В прошлый раз мы начали говорить .о последней, третьей подсистеме формирования умственного действш подсистеме превращения изначально внешнего действия ъ достояние самого учащегося. Я вам говорил, что мы различаем сегодня щесть последовательных ступеней, шесть этапов, и о первом из них я подробно рассказывал вам в прошлый раз.
Первый этап — это формирование мотивационной основы. Мы часто пренебрегали этим моментом, но та или другая мотивация всегда устанавливается. И если ею пренебрегают, не организовывают специально, то это не всегда благоприятствует процессу обучения.
Теперь перейдем ко второму этапу. Второй этап в своем четко развернутом виде — это составление схемы ориентировочной основы действия, о которой я уже вам говорил, рассказывая о системе условий построения действия. Пользуясь подобной схемой и следуя содержащейся в ней системе указаний, человек, не умеющий выполнять новое задание, двигаясь шаг за шагом, может это новое задание выполнить И при этом выполнить правильно, и не один раз, случайно, а каждый раз и вполне закономерно Возможность подобного закономерного воспроизведения и является характеристикой полноты этой подсистемы.
Из чего состоит эта подсистема, я вам уже рассказывал Сейчас нам важно то, как эта система предъявляется человеку, который должен будет ею пользоваться. Я сейчас не могу очень долго на этом останавливаться, а скажу только, что обычные традиционные разъяснения заданий оказываются далеко не полными по отношению к системе требований, обеспечивающих построение полноценного действия.
Эту подсистему условий можно заранее изложить сразу в готовом виде и после этого предложить ею пользоваться. Поскольку это полная система условий, она создает новые возможности обучения
Но при этом выступает один момент, который раньше нами недостаточно учитывался. Дело в том, что эта подсистема, в которой отображены объективные условия действия, выступает только как предпосылка для собственного действия субъекта. И это очень резко перекаливает весь процесс обучения на личные достижения каждого. Вся та теоретическая сторона, которая, собственно, заключена в эту систему условий, дается сразу, в готовом виде. На ней не останавливаются и сразу переходят к действию учащегося. Ну, естественно, что все сосредотачивается на том, как он сам будет продвигаться в этом действии. Это создает своеобразный мотивационный (и не только мотивационный) фон — особое отношение к предмету, когда предмет и его усвоение становятся только условием достижения личных успехов.
И, наконец, есть другой тип предложения этой полной системы условий — когда эта подсистема не задается в готовом виде, а, наоборот, строится самим учащимся, который исходит из проблем, возникающих при столкновении фактов. Двигаясь шаг за шагом под руководством экспериментатора или учителя, он составляет схему полной ориентировочной основы действия. В этом случае решение отдельной задачи отступает на задний план. На передний же план выступает все большее и большее проникновение в предмет, что создает совершенно новую мотивацию учения, и сам процесс обучения потом идет совершенно иначе Несколько парадоксально, но в итоге оказывается, что при таком типе обучения главное заключается в первоначальной, предварительной стадии, которая, правда, осуществляется на основе собственного действия учащегося Но когда схема ориентировочной основы построена самим учащимся, то ее последующее усвоение не составляет труда Так вот, две трети усилий и времени тратится на разъяснение предмета, а на овладение предметом уже не приходится затрачивать больших усилий. Разделение грех принципиально различных способов создания схемы ориентировочной основы действия, которые составляют основные типы учения (об этом я потом расскажу вам), очень существенно
Теперь еще одно замечание по поводу этой подсистемы Возьмем второй этап — он наиболее простой, наиболее четкий Можно сразу рассказать о схеме, затем, предложив ее в фиксированном внешнем виде — в виде записи на ориентировочной карточке, сразу перейти к решению задач Л можно делать по-другому разъяснить
его
отдельное положение и записать на доске; потом разъяснить второе положение и тоже записать на доске. Это лучше, потому что когда вы много говорите и ничего не фиксируете, то это — худшее условие для усвоения нового. А когда вы каждое отдельное положение разъясняете и тут же фиксируете, то создаются гораздо более благоприятные условия. В частности, они, например, заключаются в том, что вы можете оборвать разъяснение, на любом месте, а потом, показав то, что вы успели сделать, без всякого затруднения переходить к дальнейшему. Это создает особую свободу и для того, кто объясняет, и для того, кто слушает объяснение. Вот это второй этап — этап составления схемы будущей ориентировочной основы действия.
