В записке, которую я получил, спрашивается о том, как связаны между собой категория ценности и категория полезности. Отвечаю: вопрос о происхождении человеческих ценностей и их отношении к полезности пока не решен. Мы можем много и успешно действовать и не решая этот вопрос, однако, как бы ни образовывались ценности (даже каким-то ложным, окольным путем), важно то, что в результате получается качественно новое по своей природе. Не нужно рассматривать ценность как приукрашенную полезность. Каково бы ни было их происхождение, моральные ценности имеют самостоятельное значение, и без них человеку нельзя ни существовать, ни действовать волевым образом. Без морально-ценностной базы человек совершает грубые ошибки. Вспомните рассуждения молодого человека о судьбе С., погибшего при спасении ребенка. Вот они как раз и представляют собой такую ошибку. Он начинает рассуждать так: а что было бы полезнее — спасти ребенка или сохранить свою жизнь? Кто полезнее — маленький ребенок, из которого еще неизвестно, что будет, и в которого еще так мало вложено, или уже сформировавшийся человек? Этот вопрос можно рассматривать с разных сторон, и даже ЭВМ не смогут дать верный ответ.
Во второй записке спрашивают о Раскольникове из романа Достоевского «Преступление и наказание». Весь конфликт в этом романе заключается в том, что человек под влиянием разных обстоятельств не может найти сразу правильную позицию, правильную оценку. Вначале он к этому вопросу походит утилитарно. А Достоевский боролся против утилитарности. Раскольников, этот молодой человек, полный сил, надежд, желаний принести обществу пользу, считал, что какая-то старуха коптит небо, т. е. пользы от нее никакой, но она имеет деньги, живет на проценты, обирает всех. А у него денег нет Что же полезнее? И вот герой этого романа сначала подменяет моральные ценности вопросом полезности. У него выходит так- какая-то старуха-паразит — и он, имеющий большое желание принести пользу людям. Значит, старуху надо убить, деньги забрать и обеспечить себе карьеру будущего благодетеля человечества. Но что-то его мучает, и это мучение изображается как борьба в нем двух начал — добра и зла, и только потом, когда он совершил преступление, то понял: дело не в том, что старуха не стоит доброго слова, а в том, что никому не дано право лишить ее жизни. Преступление Раскольникова состоит именно в этом, и наказание, которое он покорно принимает, следует именно за эту ошибку.
Потому и интерес к Достоевскому каждый раз возникает в известные периоды расшатывания моральных ценностей. Ведь он обладал необыкновенно болезненной чуткостью к нарушению моральных ценностей. А отделить моральные проблемы от проблем полезности он не умел, потому что жил в исторический период господства утилитаризма.
С точки зрения полезности, самое важное — это не смешивать, а разделять эти вещи. И в письме о гибели С., который спас ребенка, подруга С. пишет, что она не может согласиться, когда говорят о бесполезности гибели С. Да, с точки зрения полезности, трудно сказать, что полезнее: жизнь С. или жизнь этого ребенка. А с точки зрения моральной, можно сказать таю хотя С. и погиб, но его гибель утверждает правое дело, моральность. Так что не зря он погиб. Есть люди, которые всё это видели, и вот для них поступок С, без всякой теории, есть такое влияние, которое нельзя захменить никакими сло- вами. Так что не зря погиб. Тоже в газете я прочитал о еще более ос- трохМ случае Провалившись под лед, тонула женщина. Ее бросился спасать хМолодой милиционер, и оба погибли. И вот начинаются рассуждения: а что было бы лучше — бросаться ему ей на похчощь и погибнуть сахмохму или же пусть бы она одна погибла? Но ведь так хможно очень далеко зайти. Как вы понимаете, это опять недопустимое смешение категорий — полезности и ценности. Поэтому чрезвычайно важно разделять эти две категории полезности и ценности, — независимо от того, каково их происхождение. Разделять их нужно для того, чтобы правильно решать основной вопрос — проблему воли
Я вам расскажу историю, которую услышал от одного офицера. Во время войны он был командиром взвода. Однажды ввзвод залег по одну сторону железнодорожной насыпи, а противник — по другую.
