В наших летных экспериментах у 44 человек при исчезновении действия силы тяжести (как правило, сразу после кратковременной (0,5-1,5 с), «застопоренности» поведения (стрессовая реакция «Что такое? Как быть?!») возрастала эмоционально-двигательная активность. У всех таких испытуемых ярко проявлялись две фазы в динамике стрессовой активности. Первая фаза характеризовалась возникновением непроизвольных двигательных реакций на фоне чувства испуга и представления о падении. Вторая фаза, сменявшая первую на 3 -5-й секундах режима невесомости, также отличалась активизацией эмоционально-двигательных реакций. Но это были уже совсем другие — экстатические эмоциональные переживания (радость, восторг, эйфория). Таким образом, реакции этой группы испытуемых и в первой, и во второй фазах характеризовались активизацией эмоционально-двигательных реакций (АР). Рассмотрим подробнее эти реакции.

Двигательная активность 44 человек, составивших эту первую группу, сначала в невесомости была непроизвольной, рефлекторной. Люди взмахивали руками, хватались за окружающие предметы или сильнее сжимали те, за которые держались. В структуре этих движений, защитных в ситуации падения, можно было выделить: 1) «лифтные» реакции (поднимание растопыренных рук с готовностью ухватиться за что-либо). Такие реакции впервые заметили в скоростных лифтах; 2) «хватательные» реакции (если было за что схватиться) и 3) «реакции поиска опоры» (ноги напряженно подтягивались в готовности упереться о дно «пропасти»).

Важной особенностью испытуемых первой группы было то, что у 39 из них после кратковременной первоначально эмоционально неокрашенной пространственной дезориентации, при уменьшении силы тяжести до нуля возникало по-разному выраженное чувство страха, а у иных — ужаса. Эти ощущения были связаны с появлявшимся в этот момент представлением о падении «вниз», проваливании.

Данные наблюдения, киносъемки и опроса испытуемых показали, что, за редким исключением (см. ниже), чем более стремительным казалось падение, тем сильнее было чувство страха и тем более интенсивными были защитные движения испытуемых. С ужасом «падали», размахивая руками, 5 человек. В страхе, подняв руки, «проваливались» 10 испытуемых. Чувство медленного опускания было у 24. Оно сопровождалось однократным подниманием рук или усилением сжатия кистей рук, если человек держался за что-либо перед началом невесомости.

Рис. 10. Невесомость в кабине самолета ТУ-104 А № 42396:

Вверху на заднем плане Крыжанский — бормеханик (судорожно ухватился за поручень на потолке — «хватательная реакция») Слева А.М. Клоч ков — начальник отдела авиационно-космической медицины (№ 28) Летноисследовательского института, справа JI А. Китаев-Смык — ответственный исполнитель исследований влияния невесомости на людей и животных (у Клочкова и Китаева-Смыка отчетливо заметны «лифтные реакции»). Снимок сделан в 1961 г. во время одного из первых полетов с созданием кратковременной невесомости. На заднем плане мишень для исследования влияния невесомости и перегрузки на систему «глаз-рука» во время стрельбы, контейнер для изучения поведения белых мышей в невесомости Пол кабины самолета застелен мягкими матами из многослойной пористой резины (архив автора)

Представление о падении «вниз» сохранялось, как правило, на протяжении не более чем первых 3-5 с режима невесомости, после чего оно резко исчезало, сменялось представлением о стабильности окружающего пространства, т е. наступала вторая фаза реагирования. У 5 человек чувство падения сохранялось дольше, подчас на протяжении всего режима невесомости, они испытывали ужас с полной дезориентацией в пространстве и времени, потеряв контакт с окружающими людьми.

Из протокола наблюдений за одним из этих пятерых, испы туемым Е-вым: «Во время полета до наступления невесомости сидел, беседуя с врачом (автором этой книги). С первых секунд невесомости появилось двигательное возбуждение, сопровождающееся лифтными и хватательными реакциями, непроизвольным, нечленораздельным криком и выражением ужаса на лице (брови подняты, глаза расширены, рот открыт, нижняя челюсть опущена). Схватившись за какой-либо предмет, испытуемый не мог удержать его, т к. руками продолжал взмахивать».

