Эпидемический процесс как весьма сложный специфический процесс, протекающий в обществе, имеет свою основу и определенные ему присущие черты. Сложность и специфичность эпидемического процесса обусловлены не только численностью его составляющих биологических и социальных компонентов, но и многообразием специфических связей явлений, при­чинно-следственных отношений. Его возникновение, развитие, угасание или ликвидация хотя и имеют собственные закономерности, но вместе с тем они связаны, обусловлены или опосредованы наиболее общими законами природы и общества. В этой связи отражается единство материального мира, в котором, как указывает В. И. Ленин, «все опосредовано, связано в едино, связано переходами»^[16].
Человек является высшей ступенью развития животного мира. Следовательно, как представителю этого мира — Homo ему присущи биологические по своей природе определенные черты и качества. И в то же время,
только прекращается первое животное состояние, он становится Homo sapiens, zoopaliticon — мыслящим, разумным, социальным существом. Это обязывает в ходе изучения физиологических и патологических процессов, исходящих в организме человека, и, в частности, инфекционного про-
цесса учитывать не только биологическую природу человека, но и его спе­цифику как существа общественного (Л. В. Громашевский, 1949; Е. Н. Пав­ловский, 1951; И. В. Давыдовский, 1962). Иными словами, жизнь человека определяется законами природы и общества. Но законы природы, в том числе и биологические, и законы общества согласно марксистско-ленин­ской теории взаимодействуют по принципу взаимодействия законов каче­ственно различных форм движения материи; высшей форме движения мате­рии обязательно присущи и низшие, которые теряют самостоятельное зна­чение, «снимаются» и становятся подчиненными высшей форме, обладающей своими особыми закономерностями, определяющими ее качественное свое­образие.
Исходя из только что рассмотренного теоретического положения, можно утверждать, что человек как общественное существо подчиняется прежде всего общественным законам, поскольку его сущность заключается в общественных отношениях, представленных в нем самом. Но обществен­ные законы воздействуют на биологическую природу не прямо, между ними нет простой линейной зависимости. Они оказывают воздействие на основе тех предпосылок и через те механизмы, которые порождаются физиологией и биологией человека с присущими им специфическими закономерностями (И. В. Давыдовский, 1962; Б. Я. Смулевич, 1960, 1963; Ф. Т. Михайлов, 1963).
Из сказанного выше вытекает, что и инфекционный процесс как эволюционный биологический процесс противоречивого взаимодействия организма человека и чрез­вычайного раздражителя — микропаразита (И. П. Павлов, 1951; А. Д. Адо, 1952; А. Ф. Билибин и К. В. Бунин. 1956) также социально обусловлен. В данном случае социальные условия и природные факторы внешней среды опосредуются во внутрен­ней среде человеческого организма через биологические приспособительные меха­низмы. так же как и некоторые биологические процессы в организме человека опо­средуются через материальные условия жизни общества (Г. И. Царегородцев, 1962).
Рассматривая в широком аспекте проблему причинности в медицине, И. В. Давыдовский (1962) с полным основанием утверждает, что «познание этиологии болезней человека вне социальных факторов вообще невозможно». Именно поэтому не может быть принята как теория общей и инфекционной патологии теория «стресс» и «адаптационного синдрома» [Селье (Selye, 1950, 1952)1. Эта важная в методологическом и теоретическом отношении проблема соотношения «внутреннего и внешнего», социального и биологи­ческого в медицине, здоровья и болезней человека в биологическом социо­логическом освещении нашла правильное разрешение в капитальных иссле­дованиях и философских обобщениях советских ученых (И. П. Павлов и его школа, Д. К. Заболотный, 1929, 1957); Г. Ф. Вогралик, 1936; В. А. Баше- нин, 1938; Е. Н. Павловский, 1939, 1944, 1947, 1955; Л. В. Громашевский, 1941, 1949, 1953, 1959; Н. А. Семашко, 1954; T. Е. Болдырев, 1958; И. В. Давыдовский, 1954, 1956, 1962; А. Н. Рубакин, 1959; В. И. Ильичев, 1959; Б. Я. Смулевич, 1960, 1963; М. Н. Соловьев, 1961; Г. И. Царегород­цев, 1962, 1963; М. И. Барсуков, 1963; Ф. Т. Михаилов, 1963; Э. И. Стри- гачева, 1953; Л. Л. Шшуто, 1963) и прогрессивных ученых зарубежных стран (Николь (Nicolle, 1937), Фишер и Поппер (Fisher, Popper, 1953); Кастро (Kastro, 1957); Бейер и Винтер (Beyer, Winter, 1959); Бреслоу (Breslow, 1960); Д. Братованов, 1960, 1961; П. Вербев, 1960;
1950) ; М. Балш, 1961; Д. Коларов, 19621.
