В прошлый раз мы рассматривалй основную теорию традиционной экспериментальной психологии Мышления — теорию антиципирующей схемы. Она была выдвинута Отто Зельцем и до сих пор существует в явном или скрытом виде. Практически все представления о решении так называемых творческих задач и о различных условиях, факторах этого решения исходят из учения об определяющей роли антиципирующей схемы. Действительно, знакомство с фактами, которые удавалось установить, говорят в пользу наличия такой схемы, и как дополнение к этому учению об антиципирующей схеме выступает учение о роли случая в решении творческих задач. Антиципирующая схема складывается безотчетно, и поэтому как раз тогда, когда человек ближе всего к решению задачи, но не знает, что и где искать, приходит на помощь этот случай.
Случай может быть разный — как внешний, связанный с впечатлением извне, так и внутренний, порожденный течением мысли, казалось бы, не имеющей отношения к интересующей нас задаче. Отсюда следует простое заключение: единственное, что может сделать человек, — активно искать такой случай Или же отправляться в области, далекие от задачи, и там искать нужную подсказку Например, человек физически идет куда-нибудь, где он не ожидает найти решения своей задачи, но находит там случайные впечатления, которые служат ему подсказками. Американские психологи рекомендуют в таких случаях обратиться к совсем иной области. Если вы конструктор, — то к области техники, но очень далекой от основного круга ваших идей. Например, если вы заняты конструированием самолетных двигателей, то обратитесь к области машин для изготовления кондитерских изделий. Вот там и надо искать, так как в ближайшем круге вопросов, где вы хорошо ориентируетесь, вы не находите решения.
Итак, это два взаимосвязанных момента — учение об антиципирующей схеме и о подсказке, которая эту схему помогает дополнить.
В этом смысле антиципирующая схема выступает как незаконченная система условий, в которой недостает ключевого звена. Иными словами, есть какой-то пробел, этот пробел надо заполнить, а заполнить его помогает подсказка.
Если просмотреть все имеющиеся факты, то они как бы говорят в пользу этой теории. Но есть одно обстоятельство, которое бросает тень на эту схему. А именно то, что подсказкой часто служат самые обычные явления, и даже трудно сказать, почему вы не обратили внимания на эту подсказку раньше. Говорят таю наверное, схема была еще не готова и поэтому подсказка не могла найти себе места. Схема должна созреть в течение определенного периода — периода инкубации. Действительно, есть какой-то процесс непроизвольной организации мысли. Все, наверное, знают о существовании такого процесса. Например, в школьные годы вы упорно, но безуспешно пытались решить какую-то задачу целый вечер, и вдруг утром, после ночного сна, решение приходило как бы само собой. Но ведь за время сна что-то произошло, т. е. во сне продолжается автоматическая работа мышления над нерешенной задачей. Днем, во время бодрствования, активные прямые поиски решения оказались неудачными, потому что ограничивались узкими условиями, наличием ложной ориентировки в этих поисках. Вот от этой ложной ориентировки надо освободиться. Ну а как от нее освободиться, если вы даже не знаете, что это такое, в чем она состоит и что вам мешает? А все дело в том, что нужно отстроиться от решения задачи, диктуемого логикой поисковой области. Такая отстройка приводит к освобождению от неумышленной и мешающей предвзятости, и происходит автоматическое упорядочивание мысли Это подтверждается на примере наиболее характерного вида непроизвольного воображения — сновидений Как мы увидим позже, сновидения — это тоже своеобразная форма автоматического, непроизвольного решения задач.
Проблема состоит в том, что если мы ограничиваемся ссылками на эти неведомые автоматические процессы, то теряем всякую возможность проверки гипотезы. Ведь ценность любой гипотезы заключается именно в возможности ее если не прямой, то, по крайней мере, косвенной проверки В таком случае даже ложные гипотезы, несомненно, играют положительную роль в процессе решения задачи, потому что они обнаруживают, что какое-то предположение,
которое ранее казалось возможным, оказывается ложным. Тем самым уточняется наше представление о действительных условиях задач. Так что даже ошибочные гипотезы приносят пользу, ведут к уточнению знаний об условиях задач, но только если мы можем эту гипотезу проверить. Так вот, с этой теорией антиципирующей схемы и всем, что из нее следует, с учением о роли случая в открытии мы попадаем в ситуацию, когда не можем сказать, так это или не так, т. е. не можевд ни подтвердить, ни отвергнуть гипотезу. О том, что там происходит что-то подспудно, неосознанно, мы узнаём только по результату. Что же нам делать с таксой гипотезой?
