не имеет сознания! Животное не может отнестись к опыту других животных. У животных нет языка.

Хотя язык не единственная форма фиксации общественного опыта, но он высшая, универсальная, наиболее гибкая форма выражения сознания.

Благодаря языку каждый из нас уже малышом становится сознающим человеком. Если, к несчастью, с детства потерян слух, то требуются специальные усилия, чтобы глухому человеку, не входящему в стихию языка, являющегося практической формой сознания, это сознание дать. Если таких специальных усилий не применять, то даже при хорошем здоровье и усвоении прямых значений слов подлинной сферы сознания этот человек не приобретет. Вот что значит язык!

Дело не в языке самом по себе, а в том, что он является наиболее развитой и наиболее универсальной формой фиксации опыта, хотя и не единственной.

И еще одна деталь, но деталь всемирного значения.

Язык возник так же, как возникли люди, — в процессе труда. Язык так же древен, как и сознание людей. Но новый скачок начался с того момента, когда люди изобрели письменную речь.

Что такое письменность с точки зрения психолога? Люди каменного века, видимо, передавали опыт познания камней с помощью коллекции камней, изображающих градации твердости, когда какой-нибудь старейшина племени мог таскать ящик с камнями, беречь этот ящик, потому что в нем был зафиксирован громадный опыт в познании степени твердости природных материалов. Если бы потерялся этот ящик, то разрушилась бы цивилизация этого племени. Все нужно было бы начинать сначала.

Но, как вы знаете, таскать такие ящики очень трудно, но во времена использования простейших каменных топоров это было необходимо делать. Но когда жизнь усложнилась, и опыт стал касаться не только топоров, но и сложной технологии изготовления вещей и, что особенно важно, способов эталонизации отношений людей, фиксации правил поведения людей в коллективе, они стали для этого использовать сказания, саги, легенды. Но это еще устное творчество.

Что такое сага? По психологическому смыслу — это способ фиксации нравов и, следовательно, правил поведения и образцов прошлого для настоящего. Но есть одно неудобство в использовании легенд, саг, сказаний. Они постоянно требуют специали ста, носителя, певца, сказителя. И люди сделали следующий шаг. Они пошли по пути буквальной эталонизации своих знаний в такой же вещественной форме, как когда-то люди каменного века эталонизировали свои представления о шкале твердости в реальных камнях. Они изобрели письменность, знаки.

Что такое знак? Это вещь. Обращение со знаками — тоже обращение с вещами. Буква — это вещь! Но универсальная вещь. В любом знаке можно изобразить любое. Поэтому как устная речь является фиксатором человеческого опыта, но не универсальным, так и письменная речь является средством изображения опыта. Однако в отличие от устной речи письменность универсальна.

С психологической точки зрения письменная речь имеет превосходство перед устной, потому что не требует специалиста для передачи. Хранителя не нужно. Хранит сама бумага.

Вообще-то говоря, развитие сознания тесно связано с развитием языка и формированием просто речи, саговой речи, сказаний. И наконец, переход к письменности есть в определенном смысле этап развития средств выражения сознания, т. е. связи одного человека с опытом других людей.

Итак, мы разобрали связь сознания с языком. Перехожу к другому очень важному вопросу.

В психологии есть три категории, конституирующие предмет. Все эти три категории как термины я уже называл: это деятельность, сознание, личность. Что такое сознание, я вам сейчас подробно рассказывал. Слово «деятельность» я употреблял в таком контексте: «деятельность» — «поведение».

Это разные понятия. Поведение есть и у животных. А вот деятельности в строгом смысле слова у животных нет.

Что такое деятельность? Почему она присуща только человеку и связана с человеческим уровнем психики, т. е. с сознанием?

Если ответить предельно кратко, то деятельность — это предметное преобразование.

Если вы ломаете что-то — это предметное преобразование.

Если во время разговора с человеком вы встаете в определенную позу — это тоже предметное преобразование, в данном случае — себя.

Если вы, рассказывая что-то, пытаетесь одни моменты развернуть, другие скрыть, то в идеальном плане это тоже предметное преобразование.

Под словом «предмет» в психологии понимают не вещь саму по себе, а какую-то объективную ситуацию. И мы всегда, имея те или иные вещные, предметные или идеально-предметные, ситуации, всегда их как-то преобразуем. Достать что-то из кармана (говоря высоким штилем) — это предметное преобразование, потому что вещь была на одном месте, а теперь оказалась на другом по вашей воле.

Вы размышляете: что сделать после лекции? Планируете себя. А потом осуществляете свой замысел. Это предметное изменение ситуации. Находились здесь — оказались там, делали одно — стали делать другое: предметное преобразование.

Поэтому под деятельностью в самом широком смысле слова понимают изменение любой ситуации с определенным замыслом.