И если инфекционный процесс у человека как выражение противоре­чивых отношений в системе «паразит — хозяин» (Е. Н. Павловский, 1947) нельзя познать без учета влияния социальных условий, то без этого тем более невозможно познать сущность эпидемического процесса.
Влияние социальных условий на эпидемический процесс эмпирически установ­лено давно. Их значение в общей и инфекционной заболеваемости в той или иной степени признают и некоторые буржуазные эпидемиологи, гигиенисты и особенно социал-гигиенисты, хотя их исходная позиция и не является последовательной и за­конченной в научном смысле |Сталлибрасс (Stallybrass, 1936); Николь (1937); Фрост (Frost, 1938); Боурн (Bourn, 1942)' Вернет (Burnet, 1947); Занд (Sand, 1948); Лефф (Lei/, 1950); Унслоу (Winslow, 1952)).
Несомненная заслуга советских эпидемиологов и прежде всего Д. К- За­болотного (1927) и Л. В. Громашевского (1941, 1947, 1949, 1958, 1959,
1962) , их последователей и единомышленников (Г. Ф. Вогралик, 1936; М. Н. Соловьев, 1950, 1961; Ш. Д. Мошковский, 1950, 1959; Т. Е. Болды­рев, 1955, 1958; И. И. Рогозин, 1955, 1960, 1962; В. М. Рождественский, 1955; И. И. Елкин, 1957, 1958, 1959, 1960, 1962; С. В. Гуслиц, 1959), иссле­дующих этот принципиальный вопрос в теории, именно заключается в том, что теоретическое положение о роли социальных условий в эпидемическом процессе поднято на уровень научного закона. Исследования Д. К- Забо­лотного и Л. В. Громашевского по праву стали классическими. Проблема социального и биологического в эпидемическом процессе продолжает быть и теперь предметом оживленных и плодотворных дискуссий в советской лите­ратуре, на съездах и совещаниях (М. Н. Соловьев, 1950; С. Д. Белохвостов, 1953; Н. А. Немшилова, 1953; С. В. Гуслиц, 1953, 1955, 1957, 1958, 1959; Ф. Т. Коровин, 1954; В. М. Рождественский и В. И. Агафонов, 1955;
И. И. Елкин, 1956, 1957, 1962; Л. В. Громашевский, 1956, 1959, 1962;
В. М. Рождественский, А. П. Кузякин, И. С. Безденежных, В. И. Агафо­нов, 1956; Т. Е. Болдырев, Б. С. Бессмертный, И. И. Шатров, Е. С. Тыр- кова, 1958; В. С. Ильичев, 1958; В. И. Агафонов, 1959; В. М. Жданов, 1959; Ш. Д. Мошковский, 1959, 1962; Д. Братованов, 1960; В. Д. Беляков, 1960; П. Вербев, 1960; А. А. Часовников, 1962).
Всесторонне анализируя проблему соотношения биологического и со­циального в инфекционном и эпидемическом процессах, Л. В. Громашев­ский совершенно справедливо отмечает, что отдельный случай заразного заболевания содержит в себе достаточно материала для биологического его изучения, хотя оно и не исчерпывается только биологическими приемами. «Но сколько бы этих случаев мы не изучали подобными методами, от суммы их нельзя перейти к понятию эпидемии, если не подняться от понимания отдельного случая заражения к совершенно своеобразному по своей при­роде процессу, каким является эпидемия с ее социальным содержанием» (Л. В. Громашевский, 1949). Таким образом, эпидемия, или эпидемический, процесс по своему содержанию, т. е. по совокупности всех его характери­зующих элементов, является социальным. Но если эпидемический процесс является социальным по совокупности всех его элементов, то, логически рассуждая, его сущность как главная совокупность сторон и отношений, определяющая природу процесса, тем более должна быть признана социаль­ной. Все другие черты и признаки этого сложного процесса вытекают из сущности или обусловлены ею. Следует тут же отметить и особенно под­черкнуть, что признанием социальной сущности эпидемического процесса отнюдь не игнорируются биологические его стороны (эволюционно сло­жившиеся явление паразитизма, специфичность микропаразитов, роль ком­понентов географической среды), как это полагают некоторые авторы и среди них И. В. Давыдовский (1962), Д. Коларов (1962) и Л. Л. Шепуто (1963). Эпидемическому процессу несомненно свойственны определенные биологи­ческие черты и признаки. Но, представляя собой одну из сторон обществен­ной жизни людей (Т. Е. Болдырев, Б. С. Бессмертный, И. И. Шатров, Е. С. Тыркова, 1958), он детерминирован прежде всего социальными усло
виями, что и определяет его социальную сущность, лежащие в его основе закономерности.