Третий этап заключается в том, что вы переходите к решению ряда задач, предварительно подобранных (об этом я вам рассказывал раньше, говоря о третьей подсистеме условий формирования умственного действия), на основе так или иначе составленной схемы ориентировочной основы. Очень большой вопрос заключается в том, в каком виде должна происходить эта первая форма самостоятельного действия. Поскольку то, что вы разъясняете, есть новый объективный предмет (объективный для каждого, кто с ним впервые знакомится), это и нужно подавать в наиболее объективированном виде. Причем в таком виде, в каком он устойчиво стоит перед глазами учащегося, очень замедленно, полностью развертывая все операции данного действия. И такой формой являются действия с материальными объектами.
Поэтому первая форма самостоятельного действия с новым объектом выступает как материальная Причем здесь нужно различать две части материал, с которым вы действуете, и запись схемы ориентировочной основы, с помощью которой учащийся выполняет свое действие Это две неравнозначные части Но и то и другое сначала должно быть представлено как внешний материал.
Не всегда, конечно, удобно действовать с оригинальными объектами. Оригинальные объекты могут быть или недоступны, или неудобны Но для процесса обучения это оказывается и не очень обязательным Материальную форму можно заменить другой, материализованной формой, представляющей собой уже несколько преобразованный материал Ну, скажем, можно действовать на материальных моделях, можно на диаграммах, на рисунках, наконец, на записях Очень многие считают что запись — ото не материальное
действие, не материальное в том смысле, что главное содержание заключается не в самой записи, а в том, что вы имеете в виду за теми знаками, которые лежат перед вами. Но это неверно. Психологически — это тоже материальная форма, но особенная. Мы ее называем материализованной формой, т. е. здесь происходит материализация уже усвоенных Прежде знаний. Вот представьте себе, что вы изучаете алгёбру и пользуетесь записью алгебраических выражений. При этом вы вынуждены записывать все это, т. е. производить в материальной вйде. Например, необходимо выполнить приведение подобных членов. Туг надо найти подобные члены, их перечеркнуть одинаковым способом, заменить множество их суммой и т. д. Если вы должны это сделать в письменном виде — это и есть материализованная форма, очень важная, потому что здесь видно, что вы пропустили, правильно или неправильно сделали преобразования. Вы можете вернуться к этой записи как к материальному объекту. Вы можете переносить одну часть записи в другую ее часть и наоборот и т. д.
Словом, эта запись, хотя и Полна значений (для того, кто не понимает значений, она вообще не имеет никакого смысла), представляет собой материальный объект. Из психологических исследований мы хорошо знаем, что даже то, что мы называем непосредственным восприятием, полно приобретенных значений. Одну и ту же вещь люди воспринимают по-разному именно в зависимости от того, с чем они подходят к восприятию данной вещи. Так что, по сути дела, даже то, что называется восприятием, полно прежде усвоенных значений при операциях с воспринимаемыми вещами Так что тут важно не то, какого рода значения кроются за этим (что тоже, конечно, существенно), а то, что эти значения представлены материальным носителем, с которым мбжно действовать как с реальной, объективной вещью
Таким образом, мы имеем две формы представления как объекта действия, так и компонентов схемы работы с ним — материальную и материализованную, и это не нужно забывать, потому что в процессе обучения очень важно, что мы можем заменить собственно оригинальные объекты всякого рода их заместителями, если этим заместителям придать строго определенные свойства, нас интересующие в этом объекте.
Эта форма является одной из важнейших, самой важной, можно сказать, из всех прочих, потому что именно на этой форме вы
Ш
можете и показать полный состав действия, и научить последовательному преобразованию исходного материала в заданный продукт. На этой форме вы можете переучивать, если у человека это действие сложилось не так, как нужно для ваших целей.