Нужно было преодолеть эту насыпь и атаковать. Он должен был поднять бойцов и послать на смертельную опасность, а сам остаться на месте, чтобы командовать боем. Это создавало у него мучительную моральную проблему Он думал: меня никто бы не упрекнул, если я бы со всеми бросился на врага, а то я поднял других, а сам остался на месте. А почему он не может броситься вместе с другими? Да потому, что в случае его гибели ввзвод останется без командира, а это еще большая опасность, значит, для него здесь не может быть никакой моральной проблемы, ведь это не он сам решает, бросаться ему на врага или нет. Вот если бы он сам решал — это другое дело. Он боялся упрека, и неправильно боялся. В данном случае большей опасностью было оставить взвод без командира, чем разделить с ними опасность боя. И здесь бы не было проблемы выбора между полезностью и моральными ценностями, если бы не путалась и другая сторона. Моральные ценности не являются ни вечными, ни индивидуальными. Они не бывают лишь для одного человека. Каждый человек должен руководствоваться моралью своего общества. Но личностная природа ценностей — важный момент И вот это сталкивание понятий вызывает у людей затруднения. Ценности имеют значение для всех, а не только для «я». Вообще, нужно различать понятия выгодности и ценности. Иногда стоит подумать, выгодно или не выгодно это делать, т. е. речь идет о выгоде, а не о нравственной стороне.
Командир должен был бросать взвод в атаку и командовать им А вот как он командовал — это совсем другое дело. Тут можно, скажем, отвлечь противника, прибегнуть к каким-то хитростям — одним словом, возможны разные технические решения стоявшей задачи Потом его, конечно, могли и упрекнуть, если он выбрал не лучшее решение В связи с этим мне вспоминается пример взятия Суворовым крепости Измаил. Она считалась неприступной, но Суворов решил взять ее и для этого специально тренировал войска, как подбираться к крепостным стенам, как ставить штурмовые лестницы и т д., т. е. сначала он принял волевое решение, а потом принимал меры к его техническому осуществлению.
И еще один пример из большой истории Александр Македонский, прежде чем стал знаменитым полководцем, в 17 лет стал наследником престола. Воспользовавшись его молодостью, взбунтовались многие города, покоренные его отцом И вот интересно, какую
тактику выбрал Александр. Ее можно назвать «тактикой отчаяния». Он атаковал взбунтовавшиеся города с тех направлений, которые считались неприступными и поэтому слабее охранялись. Его военные советники считали его выбор ошибочным. Но Александр принял именно такое волевое решение. А затем принял меры для технического обеспечения этого решения. Эти две вещи нельзя смешивать — волевое решение и его реализацию. Реализацию, т. е. техническое обеспечение, можно подготовить тщательно, насколько это возможно. Ну а если она застает вас врасплох, что же делать? Помните, как молодой милиционер бросился спасать женщину? Технически он действовал не слишком правильно и погиб, но упрекнуть его в том, что он бросился на помощь, нельзя. Нравственная оценка его действий совершенно недвусмысленная.
В проблеме воли самое важное — это моральная ориентация, которая как бы обосабливается от техники исполнения. А техника исполнения — это совсем другое дело, т. е. реальная форма решения задачи — это вопрос второго порядка.
Поскольку все люди разные, то и моральные ориентации у них тоже бывают разные. Это открывает еще одну характерную черту тех задач, которые решаются с помощью воли. Например, задача может казаться вам недоступной, но принципиально ее можно решить. Всегда есть условия и средства, которые помогут решить эту задачу Если и не вам, то кому-то другому. Задача принципиально имеет решение, надо только его найти. А вот задача воли — это такие ситуации, которые не закончены И это очень важно, так как многие путают себя попытками тщательным образом рассчитать, взвесить все обстоятельства Характерная особенность волевой ситуации в том, что она всегда имеет больше чем одно решение Вас пытаются убедить, чтобы вы что-то сказали, а вы можете сказать, но можете и не сказать. Значит, есть две возможности, ситуация не закончена, и принципиально не закончена Интересны свидетельства людей, которые побывали в застенках гестаповцев, они часто вспоминают, что они боялись того, что не выдержат пыток. И вот самое глупое в такой ситуации — это начать оценивать, выдержу ли я или не выдержу, сильный я или слабый и т. д. Этого никто не может оценить и никто не знает Но есть вещь, которая помогала слабым людям выдерживать страдания не скажу! Это очень интересные свидетельства Тут нечего рассчитывать, да и ничего нельзя рассчитать, так
как вы не знаете, как на вас будут действовать, с какой стороны и т. д. И как вы будете это взвешивать? Например, если ваших близких будут истязать у вас на глазах? В волевых ситуациях есть, по крайней мере, всегда две возможности. И воля-то и заключается в том, что вы принимаете решение и придаете ей, ситуации, однозначное выражение.
Волевые ситуации еще можно охарактеризовать как ситуации возможного. Воля и есть перевод возможного в категорию действительного. И основное условие такого перевода — это четкое разделение ценности и полезности.