Для возникновения эпидемического процесса необходимы три эле­мента (обязательные предпосылки или непременные условия): источ­ник инфекции, выработанный и закрепленный в процессе эво­люции механизм передачи возбудителя, и вос­приимчивость населения. Только совокупность этих эле­ментов в их взаимодействии создает возможность возникновения эпидеми­ческого процесса. Эта «триединая» формула Л. В. Громашевского, представ­ленная в форме научной абстракции, выделяет три основных элемента, без которых эпидемический процесс вообще не может возникнуть. Однако эти, хотя и основные, элементы эпидемического процесса сами по себе еще не являются его движущими силами. Основными движущими силами они становятся лишь тогда, когда в их взаимодействие органически включаются социальные условия и определенные факторы географической среды, или, если сказать точнее, когда их взаимодействие опосредуется социальными условиями и соответствующими факторами географической среды.
Таким образом, основные движущие силы эпидемического процесса представляют собой всю совокупность взаимодействия трех его обязатель­ных элементов, опосредованную социальными условиями и необходимыми факторами географической среды.
При этом нельзя не отметить, что ведущая роль как в распространении инфекционных болезней в обществе, так и в их предупреждении и ликви­дации принадлежит социальным условиям. Рассматривая закономерности эпидемического процесса с позиции признания определяющей роли социаль­ных условий, необходимо иметь в виду, что механизмах воздействия чрез­вычайно сложен. Это зависит прежде всего от многозначности и сложности социальных отношений, основой которых являются условия материальной жизни общества и главное из них —- способ производства материальных благ.
Социальные условия, оказывая на эпидемический процесс активирую­щее или, наоборот, подавляющее влияние, воздействуют на его элементы, как правило, не прямо, не непосредственно, а через многосторонние и мно­гостепенные связи.
Не вдаваясь в излишнюю детализацию, назовем лишь главные социаль­ные условия, воздействующие на эпидемический процесс. Здесь уместно подчеркнуть, что некоторые из них играют ведущую роль, поскольку от них зависит характер общественного строя и его развития; другие, будучи подчиненными главным, опосредуя взаимодействие трех элементов эпиде­мического процесса, также обусловливают количественные и качественные его изменения. Как уже отмечалось, таким главным условием является способ производства материальных благ, единство производительных сил и производственных отношений.
Способ производства выступает как материальная основа обществен­ной жизни, определяющая все ее стороны, общие и частные закономерности общественных явлений и процессов. Он определяет сущность и содержание общественно-экономических формаций, закономерность их развития и неиз­бежность перехода от низших к высшим. На определенных этапах истори­ческого развития способ производства обусловливает возникновение и суще­ствование общественных классов, т. е. «...больших групп людей, различаю­щихся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению... к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам полу­чения и размерам той доли общественного богатства, которой они распо-
лагают»^{[17] [18]}. Именно способ производства материальной жизни, как указы­вает К- Маркс, обусловливает социальный, политический и духовные процессы жизни вообще. В этой связи особенно важно его положение о том, что «все общественные и государственные отношения, все религиозные и правовые системы, все теоретические воззрения ... могут быть поняты только тогда, когда поняты материальные условия жизни каждой соответ­ствующей эпохи и из этих материальных условий выведено все остальное»².
Уместно, однако, уточнить, что развитие производительных сил воз­действует на общественные, политические, государственные и другие инсти­туты и учреждения надстроечного порядка только через совокупность про­изводственных отношений, составляющих «экономическую структуру обще­ства, реальный базис, на котором возвышается... надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания»³. Марксизм- ленинизм решительно отвергает ложные утверждения представителей вуль­гарного направления в социологии, выводящих элементы, характер и осо­бенности всей общественной надстройки непосредственно из производства. Для разбираемого нами вопроса о влиянии социальных условий на эпиде­мический процесс это положение марксистско-ленинского учения имеет принципиальное значение, так как развитие производительных сил при капи­талистическом способе производства, на каком бы высоком уровне оно ни находилось, не приводит автоматически к радикальному решению воп­росов охраны здоровья всех членов общества, в том числе и вопросов борьбы с инфекционными болезнями, а тем более их профилактики.
