Возлюбленная (возлюбленный) закрепляется как исключительный предмет сексуальной потребности. Уже говорилось, что потребность есть не что иное, как желаемая последовательность действий с адекватным объектом. В случае сексуальной потребности это сексуальный сценарий. К моменту начала любви сексуальный сценарий может быть сформирован (как, например, в случае Александра М.). Воображение влюбленного отличается тем, что в нем не реализуется сложившийся сексуальный сценарий, хотя перечисленные выше пять основных признаков грез сохраняют силу: цикличность, наличие постоянных героев - зрителей или участников событий, устойчивой инфраструктуры, определенного социального положения фантазирующего и самого объекта потребности. Для воображения влюбленного характерно еще и то, что меняется его собственная позиция в грезе. Если в обычных фантазиях воображаемый мир как бы существует для субъекта, в фантазиях влюбленного воображаемый мир и он сам существуют для воображаемой возлюбленной. Она (воображаемая) становится как бы зрителем, который должен показать себя. Если сравнивать длительную устойчивую грезу с повестью или романом, как, например в случае Александра то его фантазии, описанные в V главе, были о нем, и Элеонора была для него; новые фантазии были о Кате, и сам Александр был в них для нее. В таком смещении акцентов воображения кроется объяснение того, почему любовь разрушает сложившиеся под влиянием социального противные природному стереотипы и создает новые.

Я постарался понять, почему образ Кати оберегался от сложившегося сексуального сценария? Мы снова начали рассуждать вместе с Александром. Ответить на поставленный вопрос оказалось очень не просто. Наконец, меня посетила счастливая мысль. Я попросил Александра рассказать о его отношении к девушкам, вызывавшим прежде его интерес, включая воображаемую Элеонору. Точнее, я просил выписать на бумаге по его мнению их наиболее существенные характеристики. Во всех случаях повторялись характеристики с оттенком пренебрежительности: беспутная, непутевая, недалекая, склон ная к

чувственным наслаждениям. Именно эти их качества в воображении Александра заводили их в ситуации опасности и насилия.

По отношению к Кате формировался другой сексуальный сценарий, потому что она выступала в другом качестве. Требовалось добиться ее добровольного согласия, понравиться ей. Инициатором близости могла быть только она, в том смысле, что ее согласие было непременным условием, А за всем этим скрывалось еще более фундаментальное условие: Катю следовало беречь, оберегать от

всего, что могло хотя бы в малейшей степени причинить ей вред 1. Сказанное подтверждается и другими протоколами. Таким образом, все содержание воображения Александра сводилось к самоутверждению перед Катей, завоеванию ее расположения.

Воображение Александра не приняло характера аутистической грезы. Оно было ситуативным и не получило такого развития как в период фантазий об Элеоноре. В других изученных нами случаях романтической любви такое воображение, хотя и занимало большое место в духовной жизни исследуемых, но также не переходило в стадию аутизма. Во всех протоколах отмечается осторожность воображения, стремление сохранить образ возлюбленной, (возлюбленного) максимально объективным. Этот принцип является главным разграничением между аутистическими грезами и продуктивным воображением, смыкая последнее с познаниемг.

Тем не менее воображение играет огромную роль в развитии любви. И случай, описанный в романе У.С.Моэма «Малый уголок» может, кажется, опровергнуть все предшествующие наши рассуждения о воображении. Герой романа, по крайней мере к этой мысли подводит нас автор, покончил с собой из-за того, что его возлюбленная оказалась на самом деле не такой, какой он себе ее представлял. Мы не согласимся с героем и его автором. Она была именно такой, бедняга Кристессен просто ошибся. То что он заметил в Луизе было в ней случайным, даже если это и было ее «истинным лицом», т.е. выражением основного содержания ее жизни. Ориентированный импульсом желания на достижение влюбленный видит только лучшее в предмете своей любви (давно подмеченный факт), не замечая недостатков, но это лучшее объективно присуще предмету любви. Спрашивается, что это за лучшее? То, что соответствует нравственным 1

Конечно, ведь требование, что близость может возникнуть только при добровольном согласии партнерши может быть и не внутренним побуждением, а внешним условием, обусловленным нашей жизнью в обществе. В таких случаях девушка может быть просто обманута. Одна из биографий, полученная нами в ходе исследования и не отнесенная к содержащим описание любви, содержала пример такого обмана. Юно ша, вернувшийся из армии, испытал чрезвычайно сильное влечение к девушке, встреченной им на вечеринке. Однако, она ставила условие: только после свадьбы. Тогда он пошел, как он выразился, на крайний шаг. Согласился отнести документы в ЗАГС, затем добился половой близости, а когда время подходило к регистрации брака, забрал документы. 2

