Я хочу кое-что рассказать вам о браке, в котором я состою вот уже свыше сорока семи лет! Кому-то из вас это может показаться невероятным мещанством, но я с таким мнением не согласен. Нас с Хеленой самих восхищает, насколько гармоничной остается наша совместная жизнь, и мы даже удивляемся, почему нам так повезло. Я не смогу ответить на эти вопросы, но хочу поведать вам кое-что об истории нашего союза — настолько объективно, насколько у меня получится. Возможно, вы что-то для себя извлечете из моего рассказа.

Когда мы с Хеленой учились в средней школе, мы жили в одном квартале пригорода Чикаго. В нашу компанию входили и другие мальчики и девочки, впрочем, у нее всегда было больше друзей, чем у меня. Когда мне исполнилось тринадцать лет, моя семья переехала, и я не припомню каких-то особых страданий из-за разлуки с Хеленой, да и переписки между нами тоже не было.

Поступив в университетский колледж, я с удивлением обнаружил, что она выбрала тот же самый университет, хотя ее интересы были совершенно иными. Хелена стала первой девушкой, с которой я встречался в колледже, главным образом потому, что я робел встречаться с новыми знакомыми. Но когда я начал встречаться с другими девушками, я смог полнее оценить многие ее качества — мягкость, прямодушие, интеллигентность (не академический интеллектуальный глянец, а готовность искренне задуматься о реальных проблемах, тогда как я больше поддавался искушению блеснуть эрудицией. Мне помнится, что я иногда стыдился ее в компаниях, так как она производила впечатление человека, не отличающегося всесторонней образованностью).

31

Наши дружеские отношения углублялись. Мы ходили в походы и устраивали пикники, так что я смог посвятить ее в свой мир любви к природе. Хелена же научила меня танцевать и хотя бы изредка получать удовольствие от общественной жизни. Мои чувства к ней становились все серьезней и серьезней. Я ей нравился, но она отнюдь не была уверена, что хочет выйти за меня замуж. Затем я в силу некоторых личных обстоятельств на год оставил колледж, но продолжал писать ей письма, все более и более страстные. Когда я вернулся, Хелена уже окончила колледж и получила в Чикаго место художника по рекламе, так что мы большую часть времени по-прежнему были в разлуке. И вот наконец она сказала мне «да». После того вечера, когда она призналась, что любит меня и хочет за меня выйти, я всю ночь провел в грязном, дребезжащем поезде, чтобы успеть на занятия в колледж. Может быть, кого-то это и расстроило бы, но только не меня. Я был просто на седьмом небе! «Она любит меня! Она любит меня\» Этот всплеск радости я не забуду никогда.

Однако прежде чем пожениться, мы еще двадцать два месяца жили врозь и вели многотомную переписку (сегодня ее заменили бы разговоры по телефону). К счастью, мне удалось во время учебы на последних двух курсах колледжа обзавестись своим бизнесом, который принес невероятно много денег, — достаточно, чтобы жениться перед поступлением в аспирантуру.

Наши родители одобрили наш выбор, но не сам брак. Жениться, не закончив образования! На что же я буду содержать жену? Неслыханно! Тем не менее мы поженились (в возрасте двадцати двух лет) и вместе уехали учиться в аспирантуру. Оглядываясь назад, мы с Хеленой видим, что это было одно из самых мудрых наших решений.

Оба мы были сексуально неопытны и абсолютно наивны (хотя считали себя весьма искушенными). И все же многие месяцы мы жили в счастливой романтической дымке — ведь мы уехали за тысячу миль от с^воих родителей (отличная идея!), подыскали себе в Нью-Йорке квар-

32

тирку (самую маленькую в мире!), обставили ее в своем вкусе и преданно любили друг друга.

Поскольку мы решили отправиться в Нью-Йорк вдвоем, мы могли вместе развиваться. Хелена ходила со мной на многие лекции. Я учился у нее живописи. Мы обсуждали книги и спектакли, которые могли позволить себе при нашем безденежье. Мы с ней невероятно выросли в своих представлениях о религии, политике и обо всех актуальных проблемах. Она работала неполный день, а у меня была постоянная работа по выходным, но все же мы находили уйму времени друг для друга и учились делиться друг с другом своими идеями, увлечениями, чувствами — во всех областях, кроме одной.