К ряду других главных условий, оказывающих воздействие на эпиде­мический процесс в широком понимании этой проблемы, следует отнести свойственные формациям с классовыми антагонистическими отношениями а капиталистическому обществу в особенности эксплуатацию трудящихся классов, непосильный труд, экономическое и правовое угнетение неимущих, -ризисы и безработицу, колониализм и расовую дискриминацию, захват­нические войны, обнищание эксплуатируемых масс и голод.
Социалистический способ производства, экономическую основу кото­рого составляет общественная собственность на средства производства, в противоположность капиталистическому обеспечивает неуклонное и в исторически короткие сроки развитие производительных сил, процветание экономики, науки и культуры, уничтожение эксплуатации человека чело­веком и социального неравенства, ликвидацию безработицы. Социализм создает новый государственный строй — власть народа во главе с рабочим классом, обеспечивает подлинное равенство наций, их сплочение и дружбу народов. Он уничтожает все формы колониального угнетения. Народы социалистических стран, представляющих мировую систему социализма, под руководством коммунистических и рабочих партий ведут борьбу за торжество ленинского принципа мирного сосуществования государств с различным социальным строем, борьбу за предотвращение мировой войны, уничтожение причин возникновения всяких войн и утверждение вечного мира на земле⁴.
Коренная противоположность социальных условий при капиталисти­ческом и социалистическом способах производства определяет и противо-
положность тенденции исторического развития эпидемического процесса в странах капитализма и социалистических странах. Поскольку каждому способу производства присущи свои специфические законы общественного развития, постольку и действие эпидемиологических законов существенно отличается в своем проявлении, сохраняя в некоторых случаях лишь общность внешних черт.
В странах капитализма инфекционная заболеваемость постоянно под­держивается среди неимущих классов, она не прекращается и в лучшем слу­чае только «перемещается», достигая высоких показателей в колониальных и экономически слаборазвитых зависимых странах. Это хорошо известное и зафиксированное на мрачных страницах истории положение в равной степени относится и к современному капиталистическому миру, что с пол­ной достоверностью может быть иллюстрировало примерами распростра­нения заболеваемости оспой, чумой и холерой. Данные нозологические формы избраны не только и не столько потому, что они относятся к кате­гории особо опасных инфекций, неоднократно оказывавших отрицательное влияние на ход человеческой истории, но и потому, что оспа, чума и холера относятся к таким болезням, против которых современное человечество научилось достаточно эффективно бороться,
В Европе с 1953 по 1958 г. заболевания оспой были зарегистрированы в 8 стра­нах, в том числе и на родине Дженнера— в Англии. Правда, в европейских странах за этот период было всего 239 заболеваний. Между тем за то же время в странах Аме­риканского континента их было 44 144, в том числе в Колумбии — 22 474, Бразилии — 7937, Эквадоре — 7485, Боливии — 3409 и лишь 15 заболеваний в США. Среди стран Азии наибольшее распространение оспа получила в Индии (417 940 заболеваний); в Пакистане зарегистрировано 91 899 заболеваний, Южном Вьетнаме — 6462, Южной Корее — 4157. На долю стран Африканского континента за тот же период прихо­дится 18,6% мировой заболеваемости оспой. Например, в Нигерии зарегистрировано 31 679 заболеваний, в Конго (со столицей в Леопольдвиле) — 21 127, Судане—9429, Родезии и Ньясалеиде — 7864.
В 1958 г. во всех капиталистических странах официально зарегистрировано 72 000 заболеваний оспой, из которых на азиатские и африканские страны падает 69 000 (по данным Всемирной организации здравоохранения. — О. В. Бароян, 1962).
Заболеваемость чумой вследствие ее особой опасности, диктующей необходимость проведения противоэпидемических мероприятий, начиная с 1940 г., имеет тенденцию к снижению. И все же чума продолжает регистрироваться во многих странах Америки, Африки и Азии. В 1930—1958 гг. на Американском континенте заболело чумой 1410 человек, из них в Перу — 447, Эквадоре — 542, Бразилии — 222, Боливии — 94 и 5 заболеваний зарегистрировано в США.
В странах Африки зато же время заболело 2635 человек, главным образом на Мадагаскаре, в Конго (со столицей в Леопольдвиле) Танганьике и на территории Южно­Африканского Союза.