Есть еще целый ряд дополнительных соображений в пользу того, что теория антиципирующей схемы содержит отдельные крупицы истины. Но в целом она неверна. И потому не нужно преувеличивать значение этих крупиц. Ведь никакое заблуждение не может быть принято, если не содержит чего-то правдоподобного, в противном случае оно было бы отвергнуто. Конечно, даже малые крупицы истины надо брать, но в целом эта гипотеза несостоятельна. И вот почему. Антиципирующая схема складывается в ходе попыток решить задачу, но попыток неудачных. В результате таких неудач постепенно выявляется действительное значение условий, то значение, которого в начале решения задачи мы не понимаем. Значит, по самому процессу, который здесь предполагается и который ведет к неосознанному отображению действительной системы условий, эта схема рождается в попытках решить задачу. А попытки решения представляют собой движение от исходных данных к заданному ответу на вопрос задачи. Это так называемый синтетический путь — от исходных данных к какому-то их объединению, наводящему на решение задачи Но этот путь дает знания лишь одной части того, что предполагается в антиципирующей схеме Вместе с тем существует и другая часть, касающаяся подсказки Вспомним, ведь подсказка может сработать как бы совершенно со стороны Лишь бы она соответствовала пробелу. Какова подсказка по содержанию — само по себе это не имеет значения. Из всего содержания подсказки сама схема выделяет то, что отвечает пробелу. Это и объясняет то, что подсказкой может служить всякая чепуха Таким образом, предполагается, что антиципирующая схема — два четко законченных звена. Пусть эта схема складывается в процессе не только решения задачи, но и последующего автоматического объединения
отрицательных результатов всех попыток. Пусть имеет место созревание схемы, но обязательно, хотя бы даже в результате этого непонятного созревания, предполагается четкое выделение пробела.
Если вы проанализируете процесс решения задачи, то увидите, что попытки ее решить связаны только с той частью задачи, которая определена. Это хорошо заметно на пространственных задачах, которые даются животным в виде так называемых «разумных задач». Их животное может решить только выделив отношения, которые оно прежде не выделяло. Пока животное определяет и видит зону достижения, задача так и остается нерешенной. А чтобы задача была решена, животному надо занять особое положение и вообще перестать действовать, а начать, если по-человечески говорить, «рассуждать». Животное, утомленное попытками достичь цели и взрывами ярости в связи с неудачами, наконец несколько успокаивается. И тут все будет зависеть от того, в каком положении оно окажется. Если оно сидит в прежней позиции, с которой ему не удалось решить задачу, то оно будет вздыхать, почесываться, озирать это поле. Затем оно опять вернется к прежним попыткам и еще раз убедится в невозможности достичь цели.
Здесь очень важно, чтобы животное заняло особое положение в системе, чтобы оно смогло обозреть поле задачи в целом и главное — охватило бы средство для решения задачи. Совершенно недостаточно только какой-то организации результатов прежних попыток решить задачу. Надо изменить «точку зрения», надо занять иную позицию по отношению ко всему полю задачи. Только в этом случае могут появиться принципиально новые данные, но они никогда не будут получены, если вы движетесь от условий к цели, — тогда вы получите только неудачи.
Для достижения решения требуется точное определение конкретных свойств того, что же мешает решить задачу, определение подобного пробела. А для этого к задаче надо подойти с другой стороны. Это не совсем с конца, а надо подойти к тем отношениям, которые связывают конец, итог решения задачи с ее условиями Поэтому теория антиципирующей схемы неправильно рисует положение вещей в том смысле, что будто бы попытки решить задачу сами по себе достаточны для образования этой схемы. Для определения необходимого пробела нужно изменение позиции, взгляд на задачу с иной точки зрения Вот почему очень часто оказывается,
что многие трудные задачи решаются посторонним человеком, т. е. человеком, который не был включен в систему предрассудков, сложившихся вокруг решений этой задачи, и подошел к ней с какой-то другой, «счастливой» стороны.
Вот, например, из истории математики — понятие нуля. До недавнего времени нуль рассматривался как ничего. Это не давало возможности разумно решить вопрос, что означают отрицательные числа. Получалось, что отрицательные числа — это меньше, чем ничего?! Когда ничего нет, то что же может быть меньше? В такой тупик заходили крупнейшие математики, например Даламбер, который говорил, что отрицательные числа — это лишь приемы для вычисления. Были и другие соображения: например, древнеегипетские математики говорили, что положительные числа — это какое- то имущество, а отрицательные числа — это долг. Но эти интуитивные указания мало что значили для науки, так как говорили: величина долга — это одно, а то, что вы должны или он должен, — это вне математики.
И вот было сделано важное замечание (достижение А. А. Колмогорова), что нуль не есть ничего, а может значить и очень много, т. е. нуль — это прежде всего начало отсчета. Но если нуль — начало отсчета, то можно идти в сторону положительных приращений или в сторону приращений, идущих в другом направлении и обозначенных как отрицательные. Но в обоих случаях мы имеем приращение. Значит, речь идет не о величине абсолютной, стабильной, а о приращении. При этом и положительные цифры перестают обозначать что-то застывшее, а начинают пониматься как результат приращения.