Я начал довольно смутно осознавать, что наши сексуальные отношения, как ни восхитительны были они для меня, для нее таковыми не являлись. Я, впрочем, отдавал себе отчет в том, как мало мне доступен глубинный смысл ее фраз: «Ой, только не сегодня!», «Я слишком устала» или «Давай отложим это на потом». Нет сомнений, что ситуация угрожала стать критической.

В этот момент к нам на помощь пришла чистая случайность, хотя, как это бывает с большинством счастливых случайностей, нужно было суметь ею воспользоваться. У себя в аспирантуре я узнал, что одному психологу, доктору Дж. В. Гамильтону, понадобятся еще несколько молодых женатых мужчин для участия в заключительном этапе его исследований. Кажется, участникам предлагалась какая-то плата, чем можно объяснить ту стремительность, с какой я ухватился за открывшуюся возможность (фактически данная работа Гамильтона предвосхищала исследования Кинси, отличаясь большим вниманием к личностным аспектам, и характеризовалась высоким профессиональным уровнем, хотя так и не приобрела широкой известности). Я приходил в кабинет доктора Гамильтона для участия в двух или трех продолжительных опросах. Он так спокойно и непринужденно расспрашивал обо всех аспектах моего полового развития и моей половой жизни,

2 - 5001

33

что постепенно я стал отвечать почти с такой же непринужденностью. Мне удалось уяснить для себя одну вещь — я, в сущности, не знаю, был ли когда-нибудь у моей жены оргазм. Она часто выглядела вполне удовлетворенной нашими отношениями, поэтому я предполагал, что знаю ответ. Оказалось — и это главное, что я узнал, — те аспекты личной жизни, о которых, я думал, невозможно говорить, могут обсуждаться открыто и непринужденно.

И тогда возник вопрос, сумею ли я применить эти знания в своей личной жизни? Я приступил к пугающему процессу обсуждения — настоящего обсуждения — с Хеленой наших сексуальных отношений. Пугающим он был потому, что любой вопрос и любой ответ делали кого-то из нас таким уязвимым — для упреков, критики, насмешки и даже неприязни. Но мы справились с этим! Каждый из нас научился гораздо глубже понимать то, как другой воспринимает нашу половую жизнь, какие у него есть желания, табу, что его удовлетворяет, а что вызывает недовольство. Поначалу это дало нам только больше нежности и взаимопонимания, больше радости, но постепенно привело нас не только к возможности оргазма для Хелены, но и к полноценным, устойчивым, гармоничным и взаимно обогащающим сексуальным отношениям, в рамках которых мы могли обсуждать между собой любые новые трудности, если они возникали.

Это оказалось крайне важным для нас и, несомненно, спасло от глубокого отчуждения, которое могло развести нас в разные стороны. Но еще важнее было то, что мы поняли: те вещи, которые, кажется, невозможно открыть другому человеку, могут быть ему открыты; проблемами, которые вы якобы должны держать при себе, можно поделиться. Хотя мы много раз забывали об этой истине, она всегда возвращалась к нам в трудные времена.

Я, конечно, не стану и пытаться рассказывать всю историю нашего брака. Бывало, что мы отдалялись друг от друга, а потом снова становились близки. Периоды настоящей напряженности, разногласий, раздражения и страда-

34

ний — хотя мы не из тех, кто часто ссорится, — сменялись периодами страстной любви и взаимной поддержки. Но мы неизменно продолжаем всем делиться друг с другом. Ни один из нас не погружается в свою жизнь и в свои занятия настолько, чтобы не найти времени поговорить с другим.