Теперь об отличии воли от так называемого волюнтаризма. Волюнтаризм — произвольное принятие решения: как хочу так и делаю! Волюнтаризму присуща необоснованность. Это очень характерно для идеалистических теорий воли, для которых вообще воля — это не первичная сила, которая сама уже ничем не объяснима, но которая, вмешиваясь в события, придает им тот или другой ход. Этот оттенок, к сожалению, очень часто проскальзывает в представления о воле. Я подчеркивал, что ценности, на которые ориентируется воля, никогда не имеют индивидуального характера. Они выступают как объективные ценности. И это важно различать.
Это сделать очень трудно. У людей, склонных к волюнтаристским решениям, часто происходит отождествление того, что они считают верным, с тем, что есть на самом деле. Характерная особенность этих решений — их произвольность, они не основаны на анализе ситуации!
Подлинно волевое решение исходит из объективных оснований, утверждающих одну ценность в отличие от другой Оно всегда предполагает объективный расчет, только не непосредственной полезности, а ценности в смысле общей ориентации поведения. После поражения первой русской революции Плеханов сказал: «Не надо было браться за оружие!» А Ленин на это ответил: «Нет, нуж- н© было!» Потому что моральный вред от царского диктата и насилия был гораздо более опасен, чем прямое поражение. А поражение означало, что противник оказался сильнее. Значит, надо лучше подготовиться Но не оставаться в моральном подчинении, как считал Плеханов Потому что нет большой заслуги действовать в условиях обеспеченных шансов на успех Собственно, тогда и воли не требуется. Если вы знаете, что вам обеспечен успех, то при чем же здесь
воля? Воля всегда несет в себе начало риска. Это надо понимать. Если бы риска не было, если, скажем, вы решили что-то сделать, но не получилось и вы ничего особенно не проиграли, — подумаешь, какая задача воли тогда стояла. Волевое решение есть всегда смелость принять известный риск: но ведь это возможно только тогда, когда есть ценности, ради которых стоит рисковать.
Остается последний вопрос — о воспитании воли. Важно учесть, что всякая волевая ситуация имеет в виду моральные ценности, а моральные ценности существуют только в общественной жизни. В мире животных моральных ценностей нет. Воспитание воли возможно только в коллективе. Вне коллектива воля лишается всякого основания. Для анализа воли очень хороши материалы, собранные Макаренко, хотя они собраны в очень специфическом коллективе и очень специфических условиях, которые, с одной стороны, создавали большие внешние трудности, а с другой стороны, очень упрощали обстановку и задачу. Несмотря на это, Макаренко нашел очень важные вещи, которые при достаточном обобщении могут быть использованы для воспитания воли. Например, там очень интересно представлен момент мотивации, создания этих ценностей. У Макаренко это получило такую яркую форму: когда прибывают новые колонисты, то их переодевают во все новое и чистое, а старую одежду публично сжигают. И это носило ритуальный характер, что очень важно, так как сжигаемые вещи воплощали прежние ценности. Так вот, ритуал это заключался в том, что прошлое колониста предавалось забвению Беспризорные не любили разбираться в своем прошлом А тут всё иначе, всё сначала Это — первая мотивация, с которой начиналась жизнь беспризорных в колонии Очень ясно выступает и вторая черта создание схемы поведения. Но в общем все было относительно просто, они сами должны были зарабатывать себе на жизнь и на какие-то более интересные свои нужды. В современных коллективах, не стесненных такими жесткими условиями, это сделать не так-то просто. В колонии можно было выбрать, где работать, но уже работать без дураков. Были, конечно, случаи, когда беспризорники пытались не подчиняться распорядку жизни в колонии, и после довольно жестких напоминаний их исключали. Там была очень четкая программа жизни (если хотите, схема ориентировочной основы деятельности), как себя вести, как жить. Там было все очень ясно, и в этом было большое преимущество Вся
жизнь в колонии проходила под очень жестким и непрерывным контролем: вот есть дело, есть люди, которые тебя «поворачивают», — это материальная формула всех отношений, которые должны быть созданы. С точки зрения воспитания было очень выгодно, что колонии были лишены центрального обеспечения и должны были все делать сами.
Следующей и очень интересной ступенью является то, что затем стали появляться колонисты, которые выполняли работу без непосредственного контроля за их деятельностью. На эту ступень нужно было подняться, так как сначала этого не было. Помните, как один из таких получивших доверие идет выполнять поручение и все время проговаривает, что и как он должен делать.