Почему нет деятельности у животных?

Все дело в том, что особенность сознания — это превращение целеполагания в самостоятельную работу.

Мы можем сесть в темной комнате, якобы ничего не думая, но в это время строить наполеоновские замыслы. То есть внешне ничего не делать при грандиозной внутренней психической работе. Другое дело, что она опирается на речь, на предыдущие знания и т.д.

Почему я привел этот пример?

Планирование превращается в самостоятельную работу. Вы ничего не делаете, а работу громадную производите. У животного нет такого отделения планирования, создания замыслов, от реального доведения. Замыслы возникают тут же, в процессе реализации.

Поэтому только у человека есть возможность проводить особую работу по планированию своего дальнейшего поведения. И порой оно занимает очень много времени. Затем человек сообразно этому отделенному от всей другой жизни периоду построения замысла реализует предметное преобразование. Вот это и является деятельностью.

Деятельность есть предметное преобразование по реализации специально построенного замысла.

Возвращаясь к мысли К. Маркса, можно сказать так: постройка дома строителями, каменщиками, всеми специалистами является деятельностью, потому что это предметное преобразование ситуации по заранее сформированному замыслу. А где замысел? В чертежах.

Можно наблюдать, как мастер, к примеру специалист по ремонту телевизоров, разбирая сложную схему, задумывается: прикасается к одной детали, к другой, пробует. Он может час этим заниматься. Ради чего? Чтобы потом буквально в две-три секунды что-то подвернуть и завершить дело.

То окончательное его действие, связанное с изменением ситуации, есть деятельность. Почему? А потому что этому предшествовала большая аналитическая, поисковая работа и выработка замысла.

Можно часа два разбираться в схеме, чтобы потом в одну минуту исправить ее. Два часа особой работы — это построение замысла, отделенное от самого дела, превращенное в самостоятель ный поиск. Подобно тому, как градостроители сидят у себя в конструкторских бюро и работают с бумагами отдельно от тех, кто реализует это в реальных панелях, работая на кранах, и т. д. и т. п.

Деятельность — это всегда предметное преобразование по осуществлению замысла, который был построен в особой работе.

Понятно, что у животных этого нет, поэтому у них нет деятельности. А мы всегда в деятельности, или, можно сказать, в суете.

Между прочим, когда Соломон в свое время сказал, что жизнь есть «суета сует», то в этом была доля мудрости и не-мудрости.

Доля мудрости заключается в том, что понимается бессмысленность многих наших дел, суетность. О доле не-мудрости можно говорить, потому что именно в суете мы обнаруживаем наше деятельностное начало. Мы всегда создаем какие-то замыслы и удачно или неудачно их осуществляем. Суетность — это издержки нашей жизни. Но эти издержки возможны только потому, что мы всегда суетимся, т.е. действуем.

Мы всегда что-то выдумываем, что-то продумываем и потом это реализуем. Момент отделенности создания замысла от реализации — это и благо для людей, и несчастье. Благо, потому что они могут очень далеко планировать свою деятельность. И несчастье в том, что это планирование порой превращается в бессмысленное дело, в «маниловщину».

Кстати, когда говорят маниловы, то имеют в виду тех людей, которые свое благо планировать и мечтать переводят в свою противоположность, т. е. в суетность и бессмысленность.

Возможность бессмысленности состоит в том, что, будучи отделенным, творение замысла может не превратиться в дело. И вместе с тем повторяю, возможность отделения замысла от реального дела есть характернейшая черта человека и его деятельности.

Итак, деятельность есть предметное преобразование, которое осуществляется по предварительно и специально построенному замыслу. Структуру деятельности я вам уже описал. Предположим, вы как практические психологи хотите проанализировать деятельность кого-либо из окружающих вас людей. Что вы должны делать?

Вы должны понять, что и как преобразует ваш товарищ или подруга и по какому замыслу. Если он что-то делает, то надо всегда спросить: а замышлял ли он это делать? И почему он это замышлял? Между прочим, может оказаться, что он делает что- то, не имея предварительного замысла.

Такое часто бывает, это поведение, а не деятельность. Идет туда, сам не знает куда! Идет Балда, сам не знает куда! Но идет. Ну оттого он и Балда! Такая ходьба не является деятельностью, потому что он не знает, куда идет. Куда поведут обстоятельства, туда и пойдет. Надо запомнить этот пример, потому что он поэтически и точно выражает различие простого поведения и деятельности.

А дальше, анализируя деятельность другого человека, вы должны выяснить следующие вопросы. 1.

Вам следует спросить: какой цели достигает человек благодаря данному действию? 2.

Вы должны выяснить: анализировал ли он, двигаясь к достижению цели, условия ее достижения? То есть ставил ли он перед собой задачу? Напомню, что задача — это представление о цели и связи с условиями ее достижения. Выяснив, какие цели ставит человек и в каких условиях он намерен достичь этих целей, вы тем самым установите, какие задачи ставит перед собой человек. 3.