У испытуемого Е-ва «хватательная» реакция не становилась завершением поисковой, лифтной. То ли потому, что после хватания за опору яркое ощущение падения продолжалось, или потому, что защитная программа поиска опоры была очень уж интенсивна, генерализована и «не хотела» завершаться, «не веря» в опору.

Такая генерализованная, «отказывающаяся» от успешного завершения эмоциональная защитная реакция — «Все пропало!» — характерна для «пугливых людей» не только в невесомости.

Эти реакции у испытуемого Е-ва наблюдались на протяжении всего первого режима невесомости — 28 с. Вступить с испытуемым в словесный контакт при этом не удавалось. Об этих своих реакциях испытуемый сразу после окончания режима невесомости ничего не мог вспомнить. При просмотре после полета кинофильма, в котором было заснято его поведение в невесомости, он был крайне удивлен увиденным.

Из отчета испытуемого Е-ва: «Я не понял, что наступило состояние невесомости. У меня внезапно возникло ощущение стремительного падения вниз, в черную бездну. Мне казалось, что все кругом рушится, разлетается. Меня охватило чувство ужаса, и я не понимал, что вокруг меня происходит».

В отдельных случаях при ярком представлении о падении, сопровождавшемся чувством ужаса, в невесомости возникало нарушение зрительного восприятия. Испытуемые сообщали, что перестали «видеть и понимать, что происходит вокруг». Согласно данным киносъемки, у них возникали в невесомости мимические реакции, характерные для сильного испуга, однако закрывания глаз при этом не было.

Как правило, на третьей — пятой секундах режима невесомости у испытуемых этой группы первая фаза стрессового реагирования сменялась второй фазой. Чувство страха заменялось положительным эмоциональным переживанием (радости, счастья, экстаза), которое испытуемые характеризовали как очень приятное. Часто это чувство связывалось с отсутствием веса тела: «Удивительно приятное освобождение от тяжести тела» (из отчета испытуемого Р ), «невозможно передать радость свободного парения» (из отчета испытуемого Д.).

Во второй фазе реагирования на невесомость, в состоянии эйфории, способность к адекватной оценке окружающего и самоконтроль у испытуемых первой группы были понижены хотя случаев полной потери контакта с окружающим (как во время первой фазы) замечено не было [Китаев-Смык JI.А., 1963 б; Китаев-Смык Л. А., Зверев А.Т., 1963, 1965]. Известно, что чрезмерные эмоции радости в экстремальных ситуациях, требующих холодного расчета (конструктивного реагирования), могут стать не менее губительными, чем страх, испуг.

У лиц первой группы приятно возбужденное состояние сохранялось после приземления до конца дня. Трудно дифферен цировать, было ли оно затяжной «эйфорией невесомости», либо восторгом от необычайности того, как они невесомыми летали по кабине самолета. Тогда эти исследования были засекречены и причастность к государственной тайне могла обострять эйфорию.

При многократных полетах было замечено, что испытуемые первой группы, пообедав до полета (съев обед из четырех блюд), сразу после полета (через 2—2,5 ч) радостно вновь шли в столовую еще раз поесть (снова обед из четырех блюд). Такая постстрессовая эйфоризированная (радостная) булимия (обжорство) появлялась у этих людей только после их участия в полетах с режимами невесомости. Столь повышенный «послеполетный аппетит» сохранялся у многих из них, когда эти испытуемые становились уже адаптированными к невесомости, т. е. и тогда когда эмоции, характерные для стресса невесомости, у них в по летах уже не возникали.

С позиции зооантропологии такой феномен булимии можно рассматривать как эйфоризированную страсть к « поеданию врага» после своего спасения благодаря победе над ним. 2.2.5.