В Азиатских странах и прежде всего в Индии, Бирме, Южном Вьетнаме, Таи­ланде зарегистрировано более 55 000 заболеваний чумой (Б. С. Бессмертный, 1957; В. Н. Федоров, В. П. Казакевич, 1957; О. В. Бароян, 1962).
Исторически сложившиеся очаги холеры в странах Азии продолжают существо­вать. Заболеваемость держится все еще на высоком уровне, создавая постоянную угрозу выхода холеры за пределы границ этих стран. С 1950 по 1958 г. в 13 странах Азиатского континента заболело 689 112 человека. Наибольшая заболеваемость зарегистрирована в Индии. Пакистане. Таиланде и Бирме. Между тем следует отме­тить, что капиталистические страны — метрополии, эксплуатировавшие и эксплуа­тирующие колониальные страны и в прошлом неоднократно поражавшиеся холерой, в последние годы при помощи преимущественно полицейских мер практически лик­видировали у себя заболеваемость холерой. Но наряду с этим, имея реальные науч­ные и технические возможности, продолжая осуществлять политику колониального грабежа, они ничего не сделали для ликвидации очагов холеры в колониальных и зависимых странах. Это, в частности, привело к тому, что в Египте, где не было больших эпидемий холеры с 1902 г., в 1947 г. вследствие заноса из Индии возникла эпидемия, давшая 32 978 заболеваний с крайне высокой (62%) летальностью (Е. И. Ко­робкова, 1957; О. В. Бароян, 1962).
Выше уже было обращено внимание на резкий контраст в показателях инфекционной заболеваемости в наиболее экономически развитых капита­листических странах и колониях. Но снижение уровня инфекционных забо­леваний в экономически развитых капиталистических странах и даже ликви­дация некоторых особо опасных инфекций (холера), эпидемические формы которых не щадят и буржуазные кварталы, должны быть расценены отнюдь не как следствие пробудившейся гуманности, естественного стремления защитить от инфекционных болезней все слои и классы общества, а как проявления социального эгоизма: капиталисты вынуждены расходовать какую-то часть прибыли на разработку и проведение предупредительных мероприятий, защищая прежде всего себя. Вместе с тем, и это, пожалуй, глав­ное, осуществление ряда противоэпидемических и профилактических мер. особенно в странах государственно-монополистического капитализма, дик­туется циничным капиталистическим расчетом сохранения рабочей силы как товара и необходимостью поддержания на определенном уровне люд­ских ресурсов как «пушечного мяса» для ведения империалистических войн.
Наряду с этим нельзя не отметить, что снижение инфекционной забо­леваемости также частично связано с развитием производительных сил капиталистических стран, и в частности, науки и техники, хотя оно и являет­ся лишь побочным продуктом капиталистического производства.
Кроме того, некоторые успехи здравоохранения капиталистических стран, в том числе и в области борьбы с инфекционными болезнями, в ряде случаев следует рассматривать как результат классовой борьбы демокра­тических прогрессивных сил, что несомненно имеет место в настоящее время, например, в Англии, где трудящиеся добились организации госу­дарственной службы здравоохранения (Б. Я- Смулевич, 1960).
Социалистический способ производства всей своей социальной приро­дой предопределяет планомерное неуклонное снижение инфекционной заболеваемости и полную ликвидацию инфекционных болезней как нозо­логических форм. При этом необходимо подчеркнуть, что проблема ликви­дации инфекционных болезней в социалистическом обществе стала не только и не столько медицинской, сколько социально-экономической. В Советском Союзе она стала предметом особой заботы общенародного государства, пути и средства успешного ее разрешения определены Программой Коммунисти­ческой партии Советского Союза.
Суть зависимости количественных и качественных изменений эпидеми­ческого процесса от способа производства материальных благ н им поро­ждаемых других социальных условий ясна и, как нам представляется, не требует дополнительных пояснений. Но наряду с этим существуют и другие социальные условия, воздействующие на эпидемический процесс, которые, хотя и несут на себе печать экономического строя общества и, сле­довательно, имеют различные, противоположные и даже взаимоисключающие признаки, содержание и тенденции, вместе с тем являются по форме более или менее общими для общественно-экономических формаций. К ним можно отнести:
— характер экономической деятельности населения (промышленность сельское хозяйство, торговля, специальные промыслы) и географическое размещение экономики;
— степень материальной обеспеченности населения и уровень общей и санитарной культуры;
— формы общения людей при трудовых процессах и в быту;
— плотность населения и особенности расселения (типы населенных пунктов, характер жилищ);
— уровень благоустройства населенных пунктов (типы водоснабже­ния, система очистки и т. п.);
— особенности быта и исторически сложившиеся нравы и привычки Населения;
— сеть путей сообщения, преобладающие виды транспорта, характер и особенности транспортных своей;
— естественное движение населения (рождаемость, смертность);
— характер и степень интенсивности миграционных процессов;
— состояния здравоохранения, уровень развития медицинской науки, в частности эпидемиологии и смежных с ней дисциплин (гигиены, микро­биологии, вирусологии, клиники инфекционных болезней и др.).