Мои коллеги недавно произвели исследование движения глаза по объекту[3]. К этому движению предъявлялись очень строгие требования, т. е. оно должно было быть выполнено за очень короткий срок. И оказалось, что то движение, которому мы обучаемся в жизни, например самое элементарное движение прослеживания по часовой стрелке слева направо вокруг некоторого объекта, т. е. движение, приобретенное в обычном нашем опыте,^оказывается, не годится для этих особых, очень высоких требований. Не годится потому, что оно, оказывается, происходит с массой колебаний, о которых человек не знает (это глаз делает автоматически), и что не дает возможности достичь уверенной и постоянной высокой скорости. Оказывается, глаз нужно переучивать, если вы хотите его научить эффективному действию в очень строгих, заданных условиях. И это переучивание возможно только одним способом: вы фиксируете точку взора на материальном объекте, на указке, за которой вы заставляете глаз следить. Только после этого можно получить новую форму, казалось бы, того же самого движения.
В военной области тоже происходит нечто подобное: когда человек поступает на службу в армию, его учат ходить заново. Вот и выходит, что если мы повышаем требование к действию, то приходится переучиваться, потому что в обиходе мы усваиваем многие действия в таком качестве, которое повышенных требований не выдерживает Л как же можно переучиваться с помощью механизмов, которые скрыты где-то внутри нас и от нас вроде бы не зависят? Вы же не знаете, как они действуют, вы у них в руках, а не они у вас. Это можно сделать только вынеся объект и действие с ним во внешний план. Тогда можно контролировать! Так что материальная форма является основной формой для всякого обучения и особенно для всякого переучивания.
Чтобы заданная материальная форма удовлетворяла всем требованиям, нужно кое-что еще. Во-первых, надо полностью развернуть
выполнение, замедлить выполнение так, чтобы каждый шаг был зафиксирован. Например, при обучении иностранным языкам приходится делать так: человеку дается образец фонетики, правильного произношения, он пытается воспроизвести предложенное, и ему кажется, что он воспроизводит правильно. А на самом деле — неправильно, потому что мало дать ему образец, нужно тут же зафиксировать (щключить магнитофон) то, что он произнес, а потом воспроизвести то, что он произнес.
Действие должно происходить в такой форме, в которой оно моamp;ю бы быть явно усмотрено испытуемым: замедленно, развернуто и в такой форме, в какой оно может быть фиксировано вовне. В этой же форме оно подвергается и всем тем изменениям, о которых я говорил : дифференцировке, осознанию, что значит обязательное выражение в речи, которая должна сопровождать действие на всех его отрезках. И тут же (по возможности, конечно) должны происходить развертывание и сокращение этого действия. Словом, здесь, на этом этапе формирования материального действия, должна происходить и отработка желаемых свойств этого действия.
Теперь возникает вопрос: а когда заканчивать этот этап? Ведь это же только этап, и очень опасно задерживаться на нем, не продвигаясь дальше. Я уже говорил, что всякая автоматизация на том или ином этапе означает и закрепление на этом этапе. Но надо не закрепляться, а переходить к другим, более высоким формам. Значит, когда же, по какому показателю? А показатель заключается в том, что действие начинает протекать плавно, безошибочно и с удовлетворительной, но достаточно большой скоростью. Когда действие достигает этих показателей, мы начинаем убирать материальные опоры действия Какие именно'' Прежде всего нужно убрать ориентировочную карточку. Это делается таким образом. Когда вы начинаете замечать, что ваш испытуемый уже изредка посматривает в карточку или работает, почти не обращаясь к ней, то вы эту карточку переворачиваете тыльной стороной. При этом предупреждаете, что если испытуемый что-нибудь забудет, то он имеет возможность посмотреть в карточку, выполнить операцию, но потом карточку обязательно надо положить тыльной стороной вверх Эта ситуация наталкивает сто на то, чтобы не обращаться каждый раз к карточке. Это же препятствует действию, останавливает его. Это создает ситуацию невольного, непроизвольного запоминания
Ш
А если вы передержите действие на этой карточке, то получите обратный эффект. И это очень важно потому, что одно и то же орудие может выполнять совершенно противоположные функции. Значит, если вы передержите, то у него складывается такое ощущение, что имеется памятка, к которой он может обратиться в любой момент. А памятка для того и делается, чтобы не запоминать что-нибудь. Понимаете, если у меня есть справочник, я же не буду справочник выучивать. Когда нужно, я обращаюсь к нему. Это создает, наоборот, психологическую ситуацию, подталкивающую человека к тому, чтобы не запоминать. И на этом, между проЧЙМ, очень многие попытки введения подобных карточек-памяток потерпели крах в истории разных видов обучения. Значит, нужно вовремя отнять ориентировочную карточку.