Есть одна раздражающая привычка, которая иногда проявлялась у нас обоих, хотя у меня гораздо чаще, чем у Хелены. Когда один из супругов на людях высмеивает или унижает другого, причем почти всегда в качестве шутки, — неприятности гарантированы. Должно быть, из-за реакции самозащиты я никак не могу подобрать простенький конкретный пример собственного поведения, поэтому позаимствую его из поведения одной супружеской пары, недавно бывшей у нас в гостях. Мы говорили о пьянстве, когда муж «шутливо» заметил: «Конечно, моя жена слишком много пьет». Жена вспыхнула, потому что посчитала это несправедливым и ей было обидно, что ее критикуют при посторонних. Муж же сказал лишь: «О, я просто пошутил». Я тоже грешу такой манерой поведения, но Хелена, когда мы возвращаемся домой, решительно призывает меня задуматься над этим. Я начал видеть в этой манере то, чем она и является, — лазейку для малодушных. Если у меня появляются некие негативные чувства в связи с чем-то, что делает Хелена, мне следует собраться с духом и сказать ей об этом, когда мы одни, а не «шутливо» подкалывать ее где-то в компании. Точно так же я понял — еще в самом начале нашего брака, — что тот сарказм, который стал неотъемлемой составляющей атмосферы в доме моих родителей, где мы постоянно пускаем друг в друга словесные стрелы, глубоко ранит мою жену, просто нестерпим для нее. Я многому от нее научился (как и она от меня).

Один из вопросов, в котором мы никогда не имели полного согласия, — допустимы ли между хорошими супругами собственнические отношения. Я говорю, что нет. Она говорит, что да. У меня сложилась настоящая привязанность к другой женщине, привязанность, которая, на мой

2*

35

взгляд, не исключала Хелены, а дополняла мою любовь к ней. Хелена вообще такого не понимала и очень расстраивалась. То была не столько ревность, сколько подспудный гнев на меня, который она обратила внутрь, чувствуя себя «заброшенной» и неполноценной женой. В данном случае я должен благодарить нашу взрослую дочь за то, что она помогла Хелене понять ее подлинные чувства и восстановить откровенное общение между нами. Когда мы с Хеленой смогли поговорить о своих подлинных чувствах, решение проблемы оказалось возможным, и мы остались добрыми друзьями с той женщиной, которая представлялась Хелене такой опасной. Кстати сказать, и я, и Хелена во многих важных случаях получали серьезную помощь от наших детей, и это трудно переоценить.

Я думаю о том, что мы всегда оказывали друг другу поддержку в периоды личных переживаний или страданий. Я хотел бы рассказать о двух случаях, когда Хелена оставалась рядом со мной, и об одном случае, когда Хелена, я уверен, чувствовала, что я рядом с нею.

Вот первый из этих примеров. В сорок с лишним лет у меня выдался период длительностью почти в год, когда я не испытывал абсолютно никакого полового влечения — ни к Хелене, ни к кому бы то ни было. Никаких медицинских причин для этого не обнаружилось. Хелена сохраняла уверенность, что нормальная потенция вернется ко мне, и просто «оставалась рядом со мной» в моих невзгодах. Нетрудно найти для объяснения несколько психологических причин, но в моем случае «не сработала» ни одна из них. Причины остаются для меня загадкой. Однако спокойная, любовная уверенность моей жены много значила для меня и, возможно, оказалась лучшим лечением. Как бы то ни было, я постепенно вернулся к сексуальной норме.

Более серьезный кризис возник в связи с невероятно затянувшимися, плохо выстроенными психотерапевтическими взаимоотношениями, которые сложились у меня с пациенткой, страдающей сильной шизофренией. Это долгая история, но достаточно сказать, что я, отчасти из-за

36

своего стремления во что бы то ни стало помочь этой девушке, дошел до того, что не мог отделить собственное «Я» от нее. Я буквально утратил свое «Я» и уже не понимал, где проходят его границы. Попытки моих коллег помочь мне не имели успеха, и у меня появилась убежденность (думается, не без оснований), что я схожу с ума.