Вы должны спросить себя: а зачем человек ставит эти задачи? Какие у него мотивы? Что его побуждает к постановке этих задач и определенных целей?

Мотив есть конкретизированная потребность, потребность, выражающаяся в тех или иных предметах. Предмет — это мотив, а общая область, в которой человек достигает цели, — это потребность.

Выясняя мотивы, вы находите одновременно и потребности. 4.

Человек ставит такие-то цели, имеет такие-то задачи, руководствуется такими-то мотивами и потребностями и, вообще, достаточно глубоко проанализировал условия достижения своей цели.

Планировал ли он достижение этой цели или достижение задачи? Учел ли все возможные положительные и отрицательные варианты? Учел ли все препятствия?

Поэтому следующий вопрос анализа: достаточно ли у человека самокритичности для корректировки своих действий при достижении цели и хватит ли ему выдержки или воли, чтобы этой цели окончательно достигнуть?

Анализируя по этим ступеням деятельность другого человека, вы производите психолого-аналитическую работу.

Иногда говорят: Иванов хороший парень!

Очень хорошо, слышать это очень приятно.

Давайте дадим его психологический портрет. Ну и начинают говорить, какой он добрый (или недобрый), отзывчивый (или неотзывчивый), умный (или неумный). Все это эмпирическая психология, нужная, важная — мы постоянно на это ориентируемся. Но собственно психологический анализ, требующий определенных навыков и использования научных данных, начинается с выяснения того:

какие цели человек ставит перед собой;

как эти цели выступают в системе сложившихся у него условий, т.е. как человек ставит задачи;

какими мотивами он руководствуется; достаточно ли у него средств и возможностей в складывающейся ситуации;

как и правильно ли он корректирует свои действия при текущих обстоятельствах по отношению к центральной цели;

достаточно ли у него выдержки для ее достижения.

Вот это уже психологический анализ его деятельности.

Трудно этот анализ производить. Для этого нужно иметь факты. И, увы, подчас сделать это невозможно, так как не всегда окружающих людей можно превратить в испытуемых.

Имея громадный опыт общения друг с другом, мы, как правило, общаемся без знания подлинной структуры деятельности другого человека. В большинстве случаев мы не знаем, а просто интуитивно ориентируемся в этом. Вот почему мы часто ошибаемся в других людях.

Вам кажется, что человек достигает цели при одном мотиве, а он оказался другим.

Мы думаем, что человек, точно поставив цель, может ее достигнуть, потому что он продумал все возможные варианты и запланировал все возможные отходы. Но у него не хватило на это характера или способностей.

Все сделано, но цель не достигнута, потому что не скорректированы средства, способы действия при изменившихся обстоятельствах. Не хватило выдержки.

В своих действиях с другими людьми вы встаете на путь последовательного и порой экспериментально-опытного анализа его деятельности. Вы нарочито создаете ему искусственные ситуации, подстраиваете что-то и начинаете этого человека анализировать. А четко ли он себе представляет цели? Не скрывает ли он своих подлинных мотивов? А так ли уж он умен в прикидке своих возможностей? Так ли он тверд в своих намерениях?

Кстати, существуют любители подобных вещей. Есть один литературный пример такого психолого-аналитического подхода к другим людям. Это Печорин в «Герое нашего времени».

Ведь суть Печорина и своеобразие его поведения заключались в том, что он всегда подстраивал дитуации по отношению к другим людям. И проверял, что же они такое представляют собой в их деятельности.

Печорин вообще интересен для психологов тем, что здесь воплощен опыт психолога-аналитика. Не потому, что он рассуждал о достоинствах жизни, об ее трудностях. Нет. А потому что этот человек действовал с другими как экспериментатор, постоянно выясняя строение их деятельности: почему они действуют, на каком основании, какие цели ставят, есть ли у них достаточно средств для реализации цели?

Это опасная работа! Но есть одна область практики, где это становится профессией, — это судебная практика. Помните, каким образом у Ф. М. Достоевского в «Преступлении и наказании» следователь буквально вычислил то обстоятельство, что Раскольников является убийцей? Следователь играл с этим молодым человеком как кот с мышкой! Следователь по роду своей профессии раскрывал себя как психолог-экспериментатор. Правда, он все разыгрывал в идеальном плане, но это не имеет значения. Это, вообще, удивительный роман!

Каким образом велись беседы и как постепенно следователь раскрывал мотивы, задачи, цели, глубину проникновения, планирование и достижение этой цели, способы выполнения! И как при крайней скрытности самого Раскольникова (Раскольников тоже играл!) он восстановил всю историю его жизни и его преступление.