Потом следует отнять и материал, если речь идет о переходе в умственное действие. Ну, скажем, если нужно производить вычисление или анализ какого-либо рода, то надо приучаться к тому, чтобы не только схема этого вычисления, этого анализа усваивалась, но чтобы и объект, который представляет собой, например, исходные данные или исходный материал, тоже усваивался так, чтобы можно было обходиться без его помощи. Но это уже не так существенно. Существенным является опять-таки вот эта схема действий.
Значит, когда вы отнимаете материальные опоры действия, то вы не сразу переводите действие в умственный план. А сначала переводите его в план громкой речи, т. е. анализ какого-то материала и действия с этим материалом начинает выполняться в громкой речи Она громкая не только по форме, главное, что по функции своей это есть речь, обращенная к другому человеку. Это одновременно и речевое действие, и сообщение об этом действии.
Вот эта вторая сторона сейчас очень важна, потому что каждый, кто работал с людьми, знает, что сплошь и рядом человек рассказывает хотя и правильно, но с большими пробелами или вообще рассказывает что-то такое, что с этим действием никак не связано, т. е. очень часто наблюдается несоответствие действия и речи. А это очень опасная вещь. Контроль со стороны другого человека здесь очень важен потому, что здесь впервые к речи предъявляется требование полноты и полной понятности другому, т. е. требование именно ее социальных (общественных) качеств. Значит, человек должен говорить о действии не просто так, как ему это кажется ясным (мало ли что ему может казаться). Ведь он-то может видеть перед собой предмет и, говоря, иметь его в виду. Но предмета-то уже нет, мы его отобрали. А ему кажется, что он все делает правильно. Может быть, он все делает и правильно, а только говорит непонятно. Он должен научиться говорить так, чтобы это было понятно другому. Значит, акцент делается тут именно на социализированной стороне речи: действие впервые принимает ту форму, которую имеет в общественном сознании. Потому что теперь реального предмета уже нет, а есть его речевое выражение. И вот здесь впервые это речевое действие должно получить именно такую форму, в которой оно для самого испытуемого выступает как новая форма объекта, причем форма, в которой действие выступает для всякого другого человека однозначно, т. е. форма общественного сознания этого действия.
Пока человек действует с вещами, ему кажется, что речь — это вещь второстепенная. Нужно дело делать. Вот исходный момент, вот порядок операций, нужно из этого материала сделать продукт. А это главное. Что он при этом считывает карточку, что он говорит, что его поправляют, когда он не так говорит, — это все второстепенное. А здесь теперь нет этого материала, нет карточки. Значит, здесь всё в речи и речь должна быть полноценным носителем действия в его объективной, общественной роли.
Это очень важное обстоятельство, потому что здесь впервые действие объективно принимает форму мысли. Потому действие, выраженное в речи, есть мысль. Логически. Не психологически, но логически оно уже есть мысль Вот здесь, собственно, еще во внешнем плане, еще тогда, когда человек переходит от действия с вещами к речевому действию, уже происходит скачок от предметного действия к мысли об этом действии. Только к мысли в логическом ее значении, к логической ее стороне И вот в такой форме оно должно выступать для него самого. Он сам должен понять, что не как- нибудь надо говорить, а именно так, в объективно-общественной форме.
Но нужно при этом избегать давать однотипные формулировки, потому что тогда может получиться чисто внешняя формула, за которой не кроется то же самое значение Поэтому вначале нужно, чтобы испытуемый говорил своими словами, и как можно более разными. И на этом нужно настаивать Лишь потом, когда все эти разные способы выражения одной и той же предметной мысли бу-
дут хорошо обыграны, можно ввести речь в узкое русло формулы. Но тогда формула будет нести за собой все многообразие возможных речевых выражений.