Процессуально и в основе познания, и в основе воображения лежат одни и те же механизмы мышления, определяющие и мышление наглядно-действенное, и конкретнообразное, и вербально-логическое. Главное психологическое отличие между ними - личностное, мотивационное: воображение удовлетворяет неспецифическую потребность, замещая удовлетворение той или иной потребности, прямое удовлетворение которой в настоящее время по каким-то причинам затруднено; познание всегда направлено на удовлетворение специфической, т.е. всегда познавательной потребности, выполняя ориентировочную функцию. Второе различие между ними практическое. Познание открывает мир субъекту, объясняет его, поэтому его главное требование - объективность, соответствие познаваемому объекту; воображение же на основе познания творит мир в соответствии с потребностями субъекта и его главное требование субъектность, т.е. соответствие требованиям субъекта, который тоже объективен (поэтому субъектность нельзя путать с субъективностью). Поэтому и то и другое подчиняется критерию: истинно — ложно. Между познанием и воображением нет дизъюнктивной границы.

требованиям данного общества? Физические свойства, максимально способствующие деторождению? Нет. Особым актом интуиции влюбляющийся открывает в человеке, ставшем объектом его любви, его индивидуальную сущность, конкретное проявление человеческой сущности в данном конкретном индивиде, которое всегда интенсивнее, привлекательнее, интереснее чем все остальные комбинации свойств, определяемых жизнью человека в данном конкретном обществе.

За индивидуальной сущностью человека всегда стоит целый мир, предполагающий ее раскрытие и, как правило, существующий лишь в возможности. Этот мир всегда воспроизведен как объективная реальность в художественном произведении, имеющем главного героя или героев как коллективного субъекта. В этом плане не откажешь в проницательности М.Горькому, сказавшему, что сюжет начинается с образа. Каждый человек, взятый с точки зрения его индивидуальной сущности, может быть развернут в такой сюжет (только не для небольшого рассказа, как сказал один очень злой писатель, видевший только внешнюю сторону человеческой жизни). Целью влюбленного является войти в этот мир, стать его частью, соединиться в нем с возлюбленной (или возлюбленным). Движению по этому пути, реконструкции такого мира и служит в частности воображение. Здесь, на секунду отвлекшись, можно, между прочим, объявить парадоксальный вывод. Влюбленный лучше знает (правильнее сказать, чувствует, но слово «знает» в данном контексте привычнее) любимого им человека, чем тот сам себя.

Индивидуальная сущность человека может быть «злой», но влюбленный всегда усваивает мораль любимого. Пока действует импульс желания, влюбленный будет безоговорочно воспринимать как непререкаемую ценность все, что связано с любимым.

Но перейдем к содержанию воображения. Вся динамика духовного развития влюбленного подчинена логике удовлетворения потребности, объектом которой выступает возлюбленный (возлюбленная). Но если сексуальный сценарий в отношении предмета любви разрушен, как же строятся собственно отношения с возлюбленным (в данном случае в -- воображении)? Здесь нам открывается уникальная возможность изучить, как вообще формируется новая потребность.

Выше мы определили потребность как требование определенной последовательности действий с адекватным объектом. Однако суть удовлетворения той или иной потребности не в простом воспроизведении сложившегося комплекса действий (и не в периодическом потреблении одних и тех же предметов в ходе циклически повторяющегося напряжения потребности). Если он будет механически в точности воспроизведен, удовлетворение потребности не наступит. Удовлетворение любой потребности достигается лишь тогда, когда в процессе ее удовлетворения появляется (или еще содержится) элемент новизны. Автолюбитель не испытает удовлетворения от езды, если ежедневно будет кружить по одним и тем же пустынным улицам, он ищет новых дорог и новых дорожных ситуаций; гурман не удовлетворится поеданием одних и тех же блюд, одинаково приготовленных: ему нужны новые оттенки вкусовых ощущений даже в любимых блюдах. О чем рассказывают потом, когда хвастаются? Сравнивают с предыдущим и говорят о том, чего еще не было.

Но если к описанию (анализу) динамики потребности добавить наряду с отмечаемой авторами цикличностью, периодичностью еще аспект новизны, возникает угроза исчезновения понятия «удовлетворение потребности», теряется

ее идентичность. В лучшем случае остается вопрос: удовлетворение чего? Что инвариантно в периодически возникающей конкретной потребности?

Кажется, что ответ на этот вопрос содержится уже в традиционном понимании потребности: предмет или класс предметов. Странным образом (может ли быть случайное совпадение заблуждения с истиной) это заблуждение выглядит истиной, если исходить из такого уникального явления как влюбленность, которая характеризуется тем, что возлюбленный (возлюбленная) осознанно или неосознанно воспринимается как исключительный предмет сексуального удовлетворения, он с необходимостью, хотя бы виртуально присутствует, как увидим далее , во всех актах сублимации, всегда оставаясь конечной целью. Но любовь -- слишком специфическое состояние человека, и исключительность ее предмета -- следствие ее онтологического смысла, а не причина. Можно конечно говорить о классе объектов, но при более пристальном рассмотрении каждого конкретного случая обнаружится, что выделенный класс не имеет общего основания, так как имеет тенденцию к расширению, и вновь освоенные объекты требуют поиска нового основания для всего комплекса.