Как уже было отмечено, социальные условия опосредуют взаимодей­ствие всех элементов эпидемического процесса. Но наиболее активно они воздействуют на источник инфекций и в особенности на механизм передачи. Начатое в последние годы углубленное изучение механизмов передачи поражает все возрастающий интерес специалистов различного профиля к этой проблеме, решение которой безусловно расширяет границы теорети­ческих представлений и открывает перспективы противоэпидемической практике. Руководствуясь сравнительно-историческим методом и учением Ч. Дарвина, И. П. Павлова и И. В. Мичурина о единстве организма и сре­ды, в ходе изучения данной проблемы раскрыты закономерности связей между локализацией возбудителя в организме человека и механизмом пере­дачи, механизмом передачи и биологическими свойствами возбудителя; показана роль механизма передачи в сохранении вида возбудителя в при­роде, его роль как фактора исторического образования инфекционных болез­ней человека, а также его значение как причины формирования типа эпи­демий, эпидемиологических и клинических особенностей ряда инфекцион­ных заболеваний. Весьма существенным является разработанное положение об изменениях в развитии эпидемического процесса в связи с влиянием социальных и природных факторов на механизм передачи. Особого вни­мания заслуживает взгляд на механизм передачи как на объект воздей­ствия в борьбе с инфекционными болезнями (Л. В. Громашевский, 1941, 1949, 1958, 1962; Л. В. Громашевский и Г. М. Вайндрах, 1946; И. И. Елкин, 1958, 1960; Л. В. Громашевский и Н. X.Штейн бах, 1958; В. Н. Гурговенко, 1958; С. В. Гуслиц, 1958; Я. И. Мельник, 1958; Г. Г. Соколовская, 1958; Ю. П. Тутышкина, 19518; Н. X. Штейнбах, 1958; 3. Н. Шломович,
1958) .
Авторы, изучающие историческое происхождение и эволюцию инфек­ционных болезней человека [Николь и Жиру (01гоис1, 1935); Николь, 1937; Л. В. Громашевский, 1949, 1957; Ю. М. Миленушкин, 1947; Н. И. Латышев, 1948; В. М. Жданов, 1953; С. Н. Муромцев, 1960|, назы­вают три источника их происхождения: 1) передача от предков человека (малярия, некоторые гельминтозы, салмонеллезы), 2) превращение сво­бодно живущих в природе сапрофитов в патогенных возбудителей путем совершенствования адаптации, выработки соответствующих новой среде биологических свойств и приспособления к новому механизму передачи (холера) и 3) передача человеку от животных зоонозных болезней с неиз­бежным процессом видообразования возбудителя и, что самое главное, приспособления к новому механизму передачи (риккетсиозы, спирохетозы, микозы, гельминтозы, лейшманиозы, оспа, желтая лихорадка и др.).
Основным источником исторического образования инфекционных болез­ней человека с большей вероятностью следует считать передачу их от жи­вотных.
Рассматривая в эволюционном аспекте три инфекционные болезни: исторический сыпной тиф, «европейский» возвратный тиф и натуральную оспу, Л. В. Громашевский (1958) высказал и обосновал положение о том, что превращение болезней из зоонозов в человеческие (исторического сып­ного тифа — из крысиного риккетсиоза, «европейского» возвратного тифа — из африканского клещевого слирохетоза, натуральный оспы — из вак­цины) осуществлялось на основе паразитических свойств возбудителя путем приспособления к новому механизму передачи и связанным с этим про­цессом изменением свойств возбудителя, способствующих к паразитирова­нию в организме человека. Надо признать, что данное положение, бази­рующееся на общих теоретических установках, совершенно правильно рас­крывает процесс биологической эволюции. Но тем не менее оно не раскры­вает всех причинно-следственных связей и потому не дает полной картины всего процесса становления антропонозов.