На этом этапе действие, теперь уже в речевой форме, применяется к решению такого же набора разных типов задач, как и на предыдущем этапе формирования действия в материальной форме. И когда уже в новом качестве, по отношению ко всему намеченному диапазону задач действие начинает систематически обнаруживать и полную правильность, и необкодйЩю быстроту, мы переходим к следующему, четвертому эт?Шу — ЭТаггу перенесения такого действия в умственный план, в сознание. Здесь возникает один щекотливый вопрос. Как только вы изымаете действие из внешнего выражения и переносите его во внутренний план, так сейчас же вы теряете контроль за ним. Ведь вы же не знаете, что испытуемый делает «про себя». И вот это было большой задачей, которая пока решена нами частично, хотя и в достаточно важной части.
Мы нашли один такой способ контролировать действие, уже перенесенное во внутренний план. Ведь ориентировочная карточка разбивается на отдельные указания. И каждое из этих указаний нумеруется. И вот когда мы переходим к этой форме нового выполнения действия «про себя», то говорим испытуемому: «Вот теперь мы будем работать по-новому: я буду указывать вам номер, или же вы сами говорите мне номер той операции, которую должны выполнить». Операции выполняются в уме, произносится результат только одной очередной операции. И вот таким образом мы держим управление этим действием по отдельным операциям Однако на протяжении операции действие происходит в уме, и вот его-то мы пока контролировать не умеем Но все-таки мы не позволяем испытуемому пропустить сразу все действие, хотя очень часто человек уже способен на это Иногда он дает правильный ответ, и вы понимаете, что этот ответ охватывает не одну, а несколько операций. Вы говорите: «Нет, так пока не нужно. Сначала делайте таю первый ответ, второй ответ и т. д.». И мы знаем, какой должен быть ответ по каждой из этих операций И если он совпадает, мы говорим: «Да».
Таким образом мы переходим на пооперационный контроль. Какую же форму приобретает действие? Первое ли это действие в уме? Что мы переносим туда? Мы переносим действие, которое перед этим было действием в громкой социализированной речи. Вот мы и переносим во внутренний план эту громкую социализированную речь. При этом испытуемый может себе представить материалы или карточку, но это дело частное. Хотите представляйте, хотите не представляйте, в это мы не вмешиваемся. Мы требуем только одного: чтобы действие, во-первых, выполнялось по операциям, записанным речевым или условным, символическим способом, и получаем ответ в такой же форме. Поэтому мы и считаем, что первой формой действия в уме является действие, выполняемое во внешней речи «про себя». Это та же самая развернутая речевая форма только без внешнего произношения, даже шепотом, потому что шепот — частая форма у детей и малокультурных людей — это все-таки разновидность громкой речи. А тут даже без шепота. Это внешняя речь «про себя». И вот образование такой формы действия составляет основное содержание пятого этапа — этапа формирования действия во внешней речи «про себя».
Опять-таки мы прогоняем здесь новую форму действия по всему диапазону задач. И когда получаем быстрое и правильное выполнение каждой операции и действия в целом, то переходим к последнему, шестому этапу. Мы говорим испытуемому: «Теперь будем работать так: я вам даю задачу, а вы мне выдаете конечный ответ». Конечный не в отношении каждой отдельной операции, а действительно конечный ответ! Этим мы снимаем кажущееся искусственным раздробление действия на отдельные операции, что мы были раньше вынуждены делать, и предоставляем действию естественное течение уже внутри, в умственном плане. При этом сформированное действие постоянно опиралось на одно и то же предметное содержание и на уровне материального действия, и на громкоречевом \ ровне, и во внешней речи «про себя» Поэтому идет оно по проложенным путям очень легко и столь же легко автоматизируется И мы будем добиваться максимальной автоматизации в этой заключительной форме. Для этого в последней форме еще раз прогоняем действие по всему диапазону задач. Вот почему я говорил, как много надо таких задач
При максимальной автоматизации, максимальной быстроте выполнения действие остается, конечно, безошибочным. Малейшая ошибка — и сейчас же следует возвращение на предыдущий уровень — или ко внешней речи, или к вещам для поправки Ошибки недопустимы
Чем больше мы работаем, тем больше убеждаемся в том, что всякие колебания в выполнении действия не нужны, т. е. некоторые операции в действии можно как будто перестроить, переставить, но вы должны принять определенный порядок: либо так, либо так. И нечего позволять колебаться этому действию, потому что колебание приводит к тому, что автоматизация не наступает, и действие, которое в первое время кажется удовлетворительным, затем начинает разрушаться.              г .