Последняя стадия состоит в том, что люди эти живут естественным образом, они уже не думают о том, что нужно и почему именно так нужно, ибо это уже естественная колея их жизни. И когда они встречаются с отклонениями, это вызывает резко отрицательную реакцию. Это очень характерные моменты, которые напоминают знакомые нам типы формирования, только в данном случае формирование моральных установок, моральной ориентации поведения.
В чем различие между понятием ценности как центрального момента в волевом решении и основными категориями современной американской психологии установки?
Установка рассматривается с фактической стороны дела без особенного акцента, на что, собственно, эта установка направлена. Установка — это какой-то эмпирический факт Понятие ценности у них не пользуется большим успехом, потому что понятие ценности используется только в религиозной философии, идеалистической философии, и это для них характерная вещь — ценности отрываются от всего земного. Что касается земной жизни, так тут господствуют только полезности, и тут вопрос, на какую именно установку опираться: с пользой для меня, для моей жены, т. е. какая польза берет верх? Для американской психологии очень характерно понятие мотива как движущего побуждения. Еще Аристотель, большой умница, впервые выдвинул идею мотива как того, за что человек отвечает. Вы отвечаете не за побуждение, а за то, что вы последовали этому побуждению. Сократ признавался, что от рождения был наделен бурными страстями, но сумел побороть их и вести себя таким образом, что стал учителем нравственности Человек отвечает вовсе не за
побуждения, а за то, что следует за этим побуждением. Это имеет громадное практическое значение. Есть же целые юридические институты и другие учреждения, которые рассматривают вопрос о том, а был ли человек, совершивший проступок, в состоянии регулировать свое поведение. Может быть, он был в болезненном состоянии и не мог контролировать свои действия? Тогда он освобождается от ответственности, его не осуждают, хотя и могут направить в специальное лечебное учреждение под строгий контроль врачей. При совершении проступка всегда разбираются, был человек вменяем или нет. А вменяемость и есть состояние человека, когда он может не следовать самому сильному давлению, если считает его отрицательным. А если он последует ему и был в нормальном состоянии, тогда он отвечает за безвольный поступок. Это очень важный момент — вменяемость, ответственность. Мотив здесь то, за что человек отвечает.
«А не кажется ли вам, что все революции делаются только с точки зрения полезности?» — спрашивают у меня. Видите ли, с точки зрения полезности класса так можно сказать. Но это вопрос не полезности, а движущих сил общественного развития. Если бы это было так, то все равно перед человеком стоял бы вопрос: если это кому-то полезно, пусть они и делают, а почему я должен принимать в этом участие? Выиграет дело, я присоединюсь. А пока неясно, подожду. Те же, кто руководят революцией, не могут исходить из того, что она делается только для полезности. Если уж делать революцию, то во имя более справедливого общества. Иногда бывают и реакционные перевороты, но это другое дело. А прогрессивные революции всегда возглавляются идеалами очень высокими. Очень часто даже более высокими, чем они реально осуществляются. Вы помните, идеалы «свободы, равенства и братства» во Французской революции конца XVIII века были великолепны, но потом оказалось, что свобода одинакова, но у одного есть деньги, а у другого — нет. Революция может и победить, но вы-то можете погибнуть в ней и ничего не получите. Значит, не могут люди участвовать в таких вещах, исходя из лозунга, что это кому-то полезно. На одной полезности для какой-то группы людей большие дела не делаются. Даже ради класса и то вы не будете делать, если не представите себе, что это те же люди, они заслуживают такого же отношения, и речь идет о более высоких идеалах человечества.
ща
В античное время раб считался «говорящим орудием», хотя рабом становился свободный человек, которого взяли в плен или он был чьим-то должником. Стал рабом — перестал быть человеком. Когда же стали восставать против рабства, то была выдвинута идея равенства всех людей.
Любое революционное течение всегда сопровождается более высокими идеалами, иначе оно не может возглавляться, так как каждый будет думать только о своей выгоде. Другое дело, что революции идут на ПОЛЬЗУ более широкому классу, но во имя чего они совершаются?
Вот занятный вопрос: «Если под пыткой согласишься с ложным обвинением, как тогда быть?» Между прочим, часто так и бывало. Прочтите книгу «История инквизиции» — это совершенно страшная вещь. Когда жертвы спрашивали своих палачей-инквизиторов, в чем их обвиняют, те отвечали одной фразой: «Скажите правду!» Так что не думайте, что этого можно будет избежать. Как выколачивать признание, человечество давно додумалось.