Лагерная смена приходилась на июль. В течение предшествовавших ей нескольких месяцев следует отметить два события. Первое. Марина как -то внезапно поняла, что она некрасива. Это произошло как бы само собой, без внешнего толчка. Она причесывалась перед зеркалом и вдруг заметила, что не нравится себе. Когда она была ребенком, ее можно было назвать хорошенькой. Маленькая, самая маленькая в классе. Хрупкая. Изнеженная: она часто простужалась и подолгу болела. Чаще всего она, конечно, видела в зеркале свое лицо. Густые золотистые волосы, жесткие на ощупь, спускавшиеся крупными локонами - копна волос. Широко поставленные глаза, водянисто-голубого цвета, нос в фас картошкой, а в профиль прямой. Широкий детский рот, пухлые щеки и, главное, ямочки на щеках, когда улыбается.

И вот теперь она вдруг совершенно неожиданно для себя увидела, что некрасива. В лице появилось что-то, что изменяло все привычные черты. В эту минуту она была одна в квартире. Она только что пришла из школы, переоделась и подошла к зеркалу причесаться. Сейчас, перед зеркалом, сделав свое неприятное открытие, она вспомнила, что в классе девчонки смотрели, какие у кого глаза. Она спросила: «А какие у меня?» Ей сказали: «Разные». Но дел о было вовсе не в этом: глаза, как и прежде, не были разными, дело было в чем-то другом. Тогда она сделала вот что. Она пошла в ту комнату, где было высокое зеркало, закрыла шторы, включила свет, разделась до гола и стала перед зеркалом. Нет, не так. Сначала подошла к зеркалу сбоку. Потом остановилась как бы в нерешительности, и лишь затем шагнула в то место, из которого можно отразиться в зеркале. Так прыгают в холодную воду. Итак, она видела себя впервые и видела, что некрасива. Не было ни одной красивой детали, как выразилась она. Долго изучала себя, принимая разные позы перед зеркалом, и было страшно довести осмотр до конца, но она себя заставила, принесла другое зеркало и через него рассмотрела свое тело сбоку и сзади. Это был совсем незнакомый человек.

Вечером родители заметили, что у дочери плохое настроение, но не стали тревожить ее расспросами. Со временем Марина перестала расстраиваться по поводу своей внешности, она стала интересоваться одеждой, стараться принимать позы и выражения лица, которые, казалось, подают ее наиболее выгодно, и считала, что делает успехи. Вообще она выделялась в классе: писала стихи, хорошо училась, играла на фортепиано, много читала.

Второе событие произошло примерно за два или полтора месяца до поездки в лагерь. Внезапно Марина пережила острый непреодолимый страх. Она поняла с суровой отчетливостью, что неизбежно умрет.

Неважно, скоро или через сто лет, но все равно она будет мертвой. Поразила неизбежность этого, неотвратимость. Марина чувствовала, что невозможно жить, понимая это, что ничто не имеет смысла. Она недоумевала, как другие живут, радуются чему-то, огорчаются, злятся, желают, добиваются и проч., проч., проч., зная, что неизбежно должны умереть. Ей уже сейчас не хотелось жить, но лишь доходящее до тошноты, до дрожи в суставах отвращение при мысли стать трупом, медленно разлагающимся, удерживало ее от того, чтобы лечь и, перестав дышать, расстаться с жизнью. Страх был не перед смертью как прекращением существования, а перед своим собственным трупом, которым неизбежно придется стать, когда умрешь. Перед тем, что это именно ты будешь лежать и медленно, отвратительно разлагаться. Эта мысль была невыносима.

Описанное состояние продолжалось неделю. Потом оно прошло как -то само собой, хотя воспоминания о нем остались.

Как видим, к моменту поездки в лагерь Марина уже достаточна много пережила и многое поняла. Это давало ей основание смотреть на своих сверстников свысока. Так обстояли дела к моменту появления Марины в лагере.