Историческое образование инфекционных болезней человека и осо­бенно происхождение их из зоонозов прежде всего было связано с исто­рией человечества. Движущими силами и этого процесса, опосредующими взаимодействие биологических факторов, следует признать социальные условия жизни. Под этим углом зрения данный вопрос целесообразно рас­смотреть более подробно.
Принимая во внимание особенности патогенеза и эпидемиологии исторического сыпного тифа, можно правомерно утверждать, что он не мог стать человеческой инфек­ционной болезнью ни в эпоху дикости, ни в эпоху низшей и средней ступени варвар­ства и общинно-родового строя. Эти исторические эпохи, как указывает Ф. Энгельс¹, не имели еще тех социальных предпосылок, которые бы обеспечили непрерывность эпидемического процесса и эволюционное становление сыпного тифа как болезни человека. Процесс адаптации возбудителя крысиного сыпного тифа к новой среде и новому механизму передачи мог возникнуть в определенных географических рай­онах при большей плотности населения, оседлом образе жизни, достаточно интен­сивном общении людей в процессе трудовой деятельности, а также под влиянием сло­жившихся бытовых условий (одежда, жилище), способствующих, с одной стороны, развитию эктопаразитов человека и, с другой — обеспечению более или менее посто­янного контакта с синантропными грызунами. Совершенно очевидно, что все эти условия могли возникнуть на определенном историческом этапе в результате про­изводственной деятельности и ею обусловленных социальных отношений. Делая неко­торое отступление, уместно отметить, что даже синантропные животные изменяли или приобретали свойства и качества под воздействием человеческой деятельности. Их приспособление к окружающей среде, как указывает Ф. Энгельс^{[19] [20] [21]}, шло несамосто­ятельно, а только следуя' за человеком.
Местом возникновения исторического сыпного тифа принято считать области Северной Африки (Египет), где тысячелетия назад возникли именно такие условия. В последующие века, с возникновением более крупных поселений и городов, разви­тием торговых связей, усовершенствованием транспорта, началом военных походов и войя, сыпной тиф как вполне сформировавшийся антропоноз был занесен в Западную Европу, ставшую главным мировым очагом «европейского» сыпного тифа (Г. Ф. Вогра- лик, 1935; Сталлибрасс, 1936; М. Н. Соловьев, 1936; Николь, 1937; Л. В. Громашев­ский, 1947, 1958; В. М. Жданов, 1953; В. А. Башенин, 1956; И. И. Елкин, 1958).
Происхождение «европейского» возвратного тифа из африканского клещевого спи- эохетоза в том же географическом районе и примерно в ту же историческую эпоху также Гыло связано с аналогичными социальными условиями.
Происхождение натуральной оспы относится к более позднему периоду челове­ческой истории. Источником ее происхождения, по-вндимому, следует считать оспу домашних животных (коров, лошадей, ослов, верблюдов, свиней). Логично предполо- -:нть, что оспа домашних животных в доисторическое время существовала как болезнь -;:ких животных. В эпоху приручения человеком копытных животных и создания
больших стад могли возникнуть необходимые условия для эпизоотического процесса и превращение оспы в специфическую болезнь домашних животных. Адаптация вируса вакцины к организму человека несомненно потребовала не только длительного, но и специфического контакта человека с домашними животными, обусловленного его хозяйственной деятельностью и условиями существования. Это и привело в дальней­шем к изменению биологических свойств вируса, приобретению новых качеств н образо­ванию специфического механизма передачи. В последующие эпохи и до наших дней каче­ственные и количественные изменения эпидемического процесса при натуральной оспе всецело зависели только от социальных условий и определялись ими.
В литературе имеются и другие воззрения на происхождение натуральной оспы. Так, например, Вернет (1946) полагает, что оспа человека произошла от энзоотической болезни африканских обезьян, а затем, по его представлению, люди передали оспу домашним животным. Данный взгляд находится в противоречии как с общей теорией эволюции (А. И. Опарин, 1941; Г.В. Платонов, 1957), так и с теорией эволюции заразных болезней человека и животных (Николь, 1937; А. П. Маркевич, 1944; Ю. И. Миленуш- кин, 1947; М. С. Ганнушкин, 1948; Л. В. Громашевский, 1958).Точка зрения Бернета не подтверждается ни сравнительным изучением иммунологических свойств обезьянь­его вируса и вируса человека, ни сравнительным анализом клинических и эпидемиоло­гических особенностей этих по существу различных болезней.