Однажды утром, проведя час или около того в своем кабинете, я просто запаниковал. Вернувшись домой, я заявил Хелене: «Я должен убраться отсюда. И как можно дальше!» Она, конечно, кое-что знала о тех трудностях, с которыми я сталкиваюсь, но ее ответ оказался настоящим бальзамом для моей души. Она сказала: «Хорошо, отправляемся прямо сейчас». После нескольких телефонных звонков моим коллегам с просьбой взять на себя мои обязанности и торопливых сборов мы через два часа уехали и не возвращались свыше шести недель. В моем состоянии наблюдались подъемы и спады, а вернувшись, я прошел курс психотерапии у одного из своих коллег, что тоже мне здорово помогло. Однако здесь я веду речь о Хелене: на протяжении всего этого периода она сохраняла уверенность в том, что это мое состояние рано или поздно пройдет, что я не безумен, и всеми способами проявляла заботу обо мне. Молодец! Только так я могу выразить, насколько ей благодарен. Именно это я подразумеваю, говоря, что в критические моменты моей жизни она оставалась рядом со мной. Я пытался сделать то же самое для нее, когда у нее были свои болезненные переживания.

Мать Хелены перенесла в старости несколько тяжелых сердечных приступов. Плачевным (хотя и часто встречающимся) следствием этого стали разительные перемены в ее характере. Вместо доброго и приветливого человека с ярко выраженными интеллектуальными интересами появилась брюзгливая, страдающая подозрительностью, а иногда и намеренно язвительная личность. Это было ужасно тяжело для ее дочерей, и особенно для Хелены, которая всегда была очень близка с матерью и теперь невыносимо страдала от ее жестокости. Жить вместе с матерью стало

37

невозможно, а оставить ее одну Хелена тоже не могла. Пришла пора для трудного решения — поместить мать в какое-то заведение с надлежащим уходом (лучше всего — в дом призрения), примирившись с тем фактом, что она уже не тот человек, каким была. Хелена чувствовала себя ужасно виноватой из-за того, что так поступает со своей матерью, а та изощренно обостряла это чувство вины. На протяжении шести долгих и очень трудных лет я, надеюсь, «оставался рядом» с Хеленой. Она навещала мать дважды в неделю и страшно переживала после этих визитов. Возможно, я не избавил ее от этих чувств, но дал ей понять, что считаю все обвинения несправедливыми, решение — верным, и убежден, что никто лучше ее не смог бы вести себя в такой печальной и сложной ситуации. Я знаю, что, «оставаясь рядом», был для нее источником помощи и поддержки. Наш сын, врач, тоже немало сделал для нее, помогая понять развившиеся у ее матери соматические и психологические дисфункции и не принимать ее жалобы близко к сердцу.

Оглядываясь теперь на нашу совместную жизнь, я вижу определенные факторы, которые кажутся мне самыми главными, хотя я, естественно, не могу быть объективным.

Мы выросли в одной и той же среде, поэтому у нас были одинаковые воспитание и система ценностей. Мы хорошо дополняли друг друга. Кто-то предположил, что из всех типов брака два находятся на противоположных концах диапазона. В первом случае это — брак «зубчатого сцепления», когда каждый из партнеров восполняет недостатки другого и супруги уютно «притираются» друг к другу, иногда даже чересчур безмятежно. На другом конце — конфликтный брак, когда успешность союза обусловлена тем, что супруги постоянно прилагают усилия для конструктивного разрешения множества конфликтов, которые иначе разрушили бы их брак. Наш союз находится где-то в середине диапазона, хотя чуть ближе к точке «зубчатого сцепления». Я склонен к застенчивости и одиночеству; для Хелены общение более естественно и ком-

38

фортно. Я порой зацикливаюсь на своих занятиях; она же часто предлагает: «Почему бы нам не сделать то или это?» или «Почему бы нам не съездить куда-либо?» Я нехотя соглашаюсь, однако по ходу дела проявляю больше авантюризма и ребячества, а Хелена ведет себя солиднее. Я — практикующий психотерапевт, интересующийся исследовательской работой; она — художница и давняя активистка движения за планирование семьи. Мы имели возможность многое почерпнуть из области интересов друг друга. Мы также сумели конструктивно разрешить большинство наших конфликтов и трудностей.

