Влюбленный человек доселе мне казался Смешным, и я его безумству удивлялся. А ныне!

А.С.Пушкин

В начале договоримся о понятиях. Позже мы введем несколько новых, но сейчас определим два основных. Под влюбленностью мы будем понимать специфическое психическое состояние субъекта -- переживание любви к другому человеку; это и станет предметом нашего исследования. Под любовью -- деятельность, опосредствованную этим состоянием, включающую в себя кроме самого переживания влюбленности восприятие любимого человека, ухаживание и сексуальную близость. Последняя может иметь или не иметь места, но всегда присутствует в возможности как осознаваемая или неосознаваемая потребность.

Философы и ученые много спорили и спорят о том, как соотносятся любовь и половое влечение. Укоренилось традиционное представление о несовместимости любви и половой близости. Считалось, что одно исключает другое. Половая близость связывалась с вожделением, с проявлением низменных, животных инстинктов. Над любовью же, как утверждал, например, русский религиозный философ А.Н.Бердяев, «...нельзя ни богословствовать, ни морализировать, ни социологизировать, ни биологизировать, она вне всего этого, она не «от мира сего», она не здешний цветок, гибнущий в среде этого мира» [1,422]. Осуждая половое влечение Лев Толстой писал, что для подлинной любви невозможен переход в чувственность, более того, она должна быть лучшим защитником от чувственности, которую он считал греховной.

В последнее время распространилась противоположная точка зрения: она как бы реабилитирует чувственность. Считается, что любовь может быть только половой, обязательно предполагающей взаимное удовлетворение от сексуальной близости. Такое понимание любви хорошо иллюстрируют романы Э.М.Ремарка. С этой точки зрения, счастье в любви зависит от культуры половых отношений партнеров, предполагающей понимание техники секса и взаимоприемлемых норм сближения.

Обе точки зрения верны и не верны одновременно. Их главный недостаток заключается в том, что они основаны на противопоставлении природного и социального в человеке. А между тем, эта проблема - соотношения природного и социального - является ключевой для понимания смысла любви.

Для большинства исследователей природное - это не социальное, а социальное - это не природное. Природное в человеке относится ими только к

животной жизни, подчиняющейся биологическим законам. А так как невозможно отрицать природное в человеке, считается, что оно составляет как бы низший уровень его организации. Социальное соответственно рассматривается как высший уровень, надстраивающийся над природным. Получается, что преобладание природного как бы унижает человека, оскорбляет его социальную сущность.

Поэтому между тем и другим началом, с этой точки зрения, могут устанавливаться очень сложные и противоречивые отношения, приводящие зачастую к конфликту. Любовь связывается соответственно с социальным началом в человеке, половое влечение - с биологическим. Если так думать, действительно приходится отрицать половое влечение как низменное (животное) начало, либо реабилитировать его, доказывая, что оно может и должно быть окультурено, усовершенствованно культурой полового соития и проявлений страсти, которая должна быть выработана обществом.

Как же на самом деле соотносятся природное и социальное в человеке? Надо сказать, что это не проблема субстрата - того, из чего человек построен, это проблема детерминации его развития и поведения.

С точки зрения субстрата в человеке нет ничего, кроме природного, биологического. Тело человека это и есть его душа. Мозг и психика -- предметно одна и та же реальность. Но это особая биология, она полностью социальна. Филогенетически и онтогенетически она полностью сформирована социальным и в своем существовании полностью детерминирована им. В этом смысле можно сказать, что в человеке нет ничего кроме социального. Итак, социальное это не надстройка над биологическим, это биологическое, ставшее социальным, сохраняющее в снятом виде все свои основные законы, остающееся при этом по своей сути биологическим, но действующим в социальном и через социальное. Например, чтобы жить человек должен принимать пищу, как и любое живое существо, дышать. Все это, как и у животных, определяется необходимостью поддержания гомеостатического равновесия со средой. Но пища, которую человек употребляет, производится в обществе и является продуктом его культурного развития. Дыхание, осуществляется прямоходящим существом, совершающим работу или какую либо другую человеческую деятельность, что также является продуктом социального развития. Итак, общие законы жизни, законы природы не перестают действовать на уровне социального. Они функционируют в специфической, превращенной форме, как наиболее общие принципы, организующие социальную жизнь, и придающие ей биологическую целесообразность.