Многие выступают против аэтомяргизации, имея в виду, что она будто бы препятствует творческому начаду. До» здесь свешивают разные вещи. Творчество заключается в тещ» чтрбы решить какую-то новую задачу. Но частичные способы рещения новой задачи должны быть хорошо усвоены. И об этом лучше всего говорит, например, артистическое исполнение. Вы знаете, что ни один артист не может достигнуть хорошего, действительно творческого исполнения, если не доводит технику своего действия до максимальной автоматизации. Значит, техника должна быть доведена до максимальной автоматизации. Вот тогда вы впервые становитесь хозяином своего действия. Конечно, если вы его достаточно обеспечили обобщенностью и т. д. А если вы не обеспечили, тогда не обвиняйте автоматизацию, а обвиняйте себя, что вы не обеспечили другие свойства действия.
Когда мы достигаем максимальной автоматизации, то происходит вот что Уже давно, начиная с громкой речи, человек действует не с объектами, а со значениями самих слов, выражений, в которых выражены эти объекты Когда речевое действие переносится в умственный план, то там тоже сначала присутствует внешняя, развернутая, расчлененная речь «про себя» Но чем больше мы овладеваем этой речью, тем больше членораздельность речи становится препятствием, ибо она означает остановку между отдельными элементами и, значит, задержку А так как действие уже стереотипизировано, то задержка излишня. Здесь происходит то, что раньше отмечалось только в промежуточных частях, а именно: целые части речевого действия выпадают из самонаблюдения Речевая сторона, как мешающая протеканию мысли, начинает сокращаться. И вот возникает сначала внутренняя речь (т е когда от речи остаются только отдельные части, то, что еще трудно для испытуемого, что он должен растянуть, чтобы проследить), а все остальное сокращено Это то, что
обычно называют внутренней речью. Но это тоже только промежуточная форма между внешней речью «про себя» и такой формой действия, в которой уже не остается никаких физических компонентов. Все, что относится к слову, а именно: звуковые образы слова, артикуляторные элементы речи, — из сознания выпадает, потому что задерживает в своей расчлененности это движение. Остается только Движение по речевым значениям. Ну а значения — это такая вещь, о которой до сегодняшнего дня ученые не могут договориться, что же это такое. И вот поэтому на последней стадии использования полностью автоматизированных речевых форм действия возникает феномен, который раньше приводил всех в удивление и который был назван «феноменом чистой мысли», т. е. если человек, выполняя какое-то действие, пытается подсмотреть за собой, занимаясь самонаблюдением за этим внутренним процессом решения задачи, то он не обнаруживает там ничего, кроме особых состояний, которые были названы «состояния, или положения, сознания». Словом, что-то в высшей степени неопределенное.
Когда это было впервые обнаружено, то одних психологов это восхитило, а других возмутило, потому что одни увидели в этом доказательство идеализма и так и говорили: «Вот вам чистая мысль, это является экспериментальным доказательством идеализма». А другие, также идеалисты, но сторонники сенсуализма (т. е. сторонники того, что в сознании все идет от ощущений), с этим не соглашались и говорили. «Такого быть не может».