Вот как важно изменение позиции. В одном случае нуль — это ничего, и с этой позиции ничего нельзя решить, а в другом случае нуль — это начало отсчета, тогда с решением большинства вопросов не возникает затруднений. Причем это важно не только для математики, но и для других областей науки: философии, например, когда не решается задача из-за ложной позиции. Поэтому важны как попытки в решении задач, так и позиция, занимаемая при таком решении.
Итак, понятие антиципирующей схемы содержит крупицы истины, но как целостное учение оно ошибочно, потому что этой схемы не дает. Существенно важно не только изучение субъектом
условий задачи в результате многих попыток, так как эти попытки дают в конце концов объективное знание условий, но и должно произойти включение результатов этих попыток в систему условий.
Творческому мышлению надо учить, и этому учат, не дожидаясь помощи от психологов. Ему учат и в средней школе, и в высшей, но как? В начальной школе говорят: «Не бросайтесь сразу решать задачу, сначала подумайте». Это правильное суждение; другое дело, что оно остается, как правило, нереализованным. Школьникам говорят: «Сначала хорошенько ознакомьтесь с условиями задачи. Затем попытайтесь проанализировать ее от условий — к вопросу, от вопроса — к задаче». Говорить-то говорят, но,не указывают, как это делать.
В старших классах и в высшей школе дают постепенно всё более и более трудные задачи. Это происходит таю дают систему условий, а потом говорят «давай решай». И каждый решает как может, поэтому получается большой разброс по успеваемости. И всё объясняется «разными способностями».
Есть попытки осознать это. Такой является, например, система Пойи. Это венгерский математик, который работает в США. На русский язык переведены три его книги. Одна из них — «Как решать задачу?», в которой он дает разные рекомендации, например: «Вспомни, не решал ли ты какую-нибудь задачу, похожую на эту?»; «Не пытайся решить задачу всю сразу, выдели какую-то часть, которую можно уверенно решить, а потом попытайся ее продолжить». Пойя понимает ограниченность этих рекомендаций, которые могут действовать, а могут и не действовать. Как же могут действовать эти рекомендации?
Во-первых, они прерывают лихорадочную попытку учащегося что-то сделать, не разобравшись. Если советы дает опытный преподаватель, то он видит, какому ученику и какую рекомендацию надо дать в нужный момент Но это всё на уровне интуиции. Это — система подсказок, которая может сработать только у хорошего или талантливого педагога. Но это не наука. Нам же надо создать науку, чтобы обеспечить хороший средний уровень работы для всякого преподавателя и обучаемого. Кое-что для этого мы уже можем предложить. Например: обычно задача излагается в тексте сплошной строчкой. И в этой строчке сливаются многие разные условия. Поэтому первая цель — разделить условия, которые действительно представляют собой нечто существенное. Затем необходимо выде-
лить единицы сообщения в задаче. Это не простая вещь, и до сих пор мы не можем дать понятий, характеристику того, что является единицей. Эмпирически эти единицы видны, но если мы их не замечаем, то делаем ошибки. Еще одно указание. Мы говорим учащемуся: перепишите задачу так, чтобы каждое сообщение занимало новую строчку (столбиком). Это для того, чтобы каждое отдельное условие и пространственно стояло отдельно. Надо, чтобы в поле непосредственного восприятия субъекта оно выступало в виде четко отдельных элементов.
Далее. Нужно перейти от рельефной записи условий к восстановлению проблемной ситуации, потому что условия обрисовывают какие-то связи, существенные для эФФй задачи. Надо восстановить систему этих отношений. Но это тоже не простая вещь. Часто бывает, что по каким-то условиям мы узнаём в предъявленной задаче задачу, имевшуюся у нас в прошлом опыте, и изображаем не ту задачу, которая существует перед нами реально, а ту, которая нам прежде встречалась, т. е. воспроизводим не объективно, а субъективно по воспоминаниям о какой-то другой задаче, с которой мы сталкивались в прошлом и которая как будто бы схожа с настоящей. Чтобы предупредить такое ложное восстановление ситуации, нужно восстанавливать ее, строго следуя за каждым из выделенных условий.
Важно, чтобы все условия в этой системе были учтены. Это трудное, но очень важное дело. И многие задачи решаются, как только вы переходите от словесного воспроизведения данных условий в восстановлению проблемной ситуации. Это — во-первых.