Один из таких принципов, без которого не могло бы совершиться превращение первобытной обезьяны в человека, -- принцип органической

целесообразности. Он гласит: любой индивид всегда органически целесообразен среде своего обитания. Так белый медведь имеет соответствующую окраску, чтобы маскироваться в снегу во время охоты, густую шерсть, спасающую его от холода, специально устроенный дыхательный аппарат, позволяющий нырять и преследовать добычу под водой. Человек тоже органически целесообразен среде своего обитания - второй природе, как назвал ее Гегель - жизни в обществе. Он имеет развитый речевой аппарат, отвечающий необходимости активно общаться с себе подобными, опору на две конечности, чтобы освободить другие две для выполнения работы и т.п.

Вопрос о том, имеет ли место целесообразность в развитии тех или иных мировых процессов, например, в жизни общества, давно обсуждается философами.

Утвердительный ответ на него означает, что все сущее имеет цель своего существования, которая определяет специфику этого сущего и направление его развития. Учение о целесообразности называется телеологией. Целесообразность отвечает на вопрос: для чего? Она часто противопоставляется причинности, отвечающей на вопрос: почему? (Вообще-то целесообразность тоже является разновидностью причинности, только особого рода, действующей не как взаимовлияние явлений, а как causa finalis, т. е. конечная причина, придающая каузальному взаимодействию различных предметов и явлений определенную направленность). Многие философы вообще отрицали целесообразность. К ним относится, например, французский материалист П.А.Гольбах. Он в частности заявлял, что «целое не может иметь цели, так как вне его нет ничего, к чему оно могло бы стремиться» [8,1,111]. Забегая вперед, заметим, что в этом утверждении выражено основное заблуждение критиков идеи целесообразности - что цель можно искать только вне системы (вне целого, как говорит Гольбах), даже, когда речь заходит об имманентной телеологии, отыскивающей цель внутри самой системы.

У идеи целесообразности было гораздо больше сторонников, чем противников. Ее разделяли многие великие философы, в том числе Аристотель,

Г.В.Лейбниц, И.Кант, Ф.В.Й.Шеллинг, Г.В.Ф.Гегель.

Были мыслители, которые пытались понять общую целесообразность человеческого существования (не всегда отождествляя ее с природной, биологической) исходя из анализа жизненных влечений человека как общих тенденций, определяющих в конечном итоге его существование. Рассматривая такие попытки, немецкий философ Макс Шелер выделил очень условно три разновидности соответствующих концепций: концепции, ставящие во главу угла I) влечение к пище, 2) влечение к размножению и половое влечение, 3) влечение к власти [53]. Наиболее известной из них является концепция австрийского психиатра и психолога Зигмунда Фрейда. Разумеется, при ближайшем рассмотрении она оказывается не такой упрощенной, как получается по классификации Шелера.

По Фрейду, все живое подчиняется общему влечению, названному им танатос - влечение к смерти [46]. Однако, смерть в этом определении понимается не буквально, а как «перевод изменчивой жизни в стабильность неорганического состояния» (47,360), которое имело место до начала жизни. (Поэтому и цель душевного аппарата - сводить к нулю или, по крайней мере, удерживать на возможно более низком уровне притекающие к нему суммы возбуждений). По вполне понятным причинам эта цель недостижима для каждого индивидуального субъекта. Поэтому он стремится передать ее следующему поколению и далее, чтобы сделать ее достижимой хотя бы в будущем. В связи с этим основным влечением, определяющим жизнь каждого отдельного человека, становится сексуальное влечение, обозначенное Фрейдом одним словом: либидо (термин libido в переводе с латинского означает просто «влечение, страсть, стремление»). Появляясь, по Фрейду, вне связи с социальным, либидо противопоставляется ему, противореча, как правило, своими проявлениями нравственным нормам общества, что приводит к внутренним конфликтам личности, иногда к возникновению неврозов.

Вот еще пример. Одним из учеников Фрейда, выступившим против его биологизаторской концепции, был Альфред Адлер. Основным влечением, определяющим поведение человека, он считал стремление к превосходству, являющееся врожденным, но социально развитым. Стремление к превосходству не может быть осуществлено повсеместно, что вызывает у человека комплекс неполноценности. Преодолевая комплекс неполноценности человек, прибегает к разного рода компенсациям. Любимый пример Адлера - Наполеон. Испытывая чувство неполноценности из-за маленького роста, по мнению Адлера, Наполеон развил в себе выдающиеся способности полководца.

