Душавидитивкушаетизобилие, бесценныебогатства, находитсебетототдыхипокой, какойтолько пожелает, ипонимаетлюбыенепостижимыетайны Бога... ОначувствуетподобнуюБожьейвеличественнуювластьисилу, превосходящуюлюбуюдругуювласть исилу; онавкушаетчудесныесладостиидуховныенаслаждения, находитистинныйпокойиБожественный свет, иимеетвысокиепереживаниязнанияБога...
Св. ХуандепаКруз, «.Духовнаяпеснь»
Он начал переживать сильное замешательство. По нему проходили волны жара, и он вспотел. Он начал ощущать дрожь и тошноту. Почти внезапно он оказывался на вершине «американских горок», затем, постепенно срываясь в пропасть, терял контроль и устремлялся вниз. Ему пришла s голову аналогия этой ситуации с заглатыванием бочки с динамитом с уже зажженным запалом. Бочка вот-вот должна взорваться, а он ничего не может с ней сделать. Это ему совершенно неподвластно.
Последнее, что он мог вспомнить, когда скользил по «американским горкам», это грохот музыки, звучавшей с такой силой, словно на него надели тысячу наушников. Его голова была огромной, и он ощущал, что имеет тысячу ушей, где в каждом слышалась разная музыка. Это было величайшим замешательством, которое ему доводилось когда-либо испытывать. Он умирал прямо здесь, и ничего не мог с этим поделать. Единственное, что ему оставалось, - идти навстречу этому. В него проникали слова «доверие» и «повиновение», и вдруг, подобно вспышке, он ощутил, что больше не лежит на кушетке и не имеет своей обычной личности. В один момент перед ним пронеслись несколько сцен.
В первой сцене он погружался в болото, заполненное отвратительными существами. Эти существа приближались к нему, но не могли до него добраться. Лучше всего он мог
описать катание на «американских горках» и полную потерю контроля, сравнивая это с ходьбой по чрезвычайно скользкой поверхности. Сначала была какая-то твердая поверхность, а затем все становилось нетвердым, скользким и не за что было ухватиться; он падал, погружаясь все дальше и дальше в забвение. Он умирал.
Вдруг он оказался посреди площади средневекового города. Площадь была окружена фасадами готических соборов. Он видел их гаргульи, расположенных на венчающих карнизах животных, людей, каких-то существ в виде полулюдей-полуживотных, дьяволов и духов. Все они - а он видел их как персонажей картин Иеронима Босха - выходили из своих соборных ниш. Они шагали ему навстречу!
Как только все эти существа стали протискиваться к нему, он начал испытывать сильную агонию, боль, панику, ужас и страх. Между его висками ощущалась линия давления, он умирал. Затем он умер. Смерть полностью наступила тогда, когда давление в его голове окончательно его переполнило и он был унесен великим потоком в другой мир.
Новый мир, с которым он встретился, нисколько не был похож на предыдущие. Теперь паника и ужас ушли. Здесь были новые страдания, но в них он был не одинок. Каким-то образом он участвовал в смерти всех людей. Он начал переживать Христовы страдания. Он был Иисусом, а также был Каждым, и все они совершали свой, подобный погребальной процессии путь на Голгофу. В это время в его переживаниях больше не было замешательства. Его видение было совершенно ясным.
Ощущаемая им печаль была просто мучением. Затем он начал осознавать выступившую на оке Божьем кровавую слезу. На самом же деле он не видел ока Божьего, а видел слезу, и она начала проливаться на весь мир, поскольку сам Бог участвовал в смерти и страданиях всех когда-либо живших людей. Процессия продвигалась к Голгофе, и там его распяли вместе с Христом; он был всеми людьми. Он был распят и умер.
После того, как каждый умер, он услышал музыку, самую возвышенную из всей, которую ему когда-либо приходилось слышать. Он слышал голоса поющих ангелов, и все умершие люди начали медленно подниматься. Это было подобно рождению; смерть на Кресте свершилась, а затем раздался свистящий звук, словно с Креста1 сорвался ветер и устремился в иной мир. Все вокруг него начали подниматься, и толпы людей образовали гигантские процессии, идущие к огромным соборам, наполненным светом свечей, золотом и благовониями. В это время чувство личности у него отсутствовало. Он присутствовал во всех процессиях, и все процессии присутствовали в нем. Он был каждым мужчиной и каждой женщиной.