Первое событие, обнаружение своей некрасивости, произошло почти ровно через год после начала протолюбви к мальчику из бассейна. И то и другое случилось в начале мая. Протолюбовь длилась месяц до отъезда Марины с родителями на юг в начале июня. Повышенный, обостренный интерес к своей внешности, приведший к осознанию неизбежности смерти, достиг кульминации в начале июня, как раз тогда, когда «умерла» любовь к мальчику из бассейна, увиденному год назад. Мальчик из бассейна и тело Марины в период протолюбви были для нее одним и тем же феноменом. Переживание, которое проявилось вначале недостаточно интенсивно, повторилось через год во всей полноте и силе. Это переживание связано с началом флуктуации гипоталамуса, подчиняющейся описанному выше инфрадианному циклу. Именно этим объясняется внезапно пробудившийся интерес к телесности ,2 вначале к чужой, а затем к своей. То, что показалось Марине новым и непонятным в ее лице, когда

она смотрелась в зеркало, был ее взгляд. Взгляд человека (а отражение Марины смотрело на нее со стороны как другой человек, как, впрочем, и она сама смотрела на свое отражение), воспринимающего ее как тело. Взгляд человека, выискивающий и воспринимающий, прежде всего, телесность, т.е. человека, обремененного взрослой потребностью. Так она, конечно, теперь смотрела и на других (вспомним замечание девчонок, что у нее глаза разные; она поняла, что не одинаковые, а ей хотели сказать: вчера одни, сегодня другие), и, увидев себя в зеркале, также посмотрела и на себя. Начавшийся таким образом повышенный интерес к своей телесности, настойчивое, углубленное познание своего тела привели, наконец, к осознанию того, что тело смертно и сама Марина непременно умрет. А совершившееся в ходе такого самопознания полное отождествление своей личности с телом было причиной того, что испугала не сама смерть как прекращение существования, а то, что мертвым телом будет именно Марина и это она будет гнить и разлагаться в земле.

Вообще эта мысль, как и сам внезапный страх смерти в ранней юности, присуща только психологически достаточно развитым подросткам, как девушкам, так и юношам. Вслед за таким переживанием происходит выход за пределы своей телесности, открытие в себе духовного начала и повышенный интерес к нему. Большинство же женщин так и остается в плену своей телесности, продолжая всю жизнь отождествлять себя со своим телом, что во многом определяет своеобразие нашего времена. Причины этого, скорее, не генетические, а культурные. Здесь, между прочим, отметим, что формула: мужчина любит глазами, а женщина ушами выдумана мужчинами-сексологами, не знающими психологии женщиныз. В 99 случаев из 100 женщину действительно не интересует внешность мужчины, но это не значит, что она отдает предпочтение его духовности. Женщина ищет того, кто подтверждает ее собственную телесность, того, кого возбуждает ее грудь, большая или маленькая, бедра и т.д. и т.п. Как правило, женщине не важна внешность мужчины, но и не нужна его духовносты. Главное достоинство мужчины, в восприятии обычной среднестатистической женщины, это возбуждаемый ею фаллос и его ощущение в себе как нормальное завершение собственной телесности.

А как же все эти красивые слова, которые так важно женщине слышать перед началом половой близости? Эта так пропагандируемая сексологами прелюдия, без которых женщина часто не в состоянии совершить нормальное соитие? Разве это не означает, что женщине нужна, прежде всего, духовность? Нет, конечно. Красивые

убедительные слова о любви и ласки во время прелюдии, нужны для того, чтобы женщина перед соитием почувствовала себя в безопасности. Кстати, той же причиной обусловлены случаи, когда женщина отдается мужчине из жалости к нему. Это происходит не из какой-то особенной духовности, а потому что женщина в соответствующих ситуациях чувствует себя настолько спокойно (в безопасности), что может позволить себе даже секс. И та же причина, потребность в безопасности, приводит к тому, что женщина так тяжело переживает, когда ее бросает мужчина.

Эти страшные, панические переживания (обманул, бросил) возникают потому, что теряется уверенность и спокойствие, безопасность оказывается ложной.

Но вернемся к Марине. Испытав страх перед смертью своего тела, она стала уже не обычным подростком, а достаточно пережившим и передумавшим. Так закончилась первая стадия развития влюбленности.