Эти примеры можно было бы продолжить. К. Фохт утверждал, что человеком движет влечение к пище. Ф. Ницше - воля к власти, А. Маслоу - стремление к самоутверждению.

Можно ли действительно отыскать такое общее для человеческого рода (а может быть и для всего живого) влечение, которое придавало бы его жизнедеятельности целесообразность? Мы уже говорили, что природное действует в социальном. Итак, во всех проявлениях природного мы найдем нечто общее: влечение к сохранению вида. Жизнь есть высшая, конечная и единственная цель жизни. Быть - универсальный закон всего сущего, в том числе и человеческого сообщества. Это общее, универсальное влечение, пронизывающее всю жизнедеятельность человека по сути своей социально, так как вид социален. Все без исключения действия и поступки человека соответствуют этому принципу. Тот, кто заботится о себе, добывает себе пропитание, оберегает свое здоровье, следует влечению сохранения вида, так как сам является частью вида. Тот, кто бежит с поля боя, также соответствует требованиям влечения к сохранению вида по той же причине. Человек, совершающий подвиг, сознательно жертвующий в бою своей жизнью, тоже удовлетворяет требованию сохранения вида, так как спасает жизнь своих товарищей. В этом смысле влечение к сохранению вида как абстрактный принцип стоит вне нравственности. Он тождественен самой жизни и может быть принят как ее определение. Между прочим, история науки знает такие попытки. Так, в конце XVII в. французский ученый Пьер Бейль определил жизнь как сопротивление смерти.

Не надо специально доказывать, что половые отношения людей (отношения полов) также удовлетворяют требованиям влечения к сохранению вида.

Влечение к сохранению вида существует как общий закон нормально функционирующего человека (но не общества, которое функционирует по своим специфическим законам). Конкретно, в человеческом существе оно присутствует как система витальных (жизненных) влечений главные из которых: влечение к самосохранению, вытекающее из него влечение к борьбе, влечение к продолжению вида. Их специфика такова, что они не содержат в себе информации о предмете своего удовлетворения. Они являются лишь абстрактными требованиями общего характера, намечающими тенденции человеческой деятельности и включаются в зависимости от отражения значения каждой конкретной жизненной ситуации. Как правило, эти влечения не осознаются, а переживаются человеком как эмоциональные состояния. Наиболее ярко такое переживание проявляется в экстремальных ситуациях, именуемых в экзистенциализме пограничными. В таких ситуациях витальные влечения проявляются, так сказать, в чистом виде, обнажая, делая зримой, глубинную сущность человека вообще, скрытую у каждого конкретного индивида личностью (единичным). Наблюдение людей в таких ситуациях, по мнению философов экзистенциалистов, может позволить понять подлинную природу человека. С этим мнением вполне можно согласиться.

Теперь отметим, что в том, о чем мы сейчас говорим, еще не просматривается личность, конкретный человек. Личность, индивидуальность формируется в процессе включения человека в различные виды деятельности, предлагаемые ему обществом, соответствующие индивидуальным особенностям каждого отдельного человека и осуществляемые на различных уровнях общения с другими людьми. В деятельности формируются и конкретные человеческие потребности, отвечающие требованиям указанных влечений. Отметим, что наличием биологических закономерностей, хотя и действующих в социальном, природа человека не исчерпывается. Есть еще специфические, сугубо социальные законы, присущие только человеческому сообществу, которые являются доминирующими для человека, определяют конкретные формы его существования и развития. И здесь наконец мы подходим к ответу на вопрос: зачем нужна любовь?

С появлением и развитием социального происходит освобождение человеческого существа от инстинктов. Инстинкт отличается от влечения тем, что в нем наследственно закреплен не только импульс к действию, но и структура самого действия. Инстинкт - это наследственная стереотипная реакция [35,124]. С появлением сознания, главного социального качества человека, врожденные структуры действия, обеспечивающие витальные потребности, отмирают. Да они и не могут помочь в чрезмерно усложнившемся, быстро меняющемся мире людей. Теперь структуры деятельности должны вырабатываться человеческим сознанием каждый раз заново, силой его творческой активности. Но сознание - это сугубо специфическое явление, чисто социальное, не содержащее в себе уже ничего биологического.