Эволюция инфекционных болезней человека нельзя понять вне соци­альных условий. Наряду с соответствующими факторами географической среды они были и остаются главной движущей силой этого процесса, под воздействием которой в конечном итоге изменялись биологические свой­ства возбудителя, механизм передачи, био-экологические качества домаш­них и диких синантропных животных — источников инфекции и, разумеет­ся, образ жизни людей. Качественное и количественное изменения эпидеми­ческого процесса соответствовали фазам исторического процесса развития общества. Вот почему теоретическое положение о том, что «эпидемиология всех заразных болезней в ходе человеческой истории менялась под влия­нием тех изменений, которые происходили в социальной жизни человече­ского общества» (Л. В. Громашевский, 1949), приобрело характер научного закона, отражающего объективную реальность материального мира в рам­ках изучаемой проблемы и раскрывающего социальную сущность эпиде­мического процесса.
Развивая мысль в том же плане, обратимся к другой стороне проблемы.
Как известно, с момента возникновения общественно-исторических формаций с антагонистическими классовыми противоречиями возникли и войны как продолжение политики насильственными средствами. Отра­жая сущность способов производства с антагонистическими производ­ственными отношениями, они, как в фокусе, концентрируют все изменения условий жизни людей, в том числе и тех социальных условий, которые, опосредуя взаимодействие элементов эпидемического процесса, становятся его движущими силами.
История прошлых войн учит, что неизбежным их спутником всегда были эпидемии инфекционных болезней. Распространение на земном шаре, например, таких болезней, как чума, холера, паразитарные тифы, нату­ральная оспа, венерические и многие другие болезни, шло по дорогам войн. История располагает немалыми тому доказательствами. Для иллюстрации сошлемся лишь на некоторые данные, представленные в последних иссле­дованиях (Л. С. Каминский и С. А. Новосельский, 1947; Т. Е. Болдырев, 1955; В. М. Рождественский, 1955; И. И. Рогозин и Б. С. Бессмертный, 1955; Е. И. Коробкова, 1957; О. В. Бароян, 1962).
Исторически сложившийся очаг холеры в Индии не выходил за пределы ее гра­ниц до тех пор, пока не начались военные экспедиции, проводившиеся Англией с целью колониального грабежа и порабощения индийского народа. Вызванные войной разо­рение и крайнее обнищание местного населения способствовали широкому распро-
страиению холеры. Но и армии английских захватчиков пожинали плоды экспансионистской политики В ноябре 1817 г. Гастингс потерял в Индии 70% строевых солдат и 10% обслуживающего состава, вследствие чего был вынужден снять лагерь и отступить в горные районы.
Прежде чем погасла эта эпидемия, часть английских войск была переброшена морским путем в Аравию для проведения военных операций против местных племен, боровшихся за независимость. Английскими войсками сюда была завезена холера, длительно свирепствовавшая в стране. Кроме того, английские колониальные войска занесли холеру на Цейлон, в Сиам и Китай. Только в этот период погибло от холеры около 4 млн. человек. Во время ирано-турецкой войны аравийская армия англичан занесла холеру в иранские и турецкие войска, которые, вернувшись на родину в 1822 г., вызвали настолько большую эпидемию, что наряду с другими причинами это явилось поводом панической эмиграции местного населения на Кавказ, где возникла эпидемия холеры, распространившаяся до Баку, Астрахани и других районов низовья Волги. Так началась и развивалась первая пандемия холеры.
В период второй пандемии (1826—1837) холера начала распространяться по тор­гово-караванным путям из Индии в Китай, Афганистан, Иран, а затем в Бухару, Хиву и страны Ближнего Востока. В дальнейшем ее распространение шло по путям пере­движения войск и населения. Занос холеры в Оренбург (1826) был обусловлен военны­ми действиями на окраине России. Во время русско-турецкой войны (1830) холера полу­чила эпидемическое распространение в обеих армиях. В русских экспедиционных вой­сках к декабрю 1830 г. число заболевших составило не менее 5000—7000, что повлекло отмену военных операций в других районах Кавказа. Турецкие войска занесли холе­ру в Турцию и Сирию, а русская армия разнесла ее почти по всей России. В период русско-польской войны (1830—1831) в связи с высокой заболеваемостью холерой в рус­ских войсках эпидемия охватила и польскую и прусскую армии, проникла в глубь Польши и другие государства Европы. Отсюда, уже по торговым путям и пу