Во-вторых, характерным при решении творческих задач является беспорядочная эмиссия догадок При столкновении с проблемной ситуацией сразу же возникает некоторое количество догадок, и решающий задачу начинает пробовать одну догадку, потом вторую, потом возвращается обратно, потому что все эти догадки возникают сами собой от отдельных частей задачи и плохо укладываются в какую-то систему. Мы пробовали реализовать при решении задач методику «инвентаризации догадок». Дается задача, восстанавливаются ее проблемные ситуации, но не всякая задача при этом решается. Тогда мы спрашиваем: как ты думаешь ее решить? Возникает ряд догадок, которые записываются: одна, вторая и т. д. Давайте теперь проверим первую догадку Оказывается, что она не подтверждается. Тогда возникает вопрос- а почему она не подтверждается?
ш\
Тогда обнаруживаются обстоятельства, которые могут иметь общее значение для целого ряда других частей той же самой задачи. Иногда в процессе выяснения причин — почему не подтверждается? — возникают еще догадки, их тоже включают в общий список догадок, но решаются они последовательно. С помощью такой методики «инвентаризации догадок» время на решение задач сокращается в 3-4 раза. Таким образом резко ускоряется процесс проверки догадок, он проходит гораздо быстрей, чем в обычных случаях.
Как мы видим, эти приемы ускоряют решение задач, но все-таки решения задач они не обеспечивают. И, что самое главное, тип решения задачи остается прежним: самопроизвольно возникают какие-то догадки, но они могут и не возникать.
Конечно, подробное предварительное ознакомление с условиями, восстановление проблемной ситуации, тщательная запись, проверка каждой догадки с выяснением причин ее неудач — всё это резко сокращает зону поиска и время, затрачиваемое на решение, но не меняет самого типа решения: процесс нахождения решения по-прежнему остается беспорядочным. Эмиссия догадок происходит сама, мы ею не управляем. Хотя при этом обнаруживается очень важная вещь: мы начинаем разделять в условиях задачи то, что раньше выступало слитно и являлось источником недоразумений.
В связи с этим скажем несколько слов по поводу вопроса, о котором мы уже говорили раньше: о так называемом соотношении социального и биологического. Здесь происходит страшная путаница Ведь «биологическое» означает определенный тип жизни, и для животных это — инстинктивный тип жизни, т е тот, при котором основные органические потребности сочетаются с определенным звеном, особой специфической чувствительностью по отношению к предметам внешней среды, которые служат для удовлетворения этой потребности и которые по отношению к этой чувствительности являются безусловными раздражителями. Поэтому животное замкнуто между двумя природными силами: одна находится в нем самом, это — специфическая чувствительность, обостряемая той или иной жизненной потребностью, а с другой стороны — действиями безусловного раздражителя Животное, замкнутое между двумя этими полюсами, не может действовать иначе, чем ему диктуют природные силы. Вот это и есть биологическое, инстинктивное поведение Поэтому важен не состав и характер действий, ко-
торые разыгрываются между организмом и этим предметом, а их предопределенность двумя силами: одна — внутри организма, другая — вне него.
Так вот в процессе антропогенеза как раз и происходит освобождение от этой биологической предопределенности, потому что она несовместима с общественными условиями жизни. Если животное не может быть ничем другим, кроме того, что оно есть, и не может действовать иначе, чем ему диктует эта специфическая действительность, т. е. соответствующий безусловный раздражитель, то что с него спрашивать? Но такой способ жизни совершенно несовместим с условиями жизни даже первобытного общества, в котором очень сильна регламентация: например, это нельзя трогать, хотя можно съесть, а это можно трогать, но съесть нельзя, т. е. устанавливается система общественных отношений, без которых общество не может развиваться и которые несовместимы с какими-то формами поведения. Поэтому получается систематическое затормаживание специфической чувствительности и в итоге — прекращение действия каких-то внешних объектов как безусловных раздражителей. Остается потребность. Органическая потребность. Она такая же, как у животных, но уже не сочлененная с отношением к объектам внешней среды. Потребность остается, а способы удовлетворения этой потребности, предметы, с помощью которых она удовлетворяется, диктуются уже системой общественных отношений. Следовательно, надо различать органическое и биологическое.
Органическое у человека, в том числе и органические потребности (в пище, питье, в сохранении тепла и т. д), такое же, как и у животных, но это не значит, что у человека есть только органические потребности. А биологических потребностей у человека нет, поэтому сама постановка вопроса: «биологическое и социальное» — ложная. У человека нет биологических потребностей, есть лишь органические, а это совсем другое дело. И это органическое имеет величайшее значение. Оно не специфическое и не определяет формы поведения. Биологическое мыслилось так же, как органическое, и не разделялось. Разделите их, и получится формула «органическое и социальное». Так ведь это же совсем иное решение задачи, ведь органическое не предопределяет форму поведения!
Во всех настоящих творческих задачах самая большая трудность заключается в том, чтобы разделить то, что раньше не разделялось.