Соответственно, наряду с совместной жизнью, у каждого из нас всегда была своя отдельная жизнь и свои интересы. Поэтому между нами никогда не было прямого соперничества. Если мы оказывались на грани таких отношений, это было неприятно. Когда я на время увлекался живописью и мне удавалось одно-другое сносное полотно, у Хелены происходило смятение чувств. Когда я видел, что она гораздо лучше меня помогает какому-то человеку в его проблемах, признаюсь, моей реакцией было: «О Боже мой! У нее получается лучше, чем у меня!» Однако эта ревность и это соперничество редко имели значение.

В одном отношении у нас на удивление мало разногласий — в том, что касается наших вкусов. Еще в начале нашего брака мы обнаружили, что нам, когда мы выбираем какую-то мебель, машину, подарок, даже одежду, нравится одно и то же. Иногда я могу сказать: «Хорошо, я уже для себя решил; когда выберешь — дашь мне знать». И после этого часто оказывается, что ее выбор совпадает с моим. У меня нет этому объяснений — я просто констатирую факт.

Когда у нас появились дети, она оказалась превосходной матерью. Себе как отцу я мог бы поставить за тот период только «тройку» — в то время я был гораздо больше озабочен тем, чтобы дети меня не беспокоили, а не тем, как они развиваются. Когда наши дети стали старше, я смог наладить с ними полное взаимопонимание, причем у меня это иногда получалось даже лучше, чем у жены.

39

Я думаю, что привел достаточно примеров того, как мы с Хеленой дополняем друг друга, причем надо отметить, что точка баланса иногда смещается. Например, я всегда читал больше, чем Хелена, но в последние годы, по мере того как мое расписание становилось все плотнее и плотнее, она стала читать больше меня и многое из того, что происходит в мире, я узнаю именно от нее.

Естественно, что каждому из нас порой приходилось лечиться от определенных недугов, но, по счастью, не одновременно, и в трудные времена мы всегда помогали друг другу.

Дэвид Фрост в одной из своих телепередач дал определение любви, которое звучит примерно так: «Любовь — это когда каждый больше заботится о другом, чем о себе». Полагаю, данное описание соответствует лучшим моментам нашего брака. Я осознаю также, что подобное определение любви может привести к несчастью, если один из партнеров неправильно поймет его и начнет бездумно жертвовать своим «Я» ради другого. Но в нашем случае это не так.

Наверное, самое глубокое утверждение, которое я могу высказать относительно нашего брака, — хотя и не знаю, как его должным образом обосновать, — сводится к тому, что каждый из нас всегда стремился к тому, чтобы другой рос как личность. Мы росли как личности, и оказалось, что мы растем вместе.

И наконец, несколько слов о нашей жизни сейчас, когда мы достигли библейских «семидесяти лет» (см. Псалтырь 89: 9—10: «...мы теряем лета наши, как звук. Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет...» — Прим. перев.). Мы так долго жили вместе и разделили столько радостей, трудностей и страданий, что вполне соответствуем определению любви по Трумену Капоте: «Любовь — это когда не надо заканчивать предложения». Например, в разгар каких-то событий Хелена может сказать мне: «А помнишь, как мы?..» — и я отвечу: «Конечно», — после чего мы вместе хохочем, потому что оба

40

подумали об одном и том же. И хотя наши сексуальные отношения уже не совсем такие, какими были на третьем и четвертом десятке лет жизни, наша физическая близость, наши объятия и взаимопонимание подобны струне, которая не только сама по себе звучит прекрасно, но и порождает множество могучих обертонов, складывающихся в гармонию, недостижимую для одной струны. Проще говоря, нам улыбнулась невероятная удача, хотя по временам приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ее удержать.

Чтобы вы не подумали, будто я гляжу на все сквозь розовые очки, должен добавить, что наши дети, в свой черед, столкнулись с полным набором супружеских проблем. Таким образом наши успехи в построении удовлетворительных взаимоотношений вовсе не стали гарантией для наших детей.