Мы определили потребность как желаемую последовательность действий с адекватным объектом. Такое определение допускает возможность расширения класса объектов потребности, ибо адекватными могут быть объекты, имеющие общими лишь несущественные, часто случайные свойства. Так гвозди можно забивать молотком, но и топором, который предназначен вовсе не для этого, камнем, поленом и еще Бог знает чем. Здесь потребляются лишь те свойства объектов, которые позволяют выполнять соответствующие операции. Но не будем спешить на основании этого и подобного примеров с выводом относительно инварианта потребности: комбинация необходимых свойств.

Структура действий так же динамична и изменчива, как и комплекс адекватных объектов, хотя в гораздо меньшей степени. Именно поэтому в нее могут вовлекаться новые свойства, принадлежащие совсем неожиданному классу объектов. Наконец, принцип: я тебе покажу, как это лучше делать и тебе понравится, играющий такую большую роль в научении (чаще всего неинституциализированом, как говорят, уличном) и примененный к данному конкретному человеку каким-нибудь случайным субъектом, может полностью изменить последовательность действий, оставив потребность прежней. Могут, наконец, возникнуть совсем разные комплексы действий, удовлетворяющие, в зависимости от обстоятельств, одну и ту же потребность.

Скрупулезный анализ «биографии» потребностей приводит к мысли, что дело обстоит так, будто индивид, получив однажды сильное впечатление, периодически объективирует его, как бы стремясь исчерпать все многообразие соответствующих ему форм действий. Или еще лучше (учитывая непроизвольный, импульсивный характер этого процесса), однажды попавшее в психику индивида сильное впечатление понуждает его действовать во всех доступных сферах его бытия, стремясь реализоваться во всех возможных для него (впечатления) формах. Такое впечатление, ставшее коллективным, может вызвать продолжительное общественное движение, переживающее смену поколений.

1 Только не присутствующая в каждой потребности нужда и не влечения, описанные в первой главе. Такое решение вопроса было бы уводящей от анализа потребностей абстракцией.

Из сказанного можно сделать уже, по крайней мере, тот вывод, что всякая конкретная потребность существует как процесс, т.е. всегда находится в стадии становления. Но, дабы оставаться таковой, содержит в себе некоторый инвариант, присутствующий во всех актах своего возбуждения и удовлетворения, вокруг которого вращается развертывающееся, усложняющееся удовлетворение потребности и наличием которого достигается, ее идентичность . 3VOT инвариант есть обратная тенденция.

Во всех актах удовлетворения потребности субъект неосознанно стремится пережить то эмоциональное состояние, которое он переживал в период протекания актуальной ситуации. Тем самым достигается продолжение во времени актуальной ситуации, сохранение ее в настоящем. Обретается победа над временем. Именно поэтому люди, с которыми мы регулярно общаемся, продолжительное время кажутся нам неизменными, их внешность и их характер. Они фиксируются в той или иной актуальной ситуации, продлеваемой описанным выше механизмом. Все происходящие с ними изменения кажутся обратимыми. Логика рассуждения приводит нас к постановке двух, центральных в данной проблеме вопросов. Почему воспроизвести эмоциональное состояние периода сверхактуальной ситуации можно только внеся в процесс удовлетворения элемент новизны, и за счет чего достигается узнавание этого нового, как соответствующего исходному переживанию? Если вспомнить, что удовлетворение потребности означает соответствующие изменения в сфере образов, то оба вопроса можно свести к одному: как достигается соответствие образа переживанию? Более подробно. В IV главе было сказано о двух модусах личности «мне хочется» и «я хочу». «Мне хочется» означает, что чувство непосредственно побуждает к какому-либо действию, реальному или идеальному, а «я хочу» -- что действие совершается с целью пробуждения чувства, побуждающего к соответствующим действиям и тем самым развивающего действия, с помощью которых его вызвали. Почему чувства вызывают именно эти действия в первом случае и почему во втором только определенные действия могут вызвать необходимое чувство? Начнем с анализа первого состояния. Именно оно является исходным и действует на рассматриваемом этапе развития влюбленности.

То, что присутствует во всех действиях, вызывающих необходимое чувство, есть не что иное, как то, что вызвало это чувство впервые -- исходное первичное отношение между влюбленным (влюбленной) и возлюбленной (возлюбленным), определявшееся позицией возлюбленной (возлюбленного). Вся активность влюбленного в воображении и вообще в процессе ухаживания состоит в обеспечении, поддержании, такого отношения. Лучше всего этот вывод иллюстрирует протокол, содержащий случай Игоря У., студента вуза. Интересующий нас фрагмент протокола получил название