Ну двадцать раз повторяли «не может быть, не может быть», а оно все-таки есть И вот одним английским автором был предложен очень простой опыт, который ясно продемонстрировал наличие этой чистой мысли Опыт заключался вот в чем. Испытуемого сажают за стол, на котором имеется два реактологических ключа, и ему дается такая инструкция: «Я вам скажу слово. Как только вы поймете слово, вы нажимаете на правый ключ. Как только вы увидите образ, соответствующий тому, что вы поняли, вы нажимаете на левый ключ» Вот и всё И затем человеку даются самые простые, обиходные слова, например: «стакан», «карандаш» и т д. И испытуемый, как только понял слово, нажимает на правый ключ, а если он сначала мысленно представил себе предмет, о котором идет речь, то нажимает на левый ключ
Оказалось, что для такого рода опытов понимание очень намного опережает конкретный образ. Причем образ иногда возникает, а иногда и не возникает, потому что он не нужен. Например, если я вам скажу «стакан», так вы понимаете, о чем я говорю. А нужно ли вам обязательно представить вот этот самый стакан? Это же становится излишним. Правда? Итак, что же такрс понимание? Никакого образа нет, речевых элементов слова тоже нет, а есть сразу понимание. Ну вот я и говорю, что учение о цистой мысли одних возмущало, других восхищало. И эти споры, как это часто бывает в психологии, велись до тех пор, пока спорить не надоеда* Спор прекратили, так и не решив вопроса. Да его и нельзя решить, если вы не знаете, как это все получилось. А представить, как это получается, можно только тогда, когда действие, которое потом производится в своей автоматизированной форме, создается вами начиная от его исходных внешних форм.
Итак, конечная форма умственного действия — это действие, которое субъективно представляется как чистая мысль, а на самом деле представляет собой скрытую речь, т. е. в основе его опять-таки лежат речевые моменты, от которых в сознании остаются только значения. А их материальная оболочка, включая кинестезические ощущения, артикуляции и звуковые образы, — все это становится помехой и устраняется. Но на самом деле в глубине-то все это лежит, потому что сами значения принадлежат словам и выражениям, но в сознании не присутствуют
Значит, последняя форма этого действия — это действие в скрытой речи, субъективно выражающееся в том, что называется чистой мыслью
Теперь нам чрезвычайно важно подчеркнуть следующее обстоятельство Мы начали с внешнего предметного действия, а кончили мыслью об этом действии. И, собственно, когда мы прослеживали в развернутом виде этот процесс, мы понимали, как рождается новая конкретная мысль. Это ее первоначальная форма. Потом могут быть вторичные формы, завуалированные, но это уже другое дело и носит производный характер. Важно, что первоначальное рождение мысли есть не что иное, как перенесение предметного действия в человеческую голову и переработка ее там, т. е. то, о чем и говорил К Маркс
Таким образом, когда вы рассматриваете формирование действия в заключительной форме и прослеживаете весь путь от материального к идеальному действию, то вы начинаете понимать механику образования такого эксвизитно-психологического явления, каким является вот эта самая мысль в ее чисто субъективном виде. И это очень важно и принципиально, потому что открывает новый путь к исследованию психических процессов. Ведь психические процессы до сих пор считались первоначально внутренними, доступными только самонаблюдению. А в таком виде исследования остаются крайне ограниченными по своим возможностям. Естественно, что, имея в виду психические явления только в их окончательном, сложившемся виде, исследователи разводили руками, подходя к вопросу: что же делать, что же реально исследовать?
А реально можно исследовать лишь физиологические процессы; это все-таки материальная вещь, хотя мы очень далеки от того, чтобы проследить путь отдельного процесса в головном мозгу, но в принципе это все-таки возможно. А если исходить из того, что психологическое есть чисто субъективное, то тут и принципиальной возможности никакой нет.
Вот поэтому так сильна склонность современной психологии искать эти физиологические основы. Против этого нельзя, конечно, и не стоит возражать, потому что очень хорошо, если будут раскрыты физиологические основы. Но даже когда эти основы будут раскрыты, они не выявят того, что на этих основах вырастает, т. е. сам психологический процесс.
Другая линия поисков — это поиски в сторону логики Вот то, куда идет такой большой исследователь, как Жан Пиаже Он считает, что да, конечно, вполне правомерно искать физиологические хмеханизмы психологических процессов Но это же не всё, это не объясняет логику внешних вещей. Значит, нужно использовать логику как другую основу для объяснения психологических явлений. Ну а где же психология? Как видите, с этой точки зрения психологии и нет. Есть только явления. А явления не составляют предмета науки. Ну а если теперь вы знаете процесс образования того или иного конкретного психического явления — умственного действия, образа и т. п., то тогда другое дело. Тогда и физиологические основы находят свое место, ведь человек — не воздушное существо. Но это только возможности для реализации тех или других психологических процессов, только возможности! А то, что будет реализовано, зависит от того, что будет воспитано.
