Я многому научился, консультируя одну молодую замужнюю женщину по имени Пег Моур. Хотя это было много лет назад, то, что ее заботило, и то, чему я научился, принадлежит к такому же «здесь и сейчас», как и послед-ний сингл с поп-музыкой. Я знал Пег как одну из своих студенток — бойкую, непосредственную, приветливую девушку с типично американской внешностью. Однако чуть позже она пришла ко мне на психотерапевтическую консультацию. Ее жалобы сводились к тому, что ее муж, Билл, держится с ней очень формально и замкнуто, ничего ей не рассказывает, не делится своими мыслями и не уделяет ей внимания; что сексуально они плохо совместимы и быстро отдаляются друг от друга. Я, было, подумал: «Как печально, что такая живая и привлекательная девушка вышла замуж за деревянного истукана». Однако, продолжая рассказывать о своих переживаниях, она со временем

27

сделалась более открытой, маска спала, и картина драматическим образом изменилась. Позднее Пег призналась, что испытывает глубокое чувство вины из-за своей жизни до замужества, когда она имела связи со многими мужчинами, по большей части женатыми. Она поняла, что ведет себя с мужем не так, как с большинством своих знакомых — весело и непосредственно, — а постоянно себя контролирует, сдерживает порывы. Пег также осознала, что предъявляет к мужу требование, чтобы он был в точности таким, каким она хотела бы его видеть. На этом месте консультации прервались, так как мне пришлось уехать из города. Далее Пег написала мне о том, что в данный момент чувствует, и добавила: «Если бы только я смогла высказать все это ему (мужу), я бы и дома оставалась самой собой. Но что после этого станет с его верой в людей? Разве я бы не вызвала у вас отвращения, будь вы моим мужем и узнай всю правду? Я предпочла бы быть "пай-девочкой", а не "куколкой". Я так все запутала».

После этого пришло письмо, которое, по-моему, стоит того, чтобы привести из него длинную цитату. Пег рассказывает, в какое раздражение она пришла и как несносно себя вела, когда однажды вечером к ним завалились гости. И вот что случилось, когда они ушли:

«Я чувствовала себя такой паршивкой из-за того, что так себя вела... Я пришла в уныние, злилась на себя и на Билла, в общем была в таком же минорном настроении, в какое пришли наши гости.

И тогда я решила сделать то, чего мне действительно хотелось и что я все время откладывала, так как думала, что для любого мужчины это будет слишком, — просто рассказать Биллу о том, что заставляло меня так ужасно себя вести. Это оказалось даже труднее, чем рассказать Вам, что тоже было для меня не очень-то просто. Я не смогла бы рассказать все в таких же подробностях, но я сумела отчасти описать свои неприязненные чувства по отношению к моим родителям, а потом даже больше — по отношению к тем "проклятым мужчинам". И вдруг он

28

сказал самое лучшее из всего, что я от него слышала: "Ладно, может быть, я помогу тебе с этим". Он вполне примирился со всем, что я успела натворить. Я объяснила ему, какой ущербной я иногда себя чувствовала, потому что мне не позволяли делать многих вещей, — я, например, даже не умею играть в карты. Мы с ним разговаривали, делились друг с другом и действительно разобрались во многих своих чувствах. Я не все рассказала ему о тех мужчинах — не назвала их имен, — но я дала ему понять, как много их было. И Вы знаете, он проявил такое понимание, что я стала доверять ему. Я теперь не боюсь рассказывать ему разные глупости об этих иррациональных ощущениях, которые появляются у меня в голове. А раз я не боюсь, то, может быть, скоро эти глупости перестанут меня преследовать. В тот вечер, когда я вам писала, я была почти готова отступиться, даже подумывала о том, чтобы сбежать из города (отделаться от всего сразу). Но я поняла, что так и буду вечно бежать от этого и не смогу быть счастливой, пока не разберусь во всем. Мы поговорили о детях, и, хотя решили с этим подождать, пока Билл не окончит колледж, я была счастлива от того, как хорошо мы все обсудили. Билл думает то же, что и я, о том, что мы должны сделать для наших детей, и, самое главное, о том, чего мы не хотели бы с ними сделать. Так что, если Вы больше не получите от меня отчаянных писем, знайте, что все идет так замечательно, как только можно ожидать.

И вот еще, чему я удивляюсь: неужели Вы с самого начала знали, что мне нужно сделать, чтобы мы с Биллом стали ближе друг к другу? Ведь это была та самая вещь, которая, как я твердила себе, Биллу не понравится. Я думала, что это подорвет его веру в меня и вообще в людей. Между мной и Биллом нагромождались всё большие барьеры, и он стал для меня чуть ли не чужим человеком. Единственное, что заставило меня это сделать, — понимание того, что, если я хотя бы не попытаюсь выяснить его отношение к вещам, которые меня тревожат, это будет нечестно по отношению к нему — ведь я не дам ему даже

29

шанса доказать, что я могу ему довериться. Он доказал мне даже больше: он тоже адски мучался со своими чувствами — по отношению к его родителям и еще многим другим людям» (Rogers, 1961, р. 316—317).

Сколько душевных сил растрачивается супругами, которые стараются в своем браке жить под чужими масками! Пег совершенно явственно ощущала, что окажется приемлема для мужа, только если сохранит фасад респектабельности. В отличие от Дженнифер, Пег имела некоторое представление о своих чувствах, однако была уверена, что стоит лишь показать их, как она будет категорически отвергнута.

На мой взгляд, значение этой истории не сводится лишь к тому обстоятельству, что Пег рассказала мужу о своем сексуальном прошлом. Не думаю, что это и есть тот урок, который надлежит отсюда извлечь. Я знал счастливые семьи, где кто-то из супругов скрывал от другого определенные факты своего прошлого, но не испытывал при этом дискомфорта. В случае Пег такая скрытность воздвигла настолько труднопреодолимый барьер, что у нее не получалось быть искренней со своим мужем.

Одно из простых правил, которое я считаю весьма полезным, сводится к тому, что при продолжающихся взаимоотношениях любое постоянно возникающее чувство лучше выразить открыто, а не подавлять его. Предваряющие условия приведены здесь не случайно. Только в случае устойчивых взаимоотношений и только в случае повторяющегося или неисчезающего чувства возникает необходимость раскрыть его другому человеку. Если этого не сделать, то невысказанное чувство постепенно отравит взаимоотношения, что и произошло в случае Пег. Поэтому мой ответ на ее вопрос: «Неужели Вы с самого начала знали, что мне нужно сделать, чтобы мы с Биллом стали ближе друг к другу?»— лишь подтверждается ее историей. Я уверен, что именно ее откровенный рассказ о своих подлинных чувствах спас их брак, но была ли необходимость посвящать Билла в подробности ее прошлого поведения — решить могла только она сама.

30

Кстати, спустя несколько лет я получил письмо, в котором сообщалось о рождении в их семье ребенка, из чего я сделал вывод, что отношения Билла и Пег окончательно наладились.