Это проекция социального в психику человека. Оно детерминировано только социальными, специфическими закономерностями, которые никак не содержат в себе влечения к сохранению вида. Сознание, «свободно» распоряжаясь влечениями человека, может превратить их в источник наслаждений. (В этом выборе само сознание не свободно, оно детерминировано культурой, навязывающей свой стиль поведения, выгодный, например, индустрии развлечений). Так сексуальное влечение может использоваться в русле совершенно противоположном принципу сохранения вида, и сопровождаться стремлением избежать зачатия, частой сменой половых партнеров, применением противоестественных, способных нанести вред психическому здоровью партнера форм сближения и т.п. Сознание вступает в противоречие с влечениями, возникает опасность нарушения принципа сохранения вида. Поэтому однажды влечение взрывает сложившуюся рациональность сознания, подчиняя его своим требованиям, заставляя формировать адекватные себе структуры поведения. Действуя в социальном и через социальное, влечение превращается в любовь. Влюбиться может любой человек, независимо от его мировоззрения, образа жизни и социального положения. (За теми исключениями, которые мы рассмотрим во второй части книги). Влюбиться может преуспевающий чиновник, преступник и даже проститутка. В повести «Палач» П.Ф.Лагерквист рассказывает о влюбившемся палаче.

Поведение влюбленного кажется странным, любовь описывают как великую страсть, как поражающее человека безумие [5,162]. Притворяющийся сумасшедшим Гамлет воспринимается вначале как влюбленный. Король говорит королеве о доносе Полония:

Он говорит, Гертруда, что нашел

На чем Ваш сын несчастный помешался 1

Далее происходит такой диалог.

ПОЛОНИЙ:

Он впал в тоску, утратил аппетит,

Утратил сон, затем утратил силы,

А там из легкого расстройства впал

В тяжелое, в котором и бушует,

На горе всем

КОРОЛЬ:

Вы тех же мыслей?

КОРОЛЕВА:

Да. Правдоподобно.

А вот как сам Гамлет описывает состояние влюбленного:

ГАМЛЕТ:

Я знать хочу, на что бы ты решился?

Рыдал? Рвал платье? Дрался? Голодал?

Пил уксус? Крокодилов ел? Все это

Могу и я.

Однако в поведении влюбленного есть своя логика. Психология влюбленного характеризуется следующими моментами 1.

Влюбленному (влюбленной) нужна не женщина (мужчина) вообще, а именно эта женщина (мужчина). 2.

Влюбленность смягчает половое влечение. Не уменьшая желания, она намного облегчает воздержание. 3.

Бесполезно пугать несчастьями людей, которых хотят разлучить. Вернейший знак влюбленности в том, что человек предпочитает несчастья вместе с возлюбленной (возлюбленным), любому счастью без нее (без него). 4.

Человек может испытывать любовь до осуществления полового акта, даже до начала половой жизни вообще. 5.

Сила любви не дает остыть чувствам мужчины и женщины, и после угасания мощных биологических стимулов полового влечения.

В соответствии с требованиями закона сохранения вида люди делятся на мужчин и женщин. Разделение на мужчин и женщин, как и разделение на самку и самца у многих животных возникло потому, что беременный организм становится беззащитным и неспособным обеспечивать свою жизнедеятельность. В этот период заботиться о нем и защищать его должно существо противоположного пола. Для этого женщина должна быть выбрана им как единственная, несмотря ни на что, вначале, до половой близости, как объект ухаживания (что позволяет адаптироваться друг к другу), затем как объект полового влечения и наконец, как субъект отношений. Женщина же должна при этом отвечать ему тем же.

Итак, смысл любви состоит в том, чтобы заставить человека преодолеть внутренние и внешние препятствия (связанные со сложившимися в сознании представлениями и ценностями и с особенностями окружающей социальной среды), подавить, если необходимо, биологическое влечение к самосохранению и соединиться с конкретным человеком противоположного пола в целях продолжения вида. За мыслями и чувствами твоими, брат мой, стоит могущественный господин, неведомый мудрец - самость имя ему. В твоем теле живет он, он и есть тело твое.

Ф. Ницше