дя
С пониманием этого мы подходим к описанию собственно психологического метода исследования психических процессов. Я раньше говорил о предмете психологии, а теперь мы получаем метод психологического исследования, который заключается в том, чтобы формировать интересующие нас психологические явления с обязательно заданными свойствами. Если вы не определите априори эти заданные условия, тогда и не будете знать, отчего явление получилось таким, а не другим. А если ®ы поставите себе целью найти эти условия, тогда вы будете их подбирать, исходя из тех общих представлений, о которых мы говорили. Вы* будете создавать те условия, которые обеспечивают формирование этих свойств. Когда вы поймете эту систему, то будете знать* почему у сформированного действия не хватает каких-то свойств (если их не хватает). Не потому, что у человека способностей нет, а потому, что мы не обеспечили условий усвоения некоторых средств психической деятельности.
До сих пор в психологии держится упрощенное представление, что психические явления — это некий духовный акт, который не- расчленим и который «от рождения» хорош или плох. На самом же деле духовный акт есть не что иное, как перенесенное в идеальный план предметное действие. Оно может быть так или иначе вооружено своими особыми средствами, которые могут быть лучше или хуже усвоены, обобщены, мера овладения ими может быть разная, т. е. нужно представлять себе, что это совершенно реальный, «посюсторонний» процесс Перенос его в идеальный план — такой же реальный процесс, и если вы нс обеспечите его, то получите плохую психическую деятельность
Психическую деятельность нужно представлять себе совершенно прозаически. Она есть такая же работа, как и всякая другая человеческая работа. Этой работе надо научиться Эту работу надо вооружить адекватными средствами, а если вы этого не сделаете, будет плохо.
Некоторые представляют себе духовный акт как действие мозга. Это все остатки старого представления о духовной деятельности как особой действительности, существующей независимо от реальной жизнедеятельности и не подчиненной конкретным реальным ограничениям А вместе с этими ограничениями рождаются и новые возможности, потому что оказывается, что психическую деятельность вы можете оснастить такими орудиями, которые делают ее совершенно иной по своей производительности.
Итак, наш первый вывод касается метода психологического исследования. В связи с этим стоит упомянуть, что данные самонаблюдения нами не отрицаются. Мы их, разумеется, признаём. На их основе мы говорим, что психическое явление выглядит так-то. Но это же только явление и ничего больше! А что скрывается за этим явлением? Это мы можем узнать только тогда, когда сами это явление делаем, достигаем его в результате контролируемого процесса формирования. Вот тогда мы знаем, что за ним стоит. Самонаблюдение дает то, что оно может дать. Оно дает явление, не более того. Но отказываться от данных самонаблюдения у нас нет никаких оснований. Однако ограничиваться ими — это значит отрицать психологию как науку, так как наука не может ограничиваться одними лишь явлениями. А если мы знаем все те механизмы, которые лежат за тем или иным явлением, тогда мы начинаем понимать и роль явления. Философы говорят, что явления существенны. Потому что когда вы имеете сложную систему, которая ушла внутрь, от нее и остается лишь явление, с помощью которого вы и контролируете весь процесс. Тогда вы начинаете понимать, насколько удобна эта форма умственного, сокращенного и автоматизированного действия. Это наиболее выгодная, наиболее экономная форма психической деятельности.
Значит, явления — это особая форма очень экономной работы, потому что вы уже не занимаетесь мелко расчлененным процессом, а он представляется вам в очень экономном виде, суммарно, в виде явления И если явление возглавляет хорошо воспитанную пирамиду условных связей, оно имеет величайшее положительное значение
Стоит подчеркнуть, что люди в основной своей массе никак не могут преодолеть представления о том, что психические явления, человеческое сознание — в нашей голове и они ни для чего им не требуются А за ними — мозг, который и есть, собственно, работающий ор