Вместе со всеми окружавшими его людьми он начал подниматься к свету, все выше и выше, проходя мимо величественных белых колонн. Толпы людей оставили позади себя голубые, зеленые, красные и пурпурные краски и золото соборов и одеяний. Все они розовели в белизне, двигаясь между огромными чисто-белыми колоннами. С высоты доносилась музыка, все пели, а затем пришло видение. Это видение не было похоже ни на что виденное ранее; оно обладало особым качеством, убеждающим его в том, что оно было ему даровано. Его коснулась плащаница Христа. Однако она коснулась не только его; скорее она коснулась всех людей, и вместе с тем, в прикосновении ко всем, она коснулась его.
Одновременно с прикосновением плащаницы произошло несколько событий. Он стал очень маленьким - таким же маленьким, как клетка, таким же крошечным, как атом. Все люди выражали смирение и кланялись. Он наполнился покоем и чувством радости и любви. Он окончательно возлюбил Бога. Пока все это происходило, прикосновение плащаницы казалось подобным прикосновению провода с высоким напряжением. Все взорвалось, и этим взрывом отбросило людей в место, высочайшее из всех, - в сферу абсолютного света. Неожиданно все умолкло. Музыка прекратилась. Все звуки исчезли. Это было подобно нахождению в центре источника энергии, подобно бытию в Боге - не просто нахождением в присутствии Бога, но пребыванием в Боге, участием в Боге.
Это длилось недолго (хотя на протяжении всего переживания он осознавал, что время ничего не значит), и он начал опускаться вниз. Мир, в который они теперь опускались, не был похож ни на один другой из когда-либо им увиденных -это был мир великой красоты. Там величественно пели хоры, и во время пения «Священных песнопений», «Славы в вышних к Богу» и «Осанны» был слышен голос Оракула: «Ничего не желай, ничего не желай», «Ничего не ищи, ничего не ищи».
В этот период его посетили многие другие видения. Одно, главное, видение включало в себя то, как он смотрел сквозь землю на основание Вселенной. Он опустился в глубины и открыл ту тайну, что превозносила Бога как из глубин, так и с высот. И в преисподней -также можно было узреть свет. Преисподняя была наполнена множеством камер с заключенными. Когда он проходил через эти камеры, двери открывались и узники выходили славить Бога.
Еще одно впечатляющее видение этого сеанса - фигура, идущая по широкой, красивой реке, протекающей по большой долине. На водной глади медленно и плавно текущей реки цвели кувшинки. Долина была окружена очень высокими горами со множеством стекавших с них ручьев. Вдруг донесся голос: «Река жизни течет в уста Божьи». Он очень хотел оказаться в этой реке и не мог сказать, гуляет ли он по реке или же сам является ею. Река текла, и текла она в уста Бога. Толпы людей и стаи животных - все твари Божьи - сливались ручьями в главный поток реки жизни.
Как только сеанс приблизился к концу, он снова очутился в той же комнате, где все начиналось, и продолжал ощущать трепет, смирение, покой, благость и радость. Он был четко убежден, что пребывал с Богом в центре вселенской энергии. У него все еще оставалось чувство, что вся жизнь - это одно, и что река жизни в самом деле течет в уста Божьи, и что между людьми нет различия, будь то друзья или враги, черные или белые, мужчины или женщины, - все является единым.
Описанное выше является рассказом священника о сеансе с глубокими переживаниями, в котором он встретился с четвертой перинатальной матрицей. И хотя его образы и
символизм были явно христианскими, те же самые сущностные темы во время переживания БПМ-IV вновь и вновь посещают людей различной религиозной и этнической принадлежности. Темы смерти и возрождения выступают здесь на первый план как противоборство между гневными демонами и божествами, как отождествление .со страданиями всего человечества и откровение по поводу самой природы Вселенной. Как и другие матрицы, БПМ-IV, является сочетанием воспоминаний самых основных биологических событий, связанных с рождением, и их духовных